Кто сказал, что ее действие надолго замедлено?

Кто сказал, что она прямо сейчас и рядом с моим сыном не рванет?

Мало, что его гениальное темнейшество сказало!

У него же мания величия к титулу прилагается — его возвращения не только мы, но и все взрывы послушно дожидаться будут?

Вот сколько, спрашивается, можно к Всевышнему бегать?

В самый критический момент и с нулевым результатом.

Я же сразу говорил, что туда нужно профессионала, знающего толк в переговорах, отправлять.

Хотя бы в составе делегации.

Хотя бы с правом совещательного голоса.

Ладно, дело прошлое — главное, что профессионал сейчас в нужном месте оказался.

Узнав о появлении бледной немочи на земле, мы с Татьяной мгновенно пришли к единому решению.

В смысле, решение приняла она — а я рядом стал, как и положено ее хранителю.

Сразу реализовать его не получилось — вот не надо было позволять Татьяне его мысленно оглашать!

Макс, вот не лез бы ты, куда не звали — я без тебя знаю, что меня к Татьяне переносит, потому что я ей всегда нужен!

Нет, лучше позвать — в прошлый прыжок на землю он тоже свою долю сложил.

Если снова с курса собьет — плевать, главное, чтобы на землю.

Там доберемся до места как-нибудь.

Почему не вышло?

И не надо мне здесь, что все дело в отсутствии его темнейшества — он сам говорил, что главной движущей силой Татьяна является.

Если только опять клинья к ней не подбивал.

И точно не надо его на Стаса менять — этот нам такое ускорение придаст, что землю обогнем и назад вернемся.

Кто сказал, что мы собственному сыну больше не нужны?!

Татьяна?!

Это не Татьяна, это паника в ней криком кричит.

А у него при первой же возможности выясню, кто ему эту дурь в голову втемяшил.

Выяснил — оказалось, что это я себе голову ерундой забиваю.

Отдал трубку Татьяне, чтобы не сорваться.

На всех сразу.

Хоть у кого-то должна же голова холодной в решающий момент оставаться.

Так и вышло.

То, что пришел час Х, я понял сразу — орет Стас всегда, но такой перекошенной физиономии я у него еще не видел.

Татьяна бросилась к Максу.

Стас умудрился брякнуть что-то о ее бесполезности.

Резко сменив курс, она бросилась на него — в те моменты, когда она вперед меня выскакивает, даже я ее не останавливаю.

У Стаса профессиональное чутье сработало — правильно подсказав ему, что в первую очередь нужно глаза прикрывать.

И только у меня хватило головы дотолкать их обоих до Макса — и через мгновенье на землю.

Бросив быстрый взгляд по сторонам, мы с Татьяной увидели то, что, в принципе, и ожидали — где-то там, в толпе этих беснующихся зомби, был наш сын.

Переглянувшись, мы с ней кивнули друг другу, сделали пару шагов в разные стороны и реализовали, наконец, принятое ею решение — приняли облик нашего сына.

Эта мысль возникла у нее сразу после того, как бледная немочь появился на земле.

Оказалось, что она все это время не просто так в своем батискафе сидела, а вела оттуда скрытое даже от меня, но пристальное наблюдение за ним.

При всех дифирамбах ангельским детям, при упоминании о характеристиках, составленных нашим сыном, у него верхняя губа вздергивалась.

Вот всегда бы занималась тем, что у нее лучше всего получается, подумал я, вместо того, чтобы талантами сверкать.

Бледная немочь явно воспрял духом, когда у аналитиков возникли сомнения в толковости этих переиначенных нами характеристик.

Вот говорил же я, что нужно их позапутаннее переделывать, крякнул я с досадой.

Он даже на тренировках именно на меня нападал с особо личной неприязнью.

Вот знал бы я, что она за мной наблюдает, не поддавался бы Стасу, смахнул я слезу умиления.

Одним словом, как всегда в тех случаях, когда речь шла о враждебности по отношению к нашему сыну, ее наблюдательность оказалась начеку.

И хотя мы оба понятия не имели, зачем бледную немочь отправили на землю, но нам обоим такая бомба ненависти неизвестно, насколько замедленного действия, рядом с нашим сыном была не нужна.

Как ее отключить, мы тоже не знали — оставалось только заставить ее рвануть где-то в другом месте.

И я сразу догадался, как — однажды она точно также, в полном сознании и с широко открытыми глазами, направила нашу машину, со мной в ней, в аварию, подготовленную для нашего сына — вместо него.

И кто-то будет мне говорить, что она не прирожденный хранитель?

Наши инструкторы не в счет — они только по формальным признакам судят.

Но справедливости ради, свою формальную работу и они выполнили — внушили ей, что ответственный хранитель всегда советуется со старшим и более опытным коллегой.

Особенно с таким, который всегда открыт к обсуждению любых предложений.

Чтобы не расхлебывать потом их последствия.

На пределе всех сил.

Одним словом, вступили мы с Татьяной в ту битву в едином порыве.

Который потом почему-то ушел вместе с ней.

Оставив меня лицом к лицу с единственным фактом, который я не учел.

Толпа этих зомби мне, понятное дело, и в подметки не годилась.

По одиночке.

Да даже и вместе — в конце концов, я от половины костоломов Стаса не раз, а целых три отбился.

Но такая же толпа таких же зомби наседала и на Татьяну.

А бывших хранителей не бывает — вот меня и притягивало постоянно к ней.

Чтобы принять удар на себя.

Она, правда, демонстрировала чудеса гибкости, уходя от каждого — и меня затопила волна гордости: вот не зря все же я ей дополнительные уроки физподготовки в нашем павильоне давал.

Но вместе со мной к ней притягивало и моих зомби, которые не терялись при виде двух совершенно идентичных жертв, как людям положено, а вообще зверели.

Стас бы сказал: плохая тактика.

Так то Стас — я говорить не стал, я изобретательность в ход пустил.

Она подтаскивала меня к Татьяне, там я быстро давал тумаков ее зомби, привлекая их внимание к себе, и тут же — невероятным усилием воли — устремлялся от нее, уводя за собой свой хвост с пополнением.

На третьем челночном движении я уже вошел в бодрый ритм — и тут-то меня холодом и пробрало.

— Чего за хрень? — прогрохотало у меня в сознании замогильным голосом из склепа. — Откуда еще один мелкий взялся?

— А вон еще один, — отозвался другой с нездоровым возбуждением.

— Здорово, орлы! — вызвал я и этот удар на себя.

— Ты, что ли? — не заставил просить себя дважды подзатыльник. — Опять по тылам шаришь?

— Ничего себе, по тылам! — возмутился я. — Я, по-моему, в самой гуще!

— А ты который? — обошлось на этот раз без рукоприкладства.

— Неважно, — небрежно отмахнулся я. — Другой — это Татьяна.

— Ее ты зачем сюда притащил? — зазвенело у меня в левом ухе не только от мысленного рева.

Тут же удалившегося в сторону Татьяны.

Глянув туда, я увидел, что зомби вокруг нее начали валиться наземь гроздьями.

Я увлек туда своих, чтобы и они без внимания не остались — и прямо у меня на глазах Татьяну отшвырнуло в сторону.

С такой силой, что она совсем не изящно грохнулась на землю.

И больше не шевелилась.

— Вы вообще охренели? — заорал я. — На кого руку подняли?

И тут же улетел вслед за ней.

Поднявшись на четвереньки, я принялся тормошить ее, приложил ухо к груди, она слабо пошевелилась — и на нас обрушилась Ниагара.

Вот не ожидал я такого от любимой стихии!

Выжав этот груз на плечах, я кое-как приподнялся, шаря вокруг руками в поисках хоть какой-то части тела Татьяны, за который можно было потянуть.

И тут же рухнул прямо на нее, сбитый с ног каким-то кретином, который решил освежиться рысцой под водопадом.

Я вытолкал ее оттуда головой, передвигаясь на четвереньках для устойчивости и гоня ко всем темным мысль о том, что в такой массе воды даже я ориентацию потерять могу.

Упала Татьяна на спину и, конечно, наглоталась воды — я взялся за искусственное дыхание.