Потом у него замерла панель — и у него вообще нимб вокруг головы засветился.

Не понял — это что за преференции у титана насчет мундиров? Как хранителям, так все следы проколов велено замести, а как моим орлам — так звериные привычки не устранимы! Ничего — если мы на дно пойдем, то только в компании: оба комплекта списков у меня на руках и в кабинете документальные подтверждения не только нашего участия в гибели людей дожидаются.

Отвернувшись, чтобы не видеть эту нахальную, лоснящуюся самодовольством рожу, я наткнулся взглядом на Макса. Панель у которого также не подавала никаких признаков жизни. Как и лицо самого Макса — в отличие от балабола, он мрачнел с каждой секундой, но это была мрачность смирения перед неизбежным.

Напряженно анализируя новые вводные, я не заметил, как панель замерла у меня самого.

— Мой дорогой Стас! — хлестнуло меня тоном, который подошел бы для команды начинать крупномасштабную и крайне рискованную операцию. — Я снова вынужден покинуть всех вас, но на сей раз я практически уверен, что вернусь со всем необходимым нам подкреплением. У меня — в том числе и с Вашей помощью — собраны неопровержимые доказательства превышения нашими оппонентами оставленных им полномочий, но переговоры могут затянуться — он нередко бывает довольно упрямым.

Я чуть не присвистнул — обзывать Верховного ослом может либо псих, либо … тот, кто у балабола звание эпицентра всех проблем спер.

— К Вам у меня убедительная просьба, — судя по отрывистости тона, новому эпицентру не терпелось нарваться на эти проблемы, — сохранять максимальный уровень бдительности. Будучи загнанными в угол, наши оппоненты имеют тенденцию не стесняться в выборе средств. И чтобы не быть голословным — однажды я обещал показать Вам картины методов, которые они использовали против нас; сейчас я не обращаюсь к Вашему любопытству, а прошу Вас ознакомиться с ними, чтобы Вы понимали, к чему нужно быть готовым. Я оставил все свидетельства — повторяю, очевидцев — Максу, и надеюсь, что Ваш профессионализм окажется сильнее всех стереотипов.

Отключился. Вовремя. Я чуть было «Так точно!» не гаркнул. Дожился — скоро козырять темному начну. И до того дойдет, глядишь, что в собственном отряде. Я не понял — кто у кого агентов вербует?

Отставить разговоры! Такие вводные анализируются без вопросов.

Готовиться нужно, ясен пень, на тот случай, если нас раскроют. До этого, вроде, еще не дошло — иначе балабола, как самое слабое звено, сегодня прямо в штаб-квартире взяли бы.

Но если что, захватить нас, скорее всего, прямо здесь попытаются — чтобы всех сразу. Удачи — вокруг ставки запретная зона для всех, не имеющих к ней отношения. Хотя не факт — для группы захвата могут табу снять. Дозорных ставить — дурное дело: заходить наверняка с флангов будут, в слепой зоне.

При попытке штурма есть вариант рассредоточиться. Мы с Максом точно прямиком в свое расположение прыгнуть можем — проверено. Насчет балабола не уверен — его обычно к Татьяне мигом переносит, а не от нее. А как ее эвакуировать?

Нет, это тупиковый вариант. Допустим, разбежались — что дальше? Окажемся запертыми у себя в расположении — оттуда пустит только к выходу из штаб-квартиры, прямо в лапы внештатников. Если же они к нам сунутся, то мы с Максом точно отобьемся — я посмотрю, как меня в тоннеле достанут, и в логове темных наверняка укрытий хватает. А вот хранители — не бойцы, их внештатники по стенке размажут, даже если они раскудахтаются. Опять получается, что в руках у группы захвата наше самое слабое звено окажется.

Я не понял — чего оно новой копейкой сияет?

Значит, придется оборону здесь держать. Система баррикад и смолы со стен уже отработана. Но тогда один аксакал ожидался — и на него одной панели хватило бы. У группы захвата черепа покрепче будут.

Есть вариант договориться с Максом. Вокруг их логова солидная полоса обороны сооружена, как выяснилось — можно один распылитель оттуда спереть. В инвертации — потом, если недостачу обнаружат, пусть на меня все валит. Я этот распылитель все равно потом к себе в отряд заберу.

Нет, слишком рискованно. Макс, по всем статьям, раньше с ними дела не имел — может рука дрогнуть. В мою сторону. Нужно хотя бы пару спереть — по одному на этаж. Чтобы мы с Максом даже случайно не пересеклись — у меня тоже рука может случайно дрогнуть. А балабола с Татьяной где укрывать?

Вот опять не понял — это он, что, предвкушает, как у меня за спиной отсиживаться будет? Пока я буду до последнего патрона отстреливаться? Так последний я ему оставлю — чтобы не раскололось самое слабое звено под прессом.

И главное — если титан задержится, то к его возвращению мы можем половину штаб-квартиры положить. А если мои орлы под мобилизацию попадут? На них у меня рука не поднимется. А у Макса — на своих, если их сюда с остальными распылителями пригонят.

Короче, либо все здесь поляжем, либо всех таки повяжут. Не вариант.

Нет, эта ухмыляющаяся рожа начинает мне на нервы действовать! И так уже натянутые.

— Сокрытие улик только усугубляет состав преступления, — сразу пресек я все отпирания, вызвав балабола в переговорку.

— Чего сразу улик? — прикинулся он овцой, заблеяв соответственно.

— Поюли мне здесь! — пресек я следом и все увертки. — Те списки, которые ты своим переправил — у меня дубликат имеется. Вы там решили, что уничтожили документы — и концы в воду?

— Какие документы? — прикинулся он невинной овцой, заблеяв обескураженно.

— Рапорты по тому человеку, которого вы все время роняете! — припер я овцу к стене. — На них свет клином не сошелся — мы их по своим делам восстановим.

— Да на месте эти отчеты! — взбрыкнув, вывернулась овца. — Я их в руках держал. Ну, не совсем в руках — но все до единого прочитал. И потом их, у меня на глазах, назад в архив вернули.

Не понял — это он здесь провал за провалом бывших собратьев смаковал, что ли?

— А ты про какие улики? — прищурился я.

— Ни про какие, — слишком быстро ответил он.

— Опять за свое? — рявкнул я. — Я же тебе только что показал, что все знаю! Колись сам — а я подумаю, давать твоим показаниям ход или придержать пока.

— Стас, клянусь, я сделал все, чтобы этого не случилось! — начал захлебываться он, и я напрягся — как бы хранители вообще чего-то зазеркального не учудили. — Мне тяжело это говорить, но ты сам ко мне пристал — я не хотел тебя расстраивать.

— Ближе к делу, — собрался я с силами.

— Ты не все знаешь, — торжественно объявил он.

— Еще ближе, — уточнил я, сдержавшись изо всех собранных сил.

— Во всех этих отчетах действительно речь идет об одном и том же человеке, — не стал следовать моему примеру балабол. — Которым крайне заинтересовалось наше темнейшее величество. Меня он уже наизнанку вывернул — извольте ему, понимаешь, описать каждый шаг, жест и взгляд предмета его интереса. И из Макса, по-моему, тоже все вытряс.

— И о ком же речь? — медленно проговорил я, прокручивая в памяти последний разговор с Максом.

— О Марине — о ком! — прозвучало то самое имя, которое я уже и ожидал услышать.

Вот теперь я вообще ничего не понял. Ее на каждом витке к темным, что ли, клонило, и наши ее подсекали, чтобы она им не досталась? Или наоборот? Никаких доказательств, что над ней духи работали, у меня нет — может, это как раз темные постоянно ее с финишной прямой к нам сбивали?

Так на этот раз не выйдет — Киса у меня личный инструктаж прошел, и запрос на нее я уже давно подал. Точно раньше Макса. О чем он, похоже, пронюхал.

— Пока свободен, но я с тобой еще не закончил, — бросил я балаболу, и вызвал в переговорку Макса.

— Приятно отметить, — процедил он сквозь зубы, не успел я и рта открыть, — что светлоликая узколобость еще не превратилась в неснимаемую корону.

— Чего? — оторопел я.

— Насколько я понимаю, ты решил принять предложение Гения? — холодно пояснил он. — По правде говоря, я не вижу особого смысла в его открытости, но ему, должно быть, виднее.