— В смысле? — напрягся я. Чтобы вспомнить те далекие, идиллические времена, когда я находился на земле в невидимости и в полной уверенности, что должен и могу рассчитывать только на себя.

— Меня сняли, — еще короче бросил он и отключился.

А кулаком под занавес зачем? Нет, вроде, непохоже. А чего тогда в голове зазвенело? И не рявкнул как будто — спокойно сказал, даже тихо. Так тихо, что я, может, не расслышал как следует? Да быть такого не может! Стас в родных пенатах — величина постоянная, неизменная, к сожалению, и совершенно незыблемая. Точно ослышался! И уши прочистить нечем — связал же по рукам и ногам, гад!

Я перевел взгляд на Татьяну. Это он, наверно, решил меня на испуг взять, чтобы я его приказам в точности следовал. Сейчас она мне скажет, что он уже все, в целом, уладил, и нам нужно только подтвердить его слова …

Татьяна уже отняла руки от лица, но сидела, все так же нагнувшись вперед и глядя прямо перед собой ничего не видящими глазами. Я вдруг как-то сразу осознал, что ей он сказал то же самое и ее-то ему как раз удалось напугать. А я до нее даже дотронуться не могу, не говоря уже о том, чтобы обнять и успокоить — снова ему, гаду, спасибо! Ну, все. Давить ему меня больше нечем, так что пусть мне больше под руку не попадается.

Я начал раскачиваться на стуле, чтобы придвинуть его поближе к Татьяне. Она вздрогнула и повернулась ко мне — под ее тяжелым взглядом нас со стулом метнуло в противоположную сторону. Она восстановила наше равновесие в последний момент, ухватив меня за плечи. А раньше нельзя было на шею броситься — обязательно нужно было дожидаться, пока я жизнью ради этого начну рисковать? Ну ладно, не жизнью — но я ведь покалечиться мог! Или он дал ей добро на пару переломов, как свои орлам — на синяки? Завершение карьеры прямо в его стиле — теперь пусть мне даже вдалеке не попадается.

Через пару минут я искренне пожалел, что Стас не ограничился разрешением Татьяне на нанесение мне только физического ущерба.

— Я очень тебя прошу, — тихо проговорила она, глядя на меня в упор совершенно безжизненным взглядом. — Стас не сможет нас больше прикрывать. Он едва успел дать нам последний шанс. Не испорти его. Ничего не выдумывай. Сделай так, как он сказал. Пожалуйста. Если тебя снова заберут, я этого не переживу.

Мы оба знали, что ее последние слова к ней уже не приложимы. Но она так произнесла их, что я сразу ей поверил. Чтобы не задумываться, что она могла иметь в виду. И стоит ли мое несравненное умение самостоятельно выпутываться из неприятностей риска узнать об этом.

Когда за ней пришел наш охранник — уже, несомненно, тоже получивший свою порцию инструкций Стаса — Татьяна попрощалась со мной еще одним взглядом от двери. Она словно вобрала меня всего в этот взгляд. Словно пыталась запомнить получше. Словно действительно прощалась. оставив меня после своего ухода с опрометчиво упомянутыми внутренними повреждениями. Воображаемыми, как и заказывалось. Но не менее от этого мучительными.

Поэтому, когда наш охранник вернулся с напарником — для выполнения следующего пункта инструкций Стаса — разговор у меня с ними был короткий. На связанного рука поднимается только у темных — раз. Эти путы будут сдерживать меня не вечно — два. И три — они действительно забыли нашу последнюю схватку: я против доброй половины их отдела? Так то я один был, а сейчас нас со стулом двое.

Они задумались, но какой из моих аргументов оказался решающим, выяснить я не успел — за мной внештатники явились. С ними мне даже притворяться не пришлось. Конечности таки затекли, и когда меня развязали и поставили на ноги, я совершенно правдоподобно рухнул своему конвою на руки.

Они бесцеремонно поволокли меня к выходу, но лес меня не подвел — там у них этот номер не прошел. Все учебные павильоны располагались в прозрачной части леса — с мачтовыми, редко стоящими деревьями, крона которых раскрывалась зонтиком высоко вверху — но кочек и выбившихся на поверхность корней и там хватало, и мои конечности старательно цеплялись за каждую подвернувшуюся возможность.

В конце концов, внештатникам пришлось меня нести — за руки-ноги, конечно, как дичь после удачной охоты, еще и дергая за них на каждом шагу, но судя по яростному сопению, наши с ними ощущения дискомфорта были вполне сопоставимы.

Я даже попробовал сымитировать обморок, чтобы подтвердить свое тяжелое состояние после «допроса» у Стаса — но мои конвоиры принялись настолько энергично приводить меня в чувство, что я с готовностью пошел им навстречу. Синяки точно останутся — так что костоломам Стаса разгон от их бывшего главы не грозит — а вот реализация заявленных увечий в мои планы никак не входила.

Вскоре, судя по оживлению внештатников, радостно прибавивших шаг, я понял, что мы приближаемся к краю леса. И досадливо поморщился — теперь опять под руки потащат, а цепляться на ровной плотно утрамбованной дороге к административному здания особо не за что.

Может, еще пару раз сознание потерять? На рукоприкладство к задержанному на местности, открытой любому заинтересованному взгляду из здания, они вряд ли решатся. А если им тоже добро на физические меры воздействия дали? А если в здании никто ни сном, ни духом не ведает о приближающейся вероятности вопиющего превышения полномочий?

Я представил себе длинный, мрачный, едва освещенный больничный коридор. С множеством дверей в палаты. И с собой в одной из них. Чтобы Стас не отмахнулся от моего вызова — и организовал мне пару свидетелей жестокой расправы и полного произвола. Заявление на внештатников я подам, когда мое назначение в новый отдел утвердят.

Именно в этот момент они остановились, как по команде, и замерли со стремительно мрачнеющими лицами. Отцы-архангелы вновь обратили ко мне свое чуткое ухо — и уже командуют своим сатрапам предаться полному произволу до выхода из-под прикрытия?

— Чего надо? — зловеще буркнул Стас у меня в голове.

Двое внештатников хрипло выдохнули выражения, которым даже он позавидовал бы, и весь их наряд развернулся — со все так же распятой дичью между ними — и торопливо потрусил назад в лес. Отцы-архангелы даже наблюдали за мной все это время — и только что скомандовали своим сатрапам срочно предоставить жертве произвола необходимую медицинскую помощь?

— Ничего, — дал я отбой Стасу, — сам справился. Извини.

В ответ он разразился настолько цветастым перлом, что мне пришлось признать, что и в этом смысле внештатникам до него никогда не дотянуться. После чего я отключился, не дослушав — несли меня определенно не в направлении павильона целителей, стоящего чуть в стороне от других.

Догадался я о конечном пункте своей транспортировки, как только мы снова вырвались из леса на открытое пространство.

Учебное здание. Где должно было состояться подписание назначения в новый отдел.

Они уже без меня со всем разобрались? То-то Стас такой мрачный был — я уже на свободе, а он без защиты своего поста.

Или меня здесь допрашивать будут? То-то внештатники так занервничали — с какими-то четырьмя выбившимися из сил носильщиками я справлюсь, даже не запыхавшись.

А почему меня нужно допрашивать в этом уродливо подстриженном дворике? Нельзя было в одном из заросших остановиться — тем более, что они ближе? В Татьянином, например — я бы там и телефон сразу забрал.

Все эти вопросы я озвучивать не стал — пока у них только руки моими конечностями были заняты. В отличие от ног. А когда меня отпустили в комнате, расположенной за двориком, у них и руки освободились. В отличие от меня. Вновь крепко привязанного к единственному в той комнате стулу. Определенно отцы-архангелы еще в павильоне Стаса за мной наблюдали.

А потом начался допрос. И никаких перерывов, как раньше в административном здании, когда попытки поймать меня на оговорках перемежались с психологическими пытками в доводящем меня до исступления подобии моей земной квартиры.

Больше всего их интересовал мой побег из ссылки на заброшенном уровне. И я четко выполнил приказ Стаса, просьбу Татьяны и свое собственное решение хранителя не испытывать ее выдержку. В конце концов, отчего же не прислушаться к мнению окружающих, если оно полностью совпадает с моей оценкой ситуации?