Мой собеседник опустил глаза, и по губам его скользнула легкая усмешка. Я насторожился — неужели он услышал в моей последней фразе возражение?

— А теперь перед Вашими глазами, — снова глянул он на меня совершенно невозмутимо, не подтвердив, но и не опровергнув мои опасения, — ежедневно будет находиться исполин, преданный светлой доктрине до мозга костей. Чрезвычайно важно как можно скорее выявить его слабые стороны.

— Займусь этим с самого же первого дня, — спохватившись, выразил я полную готовность следовать его распоряжениям.

— Ваша дочь показала, — продолжил он, никак не отреагировав на мое заверение, — что их можно переформатировать. Нам нужен алгоритм такого воздействия. Нам нужны свои агенты влияния среди них. Открытое противостояние с нашими оппонентами однажды закончилось нашим поражением. Отнюдь не потому, что мы были слабее — они ударили нам в спину. Больше такой ошибки мы не допустим. Мы сметем их их же методами.

Невозможное все же свершилось — ошибся величайший ум нашего течения. Не юный мыслитель оказался в центре грядущих радикальных перемен. Светлые, возможно, и уготовили ему роль предводителя их земных ставленников, но они не сочли нужным учесть ими же установленную систему функционирования власти на земле — за спиной номинального правителя там, как за ширмой, стоит, как правило, серый кардинал, в руках которого сосредоточены рычаги реального могущества.

Признание в том, что руководство моего течения опустилось до таких же методов, было само по себе оскорбительным.

Назначение моей дочери на роль закулисного манипулятора — даже без консультации со мной, из элементарной вежливости — перешло все границы.

Я еще раз мысленно поблагодарил Гения. За снятие всех обязательств перед нашим отделом с его руководством. До того, как я сделал это сам.

Что случилось после изучения текста трудового договора. В котором были оговорены все, даже самые нелепые, поводы для посещения земли — с категорическим, выделенным жирным шрифтом, запретом на каждый из них.

Уже давно привыкшие ко вседозволенности светлые просто не могли составить такую детальную схему заградительного кордона. Это нашим последователям приходилось ежедневно и подробнейшим образом продумывать каждый свой шаг, чтобы не дать своим оппонентам ни малейшего шанса обвинить их на пустом месте во всех смертных грехах. Список которых, нужно отметить, дошел до человечества в весьма урезанном виде.

Из чего следовал единственный возможный вывод: руководство нашего течения, согласившись на пусть даже временный союз со своими новоявленными партнерами, взяло на вооружение и широко практикуемую у последних систему тотального ограничения всех прежде неотъемлемых у нас прав и свобод.

Ну что же, если единственный оставшийся у нас до сих пор живой ручеек признания права любой индивидуальности на отличность от других решил уподобиться мутному потоку светлой доктрины о благости растворения в массе — руки у меня окончательно развязаны. Неважно, откуда происходят попытки усреднения, отупления и ограничения всего живого — моя задача всегда заключалась в том, чтобы найти способ пресечь их. И, как правило, результативный — что даже карающему мечу не раз приходилось признавать.

Самое время еще раз продемонстрировать неизменную готовность следовать указаниям прискорбно посветлевшего главы нашего течения. В той их части, где он вменил мне неуклонную целеустремленность и непреходящее умение добиваться своей цели. В совокупности с отточенными навыками работы в условиях стресса.

Я снова отправился к нему на прием. В ходе которого вежливо, но настойчиво попросил его открыть счет на имя моей дочери. Обычный земной банковский счет.

В ответ он подозрительно прищурился. Что меня уже не удивило.

Я объяснил свою — все ещё приветствующуюся в стенах нашей цитадели — инициативу тем, что материальные вопросы имеют, как правило, на земле решающее значение. В силу чего мне не хотелось бы оставлять свою дочь — на крайне неопределённый срок своего отсутствия — в полной зависимости от ее светлого опекуна. Печально известного своим преклонением перед идеологией правящего большинства и неуклонным стремлением внедрять ее на земле.

— Надеюсь, Вы понимаете, что это будет Ваш последний визит на землю? — спросил меня он без малейшей паузы на раздумья — намёк на возможную потерю ключевой фигуры долгожданного реванша заглушил все его подозрения. — Вашей дочери знать об этом не нужно.

— Даю Вам слово, что никаких прощальных сцен не будет, — твердо уверил его я.

Я открыл счёт не на ее, а на свое имя — чтобы избавить ее от обвинений в финансовой поддержке со стороны нашего течения. И с возможностью ежемесячного пополнения — чтобы не приучать ее к типичной для светлых неограниченности в средствах.

Затем я позвонил ей с просьбой о встрече. Срочной и личной. Как я и предполагал, она находилась у Игоря — я особо подчеркнул, что прошу ее не брать его с собой.

Мы договорились встретиться возле дома Игоря, у реки — там, где однажды за ними впервые наблюдал Гений. Увидел я ее, впрочем, как только вышел из метро — и судя по нетерпеливому переминанию с ноги на ногу, она примчалась туда сразу же после моего звонка.

— Ты уже все знаешь, — понял я, лишь глянув на ее прищуренные глаза и плотно сжатые губы.

— Да! — запальчиво вскинула она подбородок. — И если ты приехал, чтобы отговаривать меня, то зря время потратил!

— Я не за тем приехал, — покачал я головой, не сводя с нее глаз — здесь и сейчас слово «прощание» ощущалось совсем иначе, чем в кабинете главы нашего течения.

— Зачем тогда? — недоверчиво откинула она голову.

— Чтобы действия согласовать, — взяв ее под локоть, я отвел ее в сторону от возвращающейся с работы толпы.

У практически безлюдной детской площадки Дара вырвала у меня свою руку, круто развернулась лицом ко мне и уставилась на меня исподлобья.

— Мои, разумеется, действия? — саркастически бросила она.

— Давай я начну с того, что известно мне, — вздохнув, терпеливо предложил я. — А потом послушаю тебя.

Она действительно многое знала — то и дело кивая моим словам. И о замысле светлых. И о том, что мы с родителями юного мыслителя будем работать вместе. И о запрете всем нам наведываться на землю. И о том, что карающий меч остался нашей единственной с ней связью. И о том, что он категорически настаивает как на ее собственном, так и на Маринином исключении — в этом месте она фыркнула, топнув ногой.

Одним словом, она знала всю светлую часть. Что означало, что юного мыслителя его родитель ввел в курс дела полностью, без какой-либо утайки. Дав и мне точно такое же право.

— Поправь меня, если я ошибусь, — снова заговорил я. — Игорь будет составлять характеристики таких же, как вы — с тем, чтобы светлые потом вступили с ними в контакт, так?

— Только не настоящие! — опять топнула ногой моя дочь, сверкнув глазами. — Мы никого не дадим завербовать!

— Согласен с тобой, — усмехнулся я ее горячности. — Но нужно, чтобы вы и мне их передавали: и настоящие, и нет.

— Это еще зачем? — нахмурилась она.

— Среди светлых мы можем рассчитывать только на Стаса, — напомнил я ей. — Моя сторона, к сожалению, приняла их предложение объединиться. Кроме одного из нас — но зато такого, который стоит сотни Стасов.

— Да ну! — недоверчиво хмыкнула она.

— Я уже говорил о нем Игорю — спроси его, если не веришь, — воспользовался я беспроигрышным аргументом. — Его зовут Гений, и это простая констатация факта — более блистательного ума у нас не существует. Ни на одной стороне.

— Игорю ничего не сказали о передаче его материалов кому-то еще, — медленно проговорила моя бдительная дочь, все также хмурясь.

Вот в это я поверил. Сразу. Без тени сомнения. Тот день, когда родитель юного мыслителя признает чье бы то ни было превосходство, станет датой его конца. Или конца света.

— Отец Игоря не все знает, — смягчил я свою мысленную реакцию. — Во-первых, у Гения есть возможность заставить светлых свернуть их проект. Для этого ему нужны неопровержимые доказательства его направленности на разрушение существующего устройства земли — потому мы все и согласились собрать их ему. Но кроме того, он считает, что ваше появление — это шанс для всего человечества выйти на новый уровень развития. Прошлые работы Игоря, например, он оценил очень высоко.