Из руки моего ангела.
Не придумавшего ничего лучшего, чем поупражняться в своем вновь обретенном земном голосе на нашем сыне.
В первую же минуту встречи!
Глава 12.8
Я отбила его руку, шагнула вперед и уткнулась лицом Игорю в грудь. Даже не дотянувшись головой до его плеча. И рук не хватило его полностью обнять.
— Что же ты нам-то молчал? — пробормотала я, запрокидывая голову.
— Да я не мог прямо! — выпалил он скороговоркой, пытливо вглядываясь мне в лицо. — Отец с меня слово взял, он бы не понял, но я надеялся, что ты догадаешься …
— Врать научился?! — забулькало справа от меня яростно кипящее негодование. — Словами бросаться? Другими манипулировать? Отцом? Да я с тобой больше никогда …
— А обещал уши при встрече надрать! — повернув в его сторону голову, расплылся Игорь в широчайшей улыбке.
— И надеру! — взвился мой ангел в самом прямом смысле слова вверх, пытаясь бросить на Игоря взгляд свысока. — Вот прямо сейчас! И не посмотрю на твой … возраст! А ну, отклейся от матери! Не смей ею прикрываться!
Рассмеявшись, Игорь выбросил в сторону руку и притянул его к нам. Где я тоже обняла его своей, положив ему голову на плечо — слава Богу, хоть до этого все также еще дотягиваюсь!
Под моим ангелом словно огонь прикрутили: бурлящий, плюющийся во все стороны кипяток остыл до уровня мирно тушащегося соуса. Но все еще булькающего.
— Вот то-то же! — раздалось у меня над головой ворчливое бормотание. — А то обнимаются они! А я? Где бы вы сейчас без меня были?
Все остальные благоразумно дождались конца извержения вулкана.
Голос Винни вернул меня к действительности — времени у нас и в самом деле было мало. Причем, это был его уже четвертый по счету голос за сегодня — не воркующий, не дурашливый, не копирующий кого-то, а полный искреннего интереса и подчеркнутой уважительности.
К Игорю — и только на нем же и сосредоточенный.
Мой ангел попытался еще раз свои пять копеек вставить, но они оба его проигнорировали, ведя свой диалог так, словно, кроме них, здесь больше никого не было.
Я оглянулась по сторонам, впервые рассмотрев всех собравшихся. Ага, Светки нет — и слава Богу, значит, ее в подполье еще не взяли. Но и Марины тоже — а вот это уже странно: она-то, как и следовало ожидать, у самых его истоков стояла, и если они решили первую встречу пока без людей провести, то что здесь Олег делает?
А почему это без людей? В голове опять мелькнула мысль об истоках. Откуда она …? А, вот — представляя Винни, Макс упомянул о том, что тот стоял у истоков этого мира … Это земли, что ли?
И Винни, между прочим, это представление тут же сломал … Прав мой ангел, он своего интереса к земле никогда не скрывал, но что за ним стоит?
А что, если он в создании земли участвовал, а потом его отодвинули, и он сейчас просто отомстить хочет?
Причем руками наших детей — то-то он мою идею о мобилизации человечества еще на самом первом нашем совещании у него в башне с ходу отверг …
Ну, понятно — у них, небось, людям с самого начала второсортная роль отведена была …
Я начала внимательно прислушиваться к диалогу Винни с моим сыном, чтобы не пропустить подходящий момент для возвращения к своей идее. Если ее опять отбросят, выйду на веранду и Марину вызову.
Не пришлось.
Ни возвращаться, ни вызывать.
Озвучил мою идею Игорь. И не одну.
О том, что наши дети принадлежат обоим мирам — и поэтому просто созданы для того, чтобы стать мостиком между нами, который позволит ангелам и людям по-настоящему увидеть, услышать и понять друг друга.
О том, что наши дети воспринимают землю домом, а не лабораторией для различных экспериментов — и поэтому никогда не примут ангельские методы воздействия на нее.
О том, что наши дети не являются простым продолжением ангелов, их воплощением на земле — и поэтому не будут слепо, бездумно и беспрекословно следовать законам, установленным в далеких небесных высях.
О том, что наши дети всю свою жизнь проводят среди людей — и поэтому смотрят на них не как на подопытных кроликов, а как на пусть даже не таких ярких, но в целом равных себе существ на земле, и никогда не согласятся на их исключение из любых планов ее усовершенствования.
Я слушала своего сына во все уши и смотрела на него во все глаза — и с каждой минутой все явственнее видела, что он вырос не только физически.
А потом оказалось, что вырос не только он.
Марину вызвала Аленка. Не Игорь с Дарой, кольнуло меня — по всей видимости, их полная замкнутость друг на друге сделала вопрос равенства им людей чуть более теоретическим.
В отличие от Аленки, которая, заговорив, явно выступила и от своего имени и от имени Олега.
И что удивительно — определенно самовольный демарш вечно младшей, вечно молчаливо незаметной и теряющейся на фоне Дары пятнадцатилетней девочки вызвал ожидаемую бурную реакцию только у Тоши. Дара с Игорем переглянулись и просто мысленно внесли коррективы в свои планы — он с незыблемым спокойствием, она с бесшабашной улыбкой. И даже стрельнули потом в нарушительницу протокола насмешливо одобрительными взглядами — она же без малейшего смущения лишь чуть кивнула им в ответ.
Вот так и получило человечество слово на этих переговорах. В отличие от меня.
Слово это привнесло во взвешенную и выверенную речь Игоря типичную для Марины яркую, мажорную и определенно незабываемую нотку.
Досталось всем.
Моему ангелу, понятно — ему бы от нее досталось, даже если бы его там не было.
И нашему уже подрастающему поколению — за излишнее доверие к ангелам.
И Максу — за извращенное братание со светлыми.
И Тоше — за слабину в решении не иметь больше никаких дел со всеми нами.
И даже мне — за приспособленчество и попустительство человеконенавистническим планам.
Как будто это не я ей первой о них сообщила, лишив Стаса возможности просто оставить ее в неведении и за бортом.
Вот только я не разозлилась. Я еще сильнее почувствовала себя дома — а также то, как давно мне не хватало этого несравненного Марининого умения раздать всем сестрам — и братьям — по серьгам и даже мертвого вернуть к жизни своим боевым кличем.
Когда же она без обиняков поставила меня перед выбором — с ангелами ли я, или с людьми — я окончательно проснулась.
В заоблачных высях мне ни разу не предоставили право такого выбора.
Даже когда формально предлагали его.
Даже тогда мне предлагали нужное ангелам решение — сделав все остальные заведомо неприемлемыми.
Даже тогда они гнали меня в нужном направлении, как подопытного … даже не кролика, а муравья, подталкивая палочками и ставя преграды на пути, если он норовил в сторону свернуть.
На земле даже мой ангел не позволял себе так бесцеремонно со мной обращаться. Выбор он мне, конечно, оставлял небольшой, но он у меня таки был — сейчас, после слов Марины, я это особенно остро ощутила.
И — как будто наверстывая упущенное за время моего отсутствия — земля подбросила мне еще один.
Только увидев Светку, я мгновенно поверила, что она на самом деле ничего не знала. Глаза у нее выкатились, рот широко открылся, хватая воздух, и она грузно сползла на пол, лепеча что-то о голове не в порядке и надобности в Скорой.
Все еще можно было нырнуть в невидимость …
Даже пока не возвращаясь в эти черновые ангельские выси …
Пока не удостоверюсь, что со Светкой все в порядке …
Ага, и оставить Марину врать ей, что «просто померещилось»?
Чтобы у нее всерьез появились сомнения в здравости своего рассудка?
Да ее же сейчас удар хватит!
Из-за меня?!
А мне потом всю бесконечность угрызениями совести мучиться?
Я оказалась возле Марины где-то посередине этой мысли.
И увидела, что выкатившиеся Светкины глаза начинают закатываться.
— Свет! Свет! — затараторила я, теребя ее за руку. — Это не то, что ты думаешь! Это я, действительно я — вот потрогай меня!
