Лишь бы только сейчас их как-нибудь не обозвала.

Нет, в меня она все еще тоже верит.

А можно в меня верить чуть более активно?

И без этого бесконечного сожаления во взгляде.

У меня оставалось только одно, последнее средство.

И найдите мне, пожалуйста, хоть одного другого ангела, способного на подобную самоотверженность.

Собравшись с силами, я объявил Татьяне, что верит она в меня напрасно.

А вот обязательно было именно в этот момент окончательно проснуться?

И начать выпытывать у меня всевозможные подтверждения моего заявления.

Да, с этим проектом я сам не справлюсь — так проект же какой!

Да, для решения земных проблем потребуется весь штат отдела целителей целиком — так земля же какая!

Да, всему их штату потребуется курс повышения квалификации — так проблемы же на земле какие!

Да, этот курс только я им прочитать могу — так у меня же опыт психолога какой!

Да сказал же, что я к ним попасть не могу!

И не только я.

И не только к ним.

Какой фейс-контроль?

Ну, не знаю — возле входа в отдел хранителей я, вроде, ничего нового не заметил.

Я там, правда, больше дышал после лестницы, чем по сторонам оглядывался.

А у целителей и даже на дальних подходах к Стасу точно не фейс-контроль, а фейс-отказ.

С последующей немедленной экстрадицией.

Особо опасного нарушителя.

Судя по ощущениям.

Татьяна снова ушла в себя.

Слава Всевышнему, только в себя.

Откуда она обычно выходила быстро и посвежевшей.

Так то обычно — в этот раз она вышла из себя, вооруженная новым талантом.

Ангельским.

Со слегка темным отливом.

А ведь уже избавилась — с моей помощью — от всех недостатков бурного ангельского роста — так нужно было в батискаф забиться, чтобы новый себе там отрастить?

Если еще не отцы-архангелы ей его туда подбросили.

Началось все, правда, весьма невинно — с вопросов.

Нет, до чего дошло — я уже очередь за очередью Татьяниных вопросов невинным делом считаю!

На фоне темного инквизитора.

И вопросы у нее какие-то странные были — хотя в этом, правда, ничего нового, ее вопросы всегда меня с толку сбивали.

Да, все наши вновь прибывшие меняют внешность — это не обязательно, но я, по крайней мере, об исключениях не знаю.

Да помню я, что она об этом ничего не помнит!

Я думаю, что это — первый сознательный акт молодого ангела: разрыв последней материальной связи с землей.

А вот это интересный вопрос!

Да, радикально меняют внешность буквально единицы — слава Всевышнему, она в их числе не оказалась!

Мне кажется, молодые ангелы оставляют основу своей внешности как сувенир, как ностальгическое воспоминание о своей прежней, земной жизни.

Точно, люди из таких же соображений школьные грамоты и университетские конспекты хранят.

Да, конечно, мы меняем свою внешность, отправляясь на землю на работу — и, конечно, для каждой миссии выбираем новую.

Как она себе представляет работу в одном и том же облике где-нибудь в Скандинавии и Африке?

Очевидно же, что хранитель должен не привлекать к себе внимание — а значит, должен иметь вид, максимально не выделяющийся среди окружающих.

А целители тем более — они направляются к и так уже выбитому из колеи человеку, и их вид должен успокаивать, а не настораживать его.

Ну, конечно же, мы изучаем примеры наиболее типичной внешности — и очень тщательно, ведь выбранный облик ни одной чертой не должен создавать отвлекающий от работы дискомфорт.

А Стас здесь при чем?

Ему разная внешность незачем — он себе свою по должности раз и навсегда выбрал.

Во-первых, он на земле только периодически появляется, а во-вторых, в отличие от целителей, его облик как раз и должен внушать наказуемому, что это его личный конец света пришел.

Откуда, как она думает, взялись у разных народов на земле довольно сходные и крайне мрачные изображения ангелов огня и смерти?

Вот неподходящее сравнение — если бы у Стаса в штате только четыре всадника было, то конец света уже давно бы наступил.

Хм, об этом я даже не задумывался — темные, действительно, внешность чаще нас меняют.

Взять хотя бы две ипостаси Макса в течение одного, с небольшим перерывом, пребывания на земле.

А почему они у Стаса под носом это не делают?

Может, у них только с людьми количество перевоплощений не ограничено, а с нашими — мораторий на них?

И на одну миссию им сразу весь комплект выдают или в ее процессе дополнительные заказы предусмотрены?

А вот у наших администраторов так вечно ничего не допросишься!

Нет, Татьяна, я сам с Максом поговорю!

И так уже темное влияние сказывается — откуда еще последние вопросы могли взяться?

В курсе нашего обучения такой темы точно не было — я большую часть лекций вместе с ней прослушал.

Но обратился я за справочной информацией к темному путешественнику — Макса просить придется, а этот у меня в должниках.

Он и должником оказался темным — ни на один вызов не ответил и даже виду не подал, что получил их.

Ну, ничего, вернется — на землю он без нас с Татьяной никак не попадет.

Вот тогда и посмотрим, на каких условиях.

А пока придется с Максом торговаться.

— И зачем это вам? — начал он, как и следовало ожидать, с самых низкопробных предположений. — Хотите разнообразить свой досуг в том крыле, которое вам Гений пожаловал?

Понятно, подумал я, специально выводит из себя, чтобы я проболтался.

О необходимости проникнуть в запретную зону.

А там он 2 + 2 сложит и либо сам, замаскировавшись, на нашу территорию проникнет, либо — еще хуже — своему кумиру мысль подбросит.

Что я тому больше не нужен.

И жди потом описанного Стасом теракта.

И взятия террориста с поличным.

О ликвидации его, бессмертного, на месте можно даже и не мечтать.

За чем последует его чистосердечное признание — с ним не внештатники, а Стас беседовать будет.

С указанием способа проникновения к нам в первый раз и источника его знаний о местоположении отцов-архангелов.

— Именно, — слегка вспотев, с готовностью согласился я с предположением Макса. — Как ты это делаешь?

— Странно, как на мой взгляд, так Татьяна все еще весьма привлекательна, — продолжил он провоцировать меня. — Или она тебе уже приелась?

— Макс, ты можешь просто объяснить вашу процедуру смены внешности? — Уже ступив на скользкий путь, я с легкостью покатился подставляться дальше. — Я у тебя никакие секреты не выпытываю — только самую общую информацию. У нас, например, эта тема всего лишь по верхам рассматривается.

— Неудивительно, — не обладая моей выдержкой, тут же поддался он на лесть. — Это преобразование требует широко развитого воображения. Мы подбираем себе облик согласно представлениям интересующего нас человека, а не окружающей его среды. Эти представления у любого человека со временем меняются, что дает нам возможность являться ему не один раз в течение жизни — уже в другом виде, но с сохранением всех знаний о его специфике.

— Да как вам это удается? — обильно сдобрил я этот вопрос восхищением.

— Я же сказал — воображение! — снисходительно усмехнулся он. — Просто представляешь себе искомый образ во всех деталях — и переносишь их на себя одну за другой, словно копируя картину. Делаем мы это, разумеется, прямо на месте — без ваших бесконечных согласований и резолюций.

Я вспомнил свою попытку нарисовать портрет Татьяны во время своего первого отзыва с земли — и твердо решил, что темные методы мне совершенно ни к чему.

Татьяну они тоже не привыкли — с облегчением отметил я, передав ей лишь самую суть слов Макса.

— Нет, так довоображаешься, — нахмурилась она, отрицательно покачав головой. — Должно быть что-то попроще.

Она сосредоточенно захлопала глазами, глядя куда-то в сторону, потом глаза у нее загорелись — и она исчезла в невидимость.