Отлично, ухмыльнулся Первый про себя, пока они оживут, я уже и заграждение им построю. А разбегутся — добавил он мысленное предупреждение миру — так недалеко, отловлю в два счета.

С птицами он тоже быстро справился — у тех ноги сослужили ему ту же службу, что уши у ушастых. В полете, правда, часть птиц почуяла родную стихию и размахалась крыльями — пришлось за шеи перехватывать.

А с яйцами он и вовсе за один раз обернулся — составив гнезда с ними в стопку. Которая, впрочем, слегка уменьшилась к моменту его прибытия в их с Лилит … да-да, и с Малышом! … новое пристанище — балансировать возвышающимся у него над головой, перекрывающим ему видимость и постоянно норовящим завалиться то в одну, то в другую сторону сооружением он приноровился только где-то к середине полета.

Первый решительно отнес потери на счет платы за внезапное миролюбие своего строптивого творения.

К лохматым и рогатым покладистость, однако, никак не возвращалась. В чем Первый убедился, вновь попытавшись оттащить мелкую козу от крупной. Вспомнив угрожающее ворчание Лилит, когда он только попытался руку к Малышу протянуть, он мысленно возблагодарил Творца за то, что тот не оставил ему времени снабдить ее какими-то средствами защиты в его резко изменившемся после наклона оси мире.

Затем — на всякий случай — он взял себе также на заметку никогда не делать резких движений в сторону Малыша. По крайней мере, в присутствии Лилит. Не хотелось проверять, не снабдил ли ее скрытыми средствами защиты мир — в период противостояния своему создателю.

Интересно-интересно, подумал Первый, зависнув в воздухе над припавшими к земле с глухим рычанием лохматыми. А ведь он сам снабдил Лилит средством защиты от холода — сооруженным из их добычи. То-то они вообще от нее отходить перестали с тех пор, как она в покровы облачилась …

А если замаскироваться под нее?

Покровы самого Первого остались возле деревянных помостов на берегу потока — Лилит же сбросила свои, только когда он принес ее в их … нет, тогда еще только их двоих новое пристанище. Туда было ближе. Первый слетал за ними в невидимости — чтобы Лилит не поинтересовалась, почему он не в ту сторону с пустыми руками движется.

Подходить к лохматым пришлось на полусогнутых ногах — покровы Лилит заканчивались на уровне его коленей, и проверять бдительность охранников козы незамаскированными частями тела ему не хотелось.

Лохматые обнюхали его маскировку и озадаченно уселись на землю. Лишенная их поддержки коза снова боднула его, но покровы отразили натиск. Первый быстро подхватил ее мелкое подобие на руки и двинулся в сторону нового пристанища — пешком, для полноты сходства с Лилит.

Ходить, однако, он уже отвык — особенно, согнувшись под покровами и грузом своей ноши. Первый чуть поднялся над землей, поджал под себя — на всякий случай — ноги и продолжил путь в неспешном парении.

Почуяв перемену в ритме движения, мелкая коза издала жалобный звук — крупную словно подбросило, и она устремилась вслед Первому. Оставшиеся в одиночестве лохматые выдержали еще небольшую паузу — для самоутверждения — и замкнули шествие, гордо помахивая хвостами и периодически подгоняя крупную козу коротким рыком.

Так и явился Первый во главе процессии последних беженцев из их ставшей уже непригодной для жизни среды обитания.

Лилит этого даже не заметила.

Когда Первый выплыл наконец из деревьев на пустое пространство перед водоемом, его встретили уже не смолкающие, пронзительные, режущие слух звуки, издаваемые Малышом. Лилит раз за разом пыталась впихнуть ему в рот один плод за другим — он отбивался от них руками и ногами и вертел во все стороны головой, хватая воздух ртом.

Опустив мелкую козу на землю, Первый затоптался на месте, не зная, что делать — появление новых существ в созданных им мирах являлось постпроектным этапом их развития, ответственность за который всецело несли их владельцы.

Мелкая коза встряхнулась на земле — и тут же вступила в дуэт с Малышом. Первый отшатнулся от нее — мимо него шумно протопала крупная, повернулась боком к мелкой и ткнула им ей в нос. Мелкая нырнула носом под подставленный ей бок — и тут же затихла.

Оторопев, Первый заглянул туда же. Затем он даже подполз на четвереньках поближе, предусмотрительно зайдя с обратной от костистых рогов стороны …

И тут его осенило. Поднявшись на ноги, он подошел к Лилит и тронул ее за плечо. Потянувшись с расстояния в пару шагов — как он и ожидал, Лилит яростно зашипела в его сторону.

— Смотри, — ткнул он пальцем в направлении коз — а потом в неизменно приводящую его в восхищение часть тела Лилит.

Она нахмурилась, переводя взгляд с одного указанного объекта на другой, недоуменно дернула бровями, скептически поджала губы — но все же осторожно повернула голову Малыша к своей груди.

Резкие звуки тут же прекратились. Сменившись энергичным чмоканьем. Лилит подняла к Первому лицо с сияющей улыбкой.

Для соблюдения всех принципов своего мира он принес и положил рядом с Лилит по паре всех доставленных плодов, гнездо с яйцами и, подумав, одну из птиц, которым он случайно свернул по дороге шею. Как и следовало ожидать, Лилит сразу потянула руку к самому крупному оранжевому плоду.

— Нужно помыть, — протянула она его Первому.

Тот отвел душу, надраивая ее выбор с совершенно не обязательной силой.

И только потом отправился осматривать ущерб, нанесённый его миру вторжением мертвящего холода. Захватив и ощипав по дороге еще одну павшую при эвакуации птицу. Для полного и равноправного соблюдения всех принципов своего мира.

Осматривать ущерб ему пришлось далеко не один день — тот с трудом поддавался осмыслению.

Для начала, за пределами их … с Лилит, Малышом и всей прочей живностью островка спасительного тепла исчезла вся растительность. Почти вся — в глаза Первому то и дело нахально бросались деревья с колючей игольчатой листвой. Созданные им из чистейшей прихоти и не встроенные соответственно ни в одну из его тщательно выверенных пищевых цепочек. Мир с готовностью исправил его оплошность — отдав их увесистые, но совершенно не съедобные для Лилит шишки на пропитание практически неуловимой для своего создателя живности: чрезмерно шустрым белкам и не менее чрезмерно остроклювым птицам, прячущимся в деревьях вместо того, чтобы мирно плавать в водоемах или неуклюже перемещаться по земле.

Ветви всех остальных деревьев — равно как и вся земля между ними — были укрыты плотным слоем хрупких неповторимых в своём разнообразии снежинок. Первый залюбовался было воздушной пушистостью этого слоя и искрящимися под неярким солнцем гранями его составляющих, но у него вдруг мелькнуло смутное подозрение, что мир оставил ему на обозрение самые бесполезные растения не случайно, а в насмешку.

Да ладно, добродушно усмехнулся ему в ответ Первый, не желая испытывать явно неустойчивое перемирие даже мыслью о провокации — перейдем, наконец, полностью на животную пищу, давно пора.

Ее источники не исчезли вместе с растительностью, в чем Первый убедился, проискав их несколько часов, последний из которых оказался омрачен чистейшей паникой. В конце концов выяснилось, что большинство зверьков выжили в навалившейся белоснежной пустыне, но сменили окрас своих пушистых покровов. Ей под стать.

Больше всего Первого задело то, что он даже не мог упрекнуть свой мир в плагиате — тот всего лишь последовал его собственным умозаключениям. Он ведь сам лишил какого бы то ни было цвета шерстку зверьков в ледяной части своей планеты — чтобы они не стали слишком легкой добычей для двуногих, когда те придут осваивать новые территории.

Но к ним же с Лилит … и с Малышом, между прочим! … ледяное запустение само пришло! Это где такое в проекте записано? Если бы Первый рассматривал такую возможность у себя в башне, ему бы польстило, что мир столь скоро счел его полностью готовым к экстремальным условиям. Здесь же и сейчас, однако, перед ним забрезжило смутное осознание того, что его мир великодушно пошел на прекращение противостояния исключительно в рамках крохотной резервации.