И в новый отдел карающий меч попал, отнюдь не пожертвовав своим драгоценным постом — ежедневную и, следует понимать, круглосуточную связь с его сворой ему милостиво оставили.

О том, что наши потомки начали самостоятельную игру, мы также узнали с его слов. Причем, именно в тот момент, когда Гений объявил о своем возвращении.

И когда он созвал эти переговоры, когда он вознамерился донести слово главы светлых, явно противоречащее их планам, до земли, когда он изыскал способ обойти все их преграды на нашем пути туда — они не погнушались пустить в ход против превосходящего всех их вместе взятых ума единственное незнакомое ему орудие: ослепленного представителя столь презираемого ими человечества.

Как потешался, должно быть, карающий меч, когда я предложил ему остаться на месте и послужить прикрытием нашей не столь уже, как выяснилось, тайной миссии …

Нам действительно придется вернуться. И остаться в этом новом отделе — подписанные контракты не оставили ни малейших лазеек. Кроме одной. Покинуть этот отдел придется карающему мечу — в силу профессиональной непригодности. После того как я подавлю — до основания и навсегда — все те змеиные извивы в его голове, которые он называет извилинами.

Отныне подавляющая часть моего сознания займется именно подавлением. Везде. В рабочем помещении, во время разминки — особенно во время разминки! — и уж непременно на втором этаже, во время его контактов со своими цепными псами …

— Слава Верховному, хоть один живой! — загрохотал у меня в голове ненавистный голос. — Что там у вас творится? Чего все в молчанку играют? Я понимаю — давно мелких не видели, но чего квохтать? По ушам им надавать, к порядку призвать, инструкции передать — чего застряли? Аксакал уже от своих вышел — мои орлы замотались перед ним выскакивать, чтобы от ставки отвести!

Откровенная издевка карающего меча мгновенно вызвала у меня импульс не откладывать с началом подавления до возвращения в центр сплетенной им паутины.

Не вышло.

Великодушным правящим праведникам оказалось мало сорвать планы величайшего во всей нашей совместной истории интеллекта — согласованные с их собственным, между прочим, верховным руководством. Их даже это не остановило — они пошли ва-банк, решив разрушить эти планы окончательно и бесповоротно.

Все это время Марина продолжала бушевать, изливаясь огнедышащей лавой на любое обращенное к ней слово. Ее яростные контраргументы оглушили, следует понимать, всех вопрошающих ничуть не хуже, чем меня — подлость и низость очередного демарша правящего течения. Именно поэтому, очевидно, никто не расслышал ни скрежета ключа в замке входной двери, ни шагов на террасе, ни легкого скрипа на входе в нашу западню.

Но я при этом все же не был загипнотизирован метаниями Марины по этой ловушке — и оказался единственным, кто сразу заметил, как за ее спиной нерешительно, бочком протиснулась через едва приоткрытую дверь хозяйка дачи.

— Марина, что здесь происходит? — с опаской бросила она в спину подруги, рубящей рукой воздух перед собой. — Что они уже натворили?

Марина замерла на полуслове, шумно сглотнула, проглотив уже наполовину вырвавшееся одно из наиболее грязных выражений карающего меча и, резко обернувшись на месте, шагнула к явно незваной гостье. Перекрывая той обзор комнаты. Но все же явив — мельком, в полуобороте — часть ее.

— Кто это? — отшатнувшись, выдохнула незваная хозяйка полузадушенно и чуть не упала, когда чуть приоткрытая дверь от толчка распахнулась.

— Светка, стоять! — рявкнула Марина, подхватывая ее. И предоставив ей полный обзор поверх своего плеча.

— А это кто? — перевела та выпученные глаза с приподнимающейся со стула Татьяны на ее оцепеневшего бывшего хранителя — и тут же зажмурилась, мучительно скривившись и отчаянно тряся головой.

— Светка … все нормально …. ты только дыши поглубже, — порциями выдавила из себя Марина, отдуваясь.

К ней уже подоспел на помощь сын хозяйки места крушения всех наших начинаний. Но даже их объединенных усилий не хватило, чтобы удержать ее на ногах — она грузно осела на пол, вскинула подозрительный взгляд на сына, облегченно перевела дух и, закрыв глаза, принялась дергать Марину за брюки.

— Марина, у меня с головой чего-то не то, — просительно протянула она, все также крепко зажмурившись. — Давай Скорую вызывай!

— А вот теперь нам действительно пора, — послышался у меня в сознании решительный и собранный голос Гения. — Наши планы нуждаются в существенной корректировке.

После переселения на новое место обитания у Первого установилось прочное перемирие с его своевольным творением. На некоторое время.

Ему даже показалось, что мир наконец полностью принял его — после того как он вложил в него не только полет своей фантазии и строгие принципы логической связи всех его частей, но и частицу самого себя.

Их с Лилит … и с Малышом, в очередной раз поправил Первый себя — новое место устояло перед напором холода. Еле-еле — в какой-то сотне шагов от горячего водоема без мохнатых покровов уже было не обойтись — но все же устояло. И вскоре оказалось полным всевозможной живности, притянутой, как и он в свое время, ощущением живительного тепла.

Их первых зверьков он перенес туда, как только отошел от шока при виде Малыша. В последнем ему существенно помогла Лилит, ревниво отобравшая у него новое создание, лишь только то недовольно закряхтело, и тут же поинтересовавшаяся, почему он вернулся с пустыми руками.

Полная охапка веток для сооружения ограды для тех самых зверьков достойной ношей ей не показалась. Зато ей показалось совершенно нормальным отправиться за зверьками самой … нет, опять поправил себя Первый, с Малышом в руках.

— Лилит, назад! — вскочил Первый на ноги. — Нельзя в холод — замерзнешь! И его заморозишь!

Она послушно остановилась, развернулась и направилась назад к нему — только для того, чтобы подобрать с земли брошенные ранее покровы, набросить их на себя одной рукой и тут же двинуться в прежнем направлении.

Из-под покровов послышались короткие, резкие, возмущенно требовательные звуки. Ну вот, успел подумать Первый, даже новосозданное существо понимает всю абсурдность этой затеи!

Забыв об осторожности, он полетел вслед за ними и преградил ей дорогу уже у самых деревьев.

— Ему туда нельзя! — воззвал он к ее неизменному пристрастию к мелкой живности. — Ему нужно оставаться в тепле — ты же слышишь, что он туда не хочет!

— Он хочет кушать! — запальчиво возразила ему Лилит, топнув ногой. — Еда там. Чем его здесь кормить?

Кормить здесь было нечем ни новосозданное существо, ни Лилит. Что не только нарушало принципы функционирования его мира, но и ставило под угрозу неожиданную благосклонность последнего.

— Я сам! — клятвенно заверил его Первый. — И быстро!

Первыми он все же решил перенести в новое место их зверьков — они холод сильнее оранжевых монстров чувствуют. Кроме того, предоставляемая ими пища намного питательнее. Да и одеревенели они уже от холода, вспомнил он немеющее ощущение в собственном теле — значит, сопротивляться не будут.

Оказалось, что парализовать их способность к сопротивлению жгучему холоду не удалось — помешали естественные меховые покровы, о которых Первый в порыве сострадания забыл. Косматая коза боднула его острым рогом в бок, как только он попытался поднять на руки ее уменьшенную копию — лохматые псы тут же подхватились на все четыре лапы и, приняв его спросонья за ночных охотников мира, бросились на него с угрожающим рычанием.

Ну и ладно, отскочив, подумал Первый с обидой, пусть еще померзнут — до полного прояснения сознания.

Он набрал полные руки плодов, отдав предпочтение оранжевым фаворитам Лилит — она тут же побежала мыть их в водоеме.

У лохматых сознание все еще не прояснилось даже после его третьего полета за плодами.

Чего не скажешь об ушастых. Те покорно давались ему в руки, через которые он перекинул добрую их половину, а остальных — без каких-либо возражений — сгреб за уши, зажав их в кулаках.