– Может, испугался за вас? – предложил версию Вадим. – А от испуга чего не натворишь. Ну, еще пару раз заходил по молодости в секцию бокса.

Людмила засмеялась, но как-то натянуто.

– Могу и на скрипке, – отшучивался Вадим. – Вернее, мог, классе эдак в четвертом, когда матушка взяла за ухо и отвела в музыкальную школу. Учителя хорошие попались, быстро поняли, что не стоит мучить ребенка. На рояле потом играл, на пианино, но на пианино неудобно – карты на пол падают…

Людмила вздрагивала от смеха, чуть не поперхнулась горячим напитком. Кажется, удалось расположить к себе эту особу. Руки уже не дрожали, хотя она и продолжала коситься в окно.

– Не бойтесь, – снисходительно улыбнулся Вадим. – Не приедут за нами эти крысята. Делать им больше нечего. Они же трусы, понимают, что не с тем связались. Огребли в этот раз – огребут и в следующий. Мы рядом с посольством, они сюда не сунутся.

– Да я не боюсь, – смутилась Людмила. – Рядом с вами, Вадим Георгиевич, я почему-то ничего не боюсь…

Она окончательно стушевалась, схватилась за чашку. Вадим украдкой составлял психологический портрет собеседницы. С Людмилой Анатольевной определенно было что-то не так. Она чего-то боялась – и явно не с сегодняшнего дня, а случай на дороге стал лишь «приятным» дополнением к уже существующим страхам. «А был ли случайным этот случай?» – задался Вадим резонным вопросом. Но откровенничать Людмила не спешила, хотя наверняка догадывалась, кто он такой.

– Может, выпить хотите? – закинул удочку Светлов. – Вам до сих пор не по себе. За машину не беспокойтесь, люди Каморного отгонят ее к посольству.

– Странное состояние, Вадим Георгиевич, – сделала задумчивое лицо Людмила. – Очень хочется выпить – и вместе с тем остаться трезвой. У вас такое бывает? Не стоит, конечно, я не алкоголичка, чтобы выпивать в первой половине дня. Во второй половине я, кстати, тоже не любительница. Спасибо за предложение, но нет. Работать надо. А также сообщить о случившемся Юрию Александровичу и товарищу Каморному, пусть принимают меры.

– Единственная мера в данной ситуации – перестать ездить в одиночку. Вам по должности не положено. Понимаю, хочется больше свободы, не хочется зависеть от других, терять рабочее время. Но вот вам результат. Не забывайте, что вы привлекательная женщина, а в этой стране далеко не все обращают внимание на регистрационные знаки.

– Надеюсь, это комплимент, – задумалась Людмила. – Хотя оформили вы его в наставительном ключе. Вы правы, Вадим Георгиевич, рано или поздно мы обжигаемся. Подобного не повторится. Представляю, как будет возмущаться Юрий Александрович, но выхода нет – о всех чрезвычайных происшествиях нужно сообщать. Мы можем посидеть еще немного? Подождут ваши «промышленные» дела?

– Конечно, Людмила Анатольевна, – встрепенулся Вадим. – Время терпит, давайте посидим. Заказать вам еще что-нибудь?

– Ну, разве что макароны… – засомневалась женщина. – Но оплачу сама, а то все это выглядит неприлично… Вы же понимаете, что под словом «макароны» здесь понимаются отнюдь не твердые изделия из пшеничной муки?

– Я в курсе, – улыбнулся Вадим. – Отварные «твердые изделия» в большинстве стран называют «пастой» – что в нашей стране меньше всего ассоциируется с этим словом. Не буду спорить, Людмила Анатольевна, оплачивайте. А признайтесь, это правда была собака? Ну, то, что перебежало вам дорогу. Может, педали перепутали?

– Ну уж нет… – Людмила втянула голову в плечи. – Я уже не в той фазе водительского мастерства, чтобы путать педали. «Сено», «солома» – что тут сложного? Дорогу что-то перебежало – большое, черное, ну, мне так показалось… Я задумалась, всполошилась – как дала по педали…

– Понятно, – кивнул Вадим. – Вопрос остается открытым.

С этой женщиной было легко. Она каким-то образом чувствовала состояние собеседника, подстраивалась под него. Неловкости не возникали. Что у нее с женатым Стоцким? Людмила что-то знала, но скрывала. Что она могла знать? Собеседница рассказывала о себе. Девять лет назад окончила Московский институт международных отношений. Звезд в неба не хватала, но ученицей была прилежной. Несколько лет работала младшим референтом в департаменте МИДа по сношению с социалистическими странами. За границу не выезжала, набиралась опыта. Потом была Болгария – согласно анекдоту, «шестнадцатая республика в составе СССР». Заведовала протоколом, набивала руку. Затем, не очень долго, была в Австрии – и Вена ей совсем не понравилась, за исключением пары исторических кварталов. Затем в посольстве случилась реорганизация, вернулась в Союз. Крупная заварушка в Центральной Америке, когда доселе никому не известный Гвадалар вдруг встал на социалистические рельсы и решил подружиться с Советским Союзом. И здесь посольство реорганизовывали, укрупняли. На работу принимали людей с опытом, желающих трудиться в данном регионе. Силком не гнали – регион проблемный, даже опасный, отношение к русским – неоднозначное. Кое-какой опыт работы у Людмилы имелся, и она выразила желание. С личной жизнью не ладилось – ничто не держало в Восточном полушарии. Пережила неприятную любовную драму (эту тему Людмила не заостряла) – в этой связи предпочла уехать подальше. Такта и выдержки у собеседницы хватало – ни разу не спросила, женат ли Светлов, лишь один раз прошлась взглядом по его пальцам, где отсутствовало обручальное кольцо. То, что он вдовец, Людмила знать не могла. А если знала, то она и есть крот…

– Можете рассказать о людях, работающих в посольстве? – решился Вадим. – Исключительно в плане коммуникации. Мне же надо выстраивать с ними отношения.

Он считал себя неплохим физиономистом, понял бы, чья личность вызывает у дамы отторжение. Но она спохватилась, посмотрела на часы.

– Прошу простить, Вадим Георгиевич, с удовольствием бы еще посидела, но надо бежать. Вы не обидитесь? А позднее обязательно поговорим.

– Да, конечно, Людмила Анатольевна, я с вами и про свои дела забыл…

Возвращались в посольство порознь. Подозрительно поглядывал и хмурился Андрей Николаевич Стоцкий. Что он, интересно, вообразил? А главное, как узнал? Обострились телепатические способности? Юганову в этот день он больше не видел, Людмила Анатольевна отсиживалась в секретариате. Пропадал и появлялся Виталик Сотников. Под нужды секретной части в посольстве выделили небольшое помещение на цокольном этаже. Остаток дня Вадим перебирал личные дела фигурантов, поглядывал на телефонный аппарат защищенной связи. Докладывать начальству было нечего. В восемь вечера он пересек парк и поднялся на свой этаж, кинулся открывать все окна, чтобы спастись от духоты. Завелся трескучий кондиционер, стал разбавлять прохладой спертый воздух. Он принял душ, допил остатки сока, стоявшего в холодильнике. Остатки рома в бутылке так и оставались нетронутыми. Каждый вечер Вадим доставал бутылку, разглядывал ее и убирал обратно – до следующего раза. Читать не хотелось, любителем телевизионных передач на испанском языке он также не был. «Лечь пораньше? – пришла идея. – Чтобы проснуться на рассвете и снова весь день биться лбом о стенку?»

Он думал о Людмиле: что она скрывает? Если не откровенничает, значит, и сама замешана. Курил на балконе, вытянул ноги на кровати. Борьба со сном протекала с переменным успехом, когда в дверь тихо постучали. Вадим сбросил ноги на пол, прислушался. Снова постучали. Наспех оделся, пошел открывать – не спрашивая, кто там. Что могло случиться на территории Советского Союза? В коридоре горел приглушенный свет. На коврике мялась Людмила с распущенными волосами. Одета она была несложно – светлая футболка, джинсы – остро дефицитные в СССР, но в Гвадаларе продающиеся на каждом шагу. В руках она держала бутылку вина. Вадим оторопел.

– Людмила? Вот так сюрприз…

Она всмотрелась.

– Уже спите, Вадим Георгиевич? Черт, я так не вовремя… Только не смущайте меня, я и так ужасно смущаюсь… – Ее голос задрожал от волнения. – Украдкой сюда пришла, переходами, чтобы никто не видел, представляете?

– Честно говоря, с трудом, Людмила. Это вино?