Я шмыгнула в знакомую гостиную, благо дверь оставалась приоткрытой. Здесь я уже ориентировалась, подбежала к окну, стала тянуть раму. Она поскрипывала, но негромко. Люди спускались со второго этажа, за проемом блуждали огоньки фонарей.
Ну, спасибо этому дому, пойдем к другому… Я перевалилась на улицу, стараясь повыше задирать ноги, утвердилась на отмостке, закрыла за собой фрамугу. Побежала вдоль стены, свернула за угол, успешно перепрыгнула через можжевельник. Дальше было дело техники: я заскользила по ничейной земле, преодолела кустарник, перешла на гусиный шаг.
А потом пришлось сделать вынужденную остановку. У дома стояла машина с выключенным двигателем и погашенными фарами – по очертаниям, «Кадиллак Эльдорадо» середины 1970-х годов с низко посаженной кабиной и небольшим дорожным просветом.
Я чуть не взорвалась – издеваетесь?! В машине сидел водитель – мерцал огонек сигареты. Пройди я мимо, не осталась бы без внимания. А сзади был тупик. Снова в дом к Девенпорту?
Я сидела на корточках, прикрытая низким кустарником, затем пересела на бордюр, вывернув спину – что тоже было неудобно. Так мы и тянули время: он в машине со всеми удобствами, я – на бордюре. Или на поребрике, если угодно.
Прошло минут пять. Трое вышли на крыльцо. Похоже, все штатно, скрипнуло колесико бензиновой зажигалки. Я сползла еще ниже, практически легла. Чинно протекала беседа, различались лишь отдельные слова. Скрипнула дверца «Эльдорадо», водитель выбрался наружу и по центральной дорожке отправился поболтать с коллегами. Поднялся на крыльцо.
Проигнорировать такой факт я не могла! Поползла на четвереньках, преодолела опасные четыре метра, свернула за угол. Дальше пошла, как все нормальные люди – правда, очень быстро. Улица была пустынной, свет не горел. Я миновала несколько участков, перебралась на середину проезжей части, где тянулась аллея, стояли лавочки, росли деревья. Шла дальше, оглядываясь. Что-то неуловимо было не так. Дура, бахилы сними! Задыхаясь от гонки и смеха, я села на скамейку, стянула полиэтиленовые мешочки, выбросила за дерево. Откинула голову, стала жадно вдыхать ночную свежесть…
На окраине городка я подловила ночного таксиста. Он привез подвыпившую пару, терпеливо ждал, когда пассажиры выгрузятся.
– О, Иисусе, мэм, вы как джинн из бутылки… – выдохнул водитель, когда я, не говоря ни слова, плюхнулась на заднее сиденье. – Испугали прямо…
– Не бойтесь, сэр, я не кусаюсь, – откликнулась я. – Муж пришел поздно и здорово пьяный… Господи, как мне это надоело, ведь предупреждала же мама… Представляете, он на меня драться кинулся, а я его в шею укусила и из дома сбежала…
– А говорите, что не кусаетесь, – водитель поежился. – Может быть, стоит позвонить в полицию, мэм?
– Может, и так, – допустила я. – Но не сейчас – утром. И не в полицию, а моему брату – он работает адвокатом в Ричмонде, он быстро поставит этого ублюдка на место. Я сделаю так, что он даже сарая не получит при разводе! До развилки на Бонвилль, пожалуйста. Там живет моя мама. Не волнуйтесь, деньги я взяла. И хочу предупредить, сэр – лучше здесь не стоять. Муж гонялся за мной по саду с бейсбольной битой. Если он прибежит сюда, вашей машине может не поздоровиться…
Участливый таксист высадил меня у развилки на окраине совершенно мне не интересного населенного пункта. Я перешла дорогу, пробежала по мостику и через десять минут вошла в милый сердцу Плезанс-Крик. Отсутствие длилось больше двух часов. Но я еще могла выспаться. Двигалась короткими перебежками, памятуя о сидящих в засаде агентах АНБ, прокралась к задней калитке. На участок входила как вор, поднялась на заднее крыльцо, осторожно открыла дверь ключом. О, дом, милый дом…
Порой я ловила себя на мысли, что становлюсь настоящей американкой. Я бродила по комнатам, выявляя спящих в засаде коллег Кэмпбелла. Ни одного не нашла. На коврике под дверью сладко посапывал Чакки. Тоже мне, защитник и охранник. Ладно, каюсь, я подсыпала ему в корм немного собачьего снотворного…
Я чувствовала себя картофельным мешком, зажеванным в конвейере. Ноги дрожали, лютеранский пастор в голове читал назидательную проповедь. Раздеться удалось лишь частично, я рухнула в кровать и мгновенно уснула…
Наутро я распахнула глаза и задумалась. Что бы такого сделать плохого? Начать новый день с бокала старого доброго бурбона?
Часы показывали половину одиннадцатого. Чакки царапался в дверь, намекая, что пора перекусить. Я спустилась вниз – Чакки при этом усердно путался под ногами; насыпала ему корм, потрепала за ухом и оставила наедине с миской. Снова пошла наверх, приняла душ. Мылась с таким остервенением, будто всю ночь ползала по разрытым могилам. Завернутая в полотенце, вышла из душа, в этот момент у входной двери и прозвенел звонок.
– Ну, все, – пробормотала я, – отговорила роща золотая. Это милашка Кэмпбелл с наручниками. Теперь у него есть все основания запереть тебя лет на семьдесят.
Я так и отправилась открывать – с мокрой головой и в полотенце. Хоть смутить их напоследок. На крыльце стоял мой «шапочный» знакомый Никки – в галстуке, в нарядном костюме, и лучезарно улыбался. Под ногами коммивояжера лежал мешок – вроде тех, в которых Дед Мороз разносит подарки советским детям.
– О, я, наверное, не вовремя, миссис Роджерс? – мелодично продекламировал Никки. – Мне очень жаль, но вы так прекрасно выглядите, что просто глаз не оторвать!
– Господи, вы поющая телеграмма? – вздохнула я.
– Нет, я торговый агент Никки, – гордо заявил пришелец. – Принес посылку для вашего… – Он заразительно засмеялся. – Вы забыли, миссис Роджерс? Мы договаривались, что я привезу вам сверхпрочные колготки. Сколько пар будете брать – четыре, восемь? Рекомендую как можно больше, вам их хватит на всю жизнь!
Очевидно, в кустах неподалеку от крыльца сидела Мэгги Робсон и подслушивала.
– Совсем забыла, – вздохнула я. – Проходите, Никки, прошу вас. – Я отступила за порог и приложила палец к губам. Какая только зараза не могла остаться в доме после визитов агентов АНБ. Никки все понял, покладисто кивнул, взвалил на плечо мешок и вошел в дом.
– Пойдемте на заднее крыльцо, Никки, – предложила я. – Мне как раз надо кое-что развесить, а то в доме белье отказывается сохнуть. Идите туда, не стесняйтесь, я переоденусь – не хочу смущать вас своим разобранным видом.
– О, что вы, миссис Роджерс, вы меня не смущаете, но – как скажете, – Никки снова взялся за свой мешок.
Когда я пришла на крыльцо, он выкладывал упаковки из мешка на пол. Я развешивала предметы своего туалета – они действительно плохо сохли в помещении. От соседнего участка нас заслоняла стена плюща. Теоретически Мэгги могла подслушать, но для этого ей пришлось бы преодолеть полосу препятствий и пораниться гвоздями.
– Все так плохо, Ольга Михайловна? – приглушенно спросил Никки.
– Не знаю. – Я пожала плечами. – Не уверена. Но лучше перестраховаться. Агенты АНБ приходят сюда, как к себе домой, суют носы во все щели. Они что-то подозревают, но пока это смутные и безотчетные подозрения.
– Скверно, – поморщился Никки. – Но, может, и обойдется. Главное, чтобы агенты не нашли рацию. А с вашей легендой все в порядке – уверяю вас, она вполне рабочая. Вижу, вам есть что рассказать. Давайте лаконично, а то мне еще работать надо.
Я описала злоключения рации – она опять в доме, но избавиться от нее, увы, нельзя. Проще избавиться от трупа. Потом приступила к самому интересному – к переводу стрелок на Алана Девенпорта. Бегло описала свои приключения. Никки снова выразил недовольство.
– Мне очень жаль, – добавила я, – но сообщить о намечаемых действиях я не могла – в запасе оставалась только ночь. Надеюсь, подброшенные документы и камеру с микропленкой уже нашли. Девенпорту ни холодно, ни жарко. Семьи у него нет. Он находился в списке подозреваемых ФБР. Им нужен «крот» – вынь да положь. Вот он, пусть забирают. Сомнения останутся, ради бога, но за сомнения агентам не платят. Они закроют дело, и по линии ФБР Роберт Хансен может спать спокойно. Он временно прекращает передачу данных – надеюсь, руководство в курсе. Это небольшая жертва – кадр ценный, в дальнейшем принесет вдвое больше пользы. Теперь по линии АНБ – они тоже ищут разведчика-радиста. Сомневаюсь, что согласуют свои действия с ФБР. Я держусь, мною заинтересовались, но это просто интерес, зацепиться не за что. С тем же успехом они могут подозревать половину поселка – что, видимо, они и делают… Вы чем-то опечалены, Никки? Еще недавно вы так заразительно улыбались.
