– Да боже упаси, – Зимин вздрогнул, выходя из оцепенения. – С Борисом Михайловичем как раз полный порядок… – Он приложил все усилия, чтобы краска не залила лицо.

– А что тогда?

– Ты не заметила, что мы приближаемся к одной из самых интересных точек нашего маршрута? Считаешь, я железный, не могу волноваться? Ладно, скажу, хотя и не должен. Все это время нас преследовала израильская разведка. Сейчас они отстали, но могут появиться где угодно. И это не та структура, что сделает твою жизнь беззаботной и процветающей. Ты им нужна, чтобы подобраться к Лучинскому.

– А вам я нужна для чего-то другого? – Дина печально усмехнулась.

– Мы не собираемся устранять тебя физически. Надеюсь, ты это поняла. Да и вообще… – Он не нашел подходящих аргументов, стал нервничать, злиться на себя. В итоге замолчал. Тему отца в принципе объехали. Но Дина продолжала поглядывать – удивленно и с каким-то затаенным смыслом.

Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Блеснуло солнце. Андрей запустил двигатель, вывел машину на дорогу. Минут через тридцать он въехал в небольшой населенный пункт. «Меззен» – извещал указатель. До лаборатории в Аусвальде оставалось километров двадцать. Это по прямой, а по извивам серпантина – все сорок.

Ехать дальше не имело смысла – в этом мюнхенский резидент был прав. Городок был сонный, ленивый. С достопримечательностями – глухо, горные курорты с лыжными трассами находились в стороне. Машин на улицах было с гулькин нос, да и в тех водители клевали носами, вели свои авто со скоростью пешехода.

Зимин медленно ехал мимо светлых двухэтажных домиков с терракотовыми крышами. Дома сползали по склонам к извилистому бирюзовому озеру. Живописные горы обрамляли городок. Домовладения утопали в растительности – зеленой, желтой, багряной. Стены строений оплетали увядающие вьюны. Слева по борту проплыла строгая католическая церковь с традиционным шпилем.

Андрей уловил насмешливый взгляд спутницы.

– Признайся, Андрей Викторович, это то самое местечко, где хочется отвлечься от строительства коммунизма?

На этом очередная порция критики существующего в СССР строя закончилась, женщина тоже волновалась. А могла бы и порезвиться: построить коммунизм здесь, конечно, можно, только жалко…

Он повернул за угол, остановил машину у фонарного столба. В течение трех последующих минут никто не повернул следом. В этом надо было убедиться. Зимин развернулся на второстепенной дороге, вернулся на главную. И чуть не проехал вывеску «Polizeiwache». Она в глаза не бросалась, местная полиция, похоже, держалась подальше от своих граждан. На стоянке перед скромным строением стояла единственная полицейская машина. Больше городу и не требовалось. В участке за столом сидел лысоватый мужчина в форме, страдающий хронической сонливостью, и осваивал громоздкую электронно-вычислительную машину с крохотным монитором. В углу проводила рабочее время перезрелая блондинка в аналогичной форме. Она вопросительно уставилась на посетителей, особенно на Дину Борисовну с немытой головой.

– Добрый день, господа, – вежливо поздоровался служитель законности. – Я могу вам помочь? Вы тоже не знаете, как проехать к курорту «Данау»?

Андрей присел на свободный стул и несколько минут приглушенно говорил – при этом имел чрезмерно усталый вид. В его монологе несколько раз звучала аббревиатура «БНД». Полицейский оторвался от монитора, слушал с растущим интересом. Прервал лишь раз, поинтересовавшись, не является ли господин любителем шуток и розыгрышей. Андрей уверил, что нет и из спецлечебницы он тоже не сбежал – спутница может подтвердить. Дина молчала, смотрела грустно и с поволокой.

Заинтересовалась коллега офицера, сделала ухо по ветру. Звание у собеседника было не больше полицеймейстера, то есть фельдфебеля, принимать важные решения было не в его компетенции. Он колебался, переглянулся с коллегой. Потом сообщил, что ему нужно сделать важный звонок, и куда-то удалился. Вернулся через несколько минут, расстроился, что посетители еще здесь, вывел блондинку в коридор.

Вернувшись, полицейские учтиво предложили следовать за ними. В глубине коридора была дверь, хорошо, что без решетки. Появился еще один полицейский – молодой ушастый шатен. Посетителей попросили подождать в комнате. К сожалению, они не смогут сделать все быстро, нужно набраться терпения. Можно выйти в туалет – герр Гауфман проводит. Он будет постоянно находиться за дверью.

Обстановка в комнате угнетала своей казенностью. Стол, стулья, неудобный кожаный диван с высокими подлокотниками. Дверь закрылась. Выждав минуту, Андрей потянул на себя дверную ручку. Дверь открылась – спасибо, хоть не заперли. На стуле в коридоре сидел младший полицейский чин с оттопыренными ушами.

– Желаете в туалет, герр?

– Нет, благодарю, герр Гауфман, – вежливо ответил Зимин и прикрыл дверь.

В окне виднелся фрагмент заднего двора, соседнее здание. Дина Борисовна сидела на диване с сумочкой на коленях, смотрела вопросительно. Андрей пристроился рядом – несколько ближе, чем предполагали их отношения, глухо зашептал:

– Ждать придется долго, Дина Борисовна. Полицейские в этой части света не летают на метеорах. Не исключаю, что в комнате ведется запись. Это незаконно, но странным образом сочетается с правами человека. Веди себя естественно, не забывай, что мы женаты. Мы взволнованы, дико устали, мы бежали из страны зла, еле вырвались из клешней КГБ. Поэтому издерганы, нервы на пределе – собственно, так и есть. Если я тебя приобниму, не надо дергаться и устраивать сцен. Поцелую в щеку – тоже терпи. Потом расскажешь, как это было неприятно, а сейчас улыбайся – пусть вымученно, это нормально…

– Да все понятно, – прошептала женщина. – Мне уже плевать, делай что хочешь, целуй, обнимай. Только не увлекайся, а то в лоб получишь…

Оба улыбнулись улыбочками библейских страдальцев. Сидели рядом, не шевелились. Зимин прикрыл ладонью руку Дины. Она было напряглась, протест был очевиден, но скоро расслабилась, смирилась. Время ползло, как раздавленная гусеница. Разговаривать не хотелось. Картинка в окне была статична. Дважды Дина «отпрашивалась» в туалет, возвращалась со скорбно поджатыми губами. Зимин тоже прогулялся – рыжий недоросль неотступно следовал за ним, разве что в кабинку не заглядывал.

Позднее принесли еду – настало время ужина. Это было неплохо. Разносолов в полиции не предлагали, была капуста со свиными ребрышками, какой-то рыхлый хлеб, эрзац-кофе, который здесь считали настоящим. Рыжий служака забрал поднос, улыбнулся на слова благодарности и удалился дальше нести службу.

Они снова сидели в тоскливом молчании. Зимин размышлял, что лучшая пытка – это не избиение, не психологический прессинг, а заставлять человека ждать – от этого можно с ума сойти.

Дело близилось к вечеру, картинка в окне заметно потускнела.

Наконец в помещение вошли незнакомцы. Их глазам предстала идиллическая картина: беглецы из Страны Советов сидели рядом на диване, рука майора покоилась на плече Дины, а ее головка лежала на плече майора. Господа были средних лет, один менее плешив, другой более, одеты в скучные казенные костюмы, оба имели папочки с завязанными тесемками.

Первой дернулась Дина, подняла голову. Андрей почувствовал исходящие от нее флюиды.

– Добрый день, господа, – вкрадчиво поздоровался один из прибывших. – Просим прощения за ожидание. Пройдите, пожалуйста, с нами, в более приспособленное помещение.

Последнее находилось уровнем ниже, почти в подвале. Мебели в комнате был самый минимум, зато, помимо входной двери, присутствовала еще одна – непонятного назначения. А еще имелось крохотное окно под потолком. Обстановка располагала к откровению, но отнюдь не к душевному комфорту.

Беглецы сели на стулья у стены, один из новоприбывших занял место за столом, включил магнитофон на запись. С легким шелестом закрутились бобины утопленного в нишу аппарата.

– Меня зовут Герман Лунке, – представился обладатель небольшого количества волос. – Это мой коллега Рудольф Штоссер. Вот наши документы, ознакомьтесь, пожалуйста.