Зверев смотрел на изображение святого, и словно сквозь пелену тумана, перед ним пролетала всё то, что было с ним связано. Зверев морщился от боли, снова ужасно ныла застуженная спина и нервно курил то и дело прокручивая в голове события последних дней. Он никак не мог поверить что не уберёг Настю. Он вспоминал их последнюю встречу, ту на празднике, когда после одного единственного танца их отношения переменились. В тот день она стала совсем другой и Зверев понимал что и в нём что-то изменилось. В тот вечер он провожал её домой и вопреки своём обычным принципам не сделал попыток напроситься на чай или ещё что-либо в подобном духе. Зверев незаметно достал из кармана фотографию, на которой были они и человек повинный в смерти Насти, теперь Насте нет, а этот ублюдок вот он, сидит прямо перед ним. Живет, ровно дышит и даже время от времени улыбается.

Свистунов сидел спиной к двери, слегка откинувшись на спинку стула и ждал когда все начнется. Он казался абсолютно спокойным и смотрел на оперативников без злобы, временами поглядывал в окно, думая о чём то о своём. Свистунов был спокоен, но внутри Зверева закипала ярость.

- Ну что Леонид Павлович, сам всё расскажешь или тебе помочь? - начал допрос Шувалов, почувствовав что молчание затянулось.

- А вы спрашиваете что вас интересует, может и отвечу, - ответил Свистунов с легкой иронией в голосе.

Он ещё и скалится, сволочь, - отметил про себя Зверев, - ну погоди, скоро ты запоёшь по другому.

Шувалов продолжил:

- Тебя с поличным взяли, отпираться бесполезно.

- Так я и говорю спрашиваете, чего уж там.

- Тебе вменяется убийство Леонида Камилькова, конвойного Лычкина, антиквара Боголепова, а также нашего криминалиста Анастасии Потаповой.

- Я не убивал Настю! - воскликнул Свистунов.

- Настю и Алевтину Тихоновну убил Фишер, - сказал Зверев.

- А Верку Карасеву ты тоже не убивал? - строго спросил Корнев.

- Проститутку? Тогда в сорок первом? Нет, не я.

- Кто же тогда?

Свистунов глубоко вздохнул, выдохнул воздух, надув при этом щеки, и в этот момент, словно вновь обрёл свою прежнюю, так всем привычную словоохотливость:

- Верка была красивой бабой и умела доставлять мужчинам удовольствие. Тогда я служил участковым, в Печорах, это было ещё до войны. Мы называли её мотылёк, она была красива и пользовалась спросом. За то, чтобы она работала на моем участке я не брал с неё деньги, но со мной она расплачивалась сполна, - Свистунов облизнул губы, мечтательно отвёл взор, - когда она заявилась ко мне, среди ночи, вместе с этим козлобородым сопляком, я был сильно удивлен. Обычно мы общались у неё, на квартире, а тут, ко мне домой. Она выглядела возбуждённой, вопреки обычному была не накрашена и, казалось от этого старше.

- Это случилось в тот день, когда Верку убил Мартынов с Жилой? - уточнил Шувалов.

По ходу рассказа он все записывал в большой блокнот.

- Тогда я ещё ничего не знал, ни про ограбление монастыря, ни про смерть людей Архимеда. Верка пришла с этим Савелием и попросила пристанище, она сказала, что попала в беду и ей больше не к кому обратиться.

-Судя по всему ваши отношения были довольно близкие, раз она обратилась именно к вам? - продолжал допрос Шувалов.

Свистунов оскалился:

- Со всеми своими мужчинами у Верке были отношения ближе некуда, она пришла ко мне потому что я мент. Я мог дать ей больше, чем кто бы то ни было.

- Ты пустил их к себе в дом?

- Ещё чего. Я послал их к черту, и тогда она рассказала про икону. У неё не было выбора, поэтому она рассказала всё и пообещала мне треть от вырученного. Тогда я не особо поверил, что икона имеет такую ценность, но согласился им помочь. Я поселил их в одном из старых домов на Кммунальной, это было как раз на вверенным мне участке. Хозяйка дома, одинокая старуха, не так давно скончалась, а родственники не спешили объявляться. Я проводил их в Борисовичи и велел не высовывать носа из хаты. Я сам носил им еду и сообщал последние новости. Наведя справки я понял, что Верка не врала, икону и впрямь можно было продать за огромные деньги, но для этого её нужно было вывезти из страны. Я искал способы, но обстановка на границе была неспокойной. Был май сорок первого, сами помните что тогда творилось, на границе.

- Спутник Верки тоже жил с ней в том доме, про который ты говоришь?

Свистунов поёжился, скривил лицо и процедил:

- Мне никогда не нравился этот сопляк. Когда я навещал Верку, я пару раз просил у неё аванс, пока мы не продали икону. Я предлагал ей расплатиться, но она заявляла, что завязала со своей прежней работой и теперь собирается замуж. Вы только подумайте за кого! За этого хиляка монаха. Как-то раз, когда мне было особенно не по себе, я явился к ним посмотреть что да. Как я отпер дверь своим ключом, у них был врезной замок, а задвижки не было, Верка и Савелий спали в одной постели, - лицо Свистунова вдруг стало жестким.

- Ты был пьян? - поинтересовался Шувалов.

- Да, я был пьян. Что в этом такого? - Свистунов почесал подбородок ухмыльнулся, - Верка была красивой бабой и до этого она мне никогда не отказывала, я растолкал Верку и потащил её в другую комнату. - Свистунов хмыкнул, - она какое-то время упиралась, но потом уступила. Она так возбудилась, что начала стонать. Это то и разбудило этого полоумного монаха. Он набросился на меня, как дикая кошка, не столько пытался бить, сколько царапался и визжал своим противным голоском. Я ударил его не сильно, но он упал, и ударившись об косяк, вырубился. Верка тут же бросилась к нему, стала обнимать, кричала что я негодяй, что я его убил. Всё желание продолжать начатое у меня враз пропало. Этот щенок расцарапал мне лицо, я промыл рану водкой, махнул рукой, вышел из дома. Потом я где-то бродил, много пил прямо из горла и не помню как вернулся домой. В Борисовичи, я в очередной раз явился лишь спустя несколько дней, дверь была не заперта. Войдя в дом я обнаружил там Верку. Этот ублюдок удушил её и сбежал.

- А что случилось с иконой? - задал очередной вопрос Шувалов.

- Сначала я и не вспомнил про неё, если бы в доме нашли труп, следы всяко привели бы ко мне, так как многие знали что у меня был ключ, и видели меня в Борисовичах. Поэтому я ближайшей ночью раздобыл повозку, закатав тела Верки в старый ковёр, вывез её подальше на пустырь. Только после этого я вспомнил про икону. Поначалу я не хотел туда идти, но потом решился. Я считал что Савелий, убив Верку, забрал икону с собой, но когда я пришёл туда в очередной раз, то нашёл её в подвале, под мешками с картошкой. Я перепрятал икону и до поры до времени больше её не трогал. Когда тела Верки нашли, я очень боялся что где-то просчитался, но мне повезло.

- Началась война, немцы стремительно наступали.

- И всем было уже не до смерти какой-то там распутной девицы, - подытожил Зверев.

- Что случилось потом? Как икона попала к Фишеру? - спросил Шувалов.

- В июле сорок первого, в Печоры вошли немцы. Я был призван, но повоевать практически не успел. Мы попали в окружение, потом плен, и я угодил в Кресты. Там то я и познакомился с Фишером, -вистунов нервно поёжился и обратился к Звереву, - Васильевич, дай что ли закурить.

- Ты же у нас не куришь? - процедил Зверев, - сам же всем говорил, то и дело, что курить вредно.

- Дай Паша! Не в моем положении теперь молиться о здоровье. Суд, приговор, а потом стенка.

Был отчётливо видно как подрагивают его пухлые щёки.

- Будь моя воля я бы тебя, суку, прямо сейчас кончил! - Зверев демонстративно убрал, лежавшую возле него, пачку в карман и отвернулся.

Корнев махнул рукой и Славен тут же встал и протянул Свистунову портсигар и спички. Когда тот закурил, он продолжил рассказ:

- Страх Паша. Никто ещё не придумал от него противоядия. Многие спасаются водкой, кто-то курит мечтая успокоить нервы, наверное есть ещё что-то, я не знаю. Немцы уж больно хорошо всё это как-то объясняют, но сейчас не об этом. Итак, я угодил в Кресты, шансов выжить в этом жутком месте у меня практически не было.