К сожалению, санкция на задержание пришла только утром. Разрешения Беликова было недостаточно – брали крупную шишку. Едва с «небес» последовала отмашка, группа офицеров в штатском поднялась на этаж, проследовала по ковровой дорожке, приглушающей звуки шагов.

Возглавлял процессию подполковник Соколовский, присланный генералом Беликовым. До кабинета оставалось несколько метров, когда оттуда прозвучал выстрел. Встали как вкопанные. Затем прозрели: Кольцов обогнал подполковника, первым ворвался в приемную. За печатной машинкой сидела секретарша – не первой свежести, но миловидная и потрясенно смотрела на закрытую дверь в кабинет шефа. Срываться с места она не спешила – от страха онемели ноги.

Швец оттер плечом майора, вошел в кабинет главы департамента. Картина предстала грустная. Мужчина представительной наружности, одетый в импортный костюм, сидел за столом с откинутой головой. Под правой рукой валялся пистолет. Пуля пробила кость, вышла из головы, раскроив висок, повредила портрет основоположника марксизма на стене. Портрет Ф. Э. Дзержинского не пострадал. Из виска сочилась кровь. Дверца напольного сейфа была раскрыта – видимо, оттуда Поляков извлек служебный пистолет. На столе красовалась початая бутылка «Наполеона», пустая стопка – покойник как минимум дважды успел приложиться, прежде чем решился на выстрел. Дюжина окурков в хрустальной пепельнице – курил без остановки…

– Да вы издеваетесь… – расстроенно прошептал Швец. – Товарищ майор, они что, сговорились – умирать при нашем приближении?

– Эх, Игорь Евгеньевич, – покачал головой подполковник Соколовский, – лучшего места для самоубийства вы, конечно, не нашли. Даже напоследок нагадили.

Ахнула секретарша. Она нашла в себе силы дойти до порога, оперлась на косяк, но это не спасло. Закатились глаза, подломились ноги, женщина картинно упала, откинув руку.

Разочарование было неописуемым. Кольцов не верил своим глазам. Снова начинать все заново? Ведь предупреждал еще вечером: куй железо, пока горячо! Нельзя тянуть. Поляков, покинув место встречи, возможно, ничего не подозревал. Но его куратор Паттерсон все понял, что мешало позвонить сообщнику, предупредить? Сразу надо было брать! Рылеев и Беликов выступали против – нельзя без санкции свыше. Всего лишь до утра подождать. Дом Полякова под наблюдением, до работы его доведут сотрудники 7-го управления (и, кстати, довели). Куда он денется? Как выяснилось, одна лазейка все же осталась…

Секретарше поднесли под нос нашатырь, привели в чувство. Женщину сотрясали рыдания. Видимо, с покойником ее связывало нечто большее, чем служебные отношения. Хотя и меньшее, чем совместная работа на ЦРУ, – типаж был не тот. Она сообщила, что вечером Игорь Евгеньевич на работе не задержался, покинул кабинет в шесть часов (его ждал Паттерсон у Ботанического сада). Никаких отклонений в поведении не было – казался немного озабоченным, но не более того. Улыбнулся перед уходом, пошутил, оценил новую кофточку (мог бы и утром оценить, для кого старалась?) Но сегодня явился – как подменили. Бледный, согбенный, слова не вытянешь. Смотрел в пространство с непередаваемой скорбью. «Дома что, Игорь Евгеньевич?» – спросила секретарша. Он не понимал, что она спрашивает, потом поставил в известность, что его ни для кого нет, закрылся в кабинете. Она было сунулась с рабочим вопросом, но он так посмотрел… Потом этот выстрел… То, что Полякова пришли арестовывать, до нее, похоже, не доходило.

Посторонних на этаж не пускали. Прибыли санитары, увезли тело. Но слухи поползли, утаить очевидное было невозможно. Сослуживцы гадали, что это могло быть: неурядицы в семейной жизни, третья стадия рака, вызывающая боли, которые подполковник не мог выносить? В любом случае его поджидало место на одном из лучших кладбищ столицы, чувственные речи коллег, вечная память в умах и сердцах. Слухи о его предательстве не должны были просочиться.

Следственная группа пребывала в растерянности. План дальнейших мероприятий не просматривался. Генерал-майор Беликов свою вину в случившемся не признал и умыл руки. Группа Кольцова выполнила возложенную на нее задачу: выявила «крота» в 3-м управлении. Враги в других структурах волновали генерала в меньшей степени. Полковник Рылеев убыл за инструкциями и пока ничего дельного не сообщил.

После обеда Кольцов со своими сотрудниками навестил безутешную вдову. Проживал подполковник в Столешниковом переулке, недалеко от нового здания Института марксизма-ленинизма. Дом с оригинальной архитектурой строился еще при царе. Безразмерная квартира на третьем этаже перешла к Полякову от отца – важного чина в системе НКВД, чудом избежавшего репрессий. Интерьеры позолотой не блистали, но мебель была заграничная, пол устилал паркет.

В квартире находилась убитая горем супруга – болезненно худая блондинка с вытянутым лицом. О смерти мужа ей сообщили три часа назад. Детей, по счастью, мама забрала еще позавчера. Женщина сидела на кухне за барной стойкой, тянула из бокала виски и бессмысленно смотрела в стену. Махнула рукой: садитесь куда-нибудь. Пьяной она не казалась, но в движениях чувствовалась заторможенность.

– Выпейте, если хотите, – пробормотала женщина. – Здесь такой бар, на пятилетку хватит.

– Спасибо, Ирина Яковлевна, мы на службе. Примите соболезнования.

– Как он умер? – блондинка повернулась.

– Самоубийство. – Смысла утаивать подробности не было. Самый близкий человек должен был знать правду. Женщина побледнела еще больше, стиснула граненый бокал с золотистым содержимым. Присутствующие тактично молчали. На подоконнике сиротливо лежал детский вертолет с механизмом-«дрыгалкой» для запуска – игрушка сыновей. Вадик Москвин разглядывал ее исподлобья: видимо, пытался сообразить, куда уходит детство.

– Какой ужас, – прошептала Ирина Яковлевна. – Когда я смогу его увидеть?

– Это не к нам, извините, медики скажут. Можете ответить на несколько вопросов, Ирина Яковлевна, или вам нужно время, чтобы прийти в себя?

– Конечно, спрашивайте, зачем я буду вас гонять лишний раз? Все же понимаю…

Судя по всему, муж не посвящал ее в свои дела. Иначе она вела бы себя по-другому. Потеря близкого человека выбила из колеи, начиналась апатия.

– Вы работаете, Ирина Яковлевна?

– Нет… – она помедлила. – Раньше работала инженером по системам автоматизированного управления… Когда родился первенец Володя, по настоянию Игоря ушла с работы, занималась домашним хозяйством, растила ребенка… Когда родился Сережа, все планы по возвращению на работу пришлось свернуть… В этом не было необходимости, Игорь нас полностью обеспечивал… Вы точно не хотите выпить?

– Мы бы с удовольствием, Ирина Яковлевна. Но не положено. – Михаил строго покосился на Вишневского – нашел время облизываться. – Вспомните, как вел себя Игорь Евгеньевич вчера и сегодня.

– Он сделал что-то незаконное? – женщина вздрогнула, стала вглядываться в лица присутствующих, словно только сейчас их заметила.

– Ни в коем случае, – успокоил Михаил. – Но мы должны выяснить, что толкнуло его на такой шаг.

Большой любви там, похоже, не осталось. Игорь Евгеньевич был далеко не образец супружеской верности, супруга это подозревала. Просто не хотела ничего знать. В любом случае, потеря кормильца – тяжелый удар. Где теперь возьмешь второго такого: надежного, представительного, работающего на ответственной должности в самом грозном ведомстве страны?

Поведение мужа стало меняться месяца два назад. Он стал задумчивым, нервным, вздрагивал от посторонних звуков. Грешила на новый адюльтер, но вроде не похоже: зарплату приносил в полном объеме, даже больше, нательное белье менял не чаще обычного. Иногда был нормальным, иногда погружался в оцепенение или мог вспыхнуть словно спичка.

Вчера утром ушел на работу абсолютно нормальный. И вернулся нормальный – правда, поздно и уставший. Сослался на внеурочную работу. Духами от него не пахло, пятен от помады не было. Ирина приготовила ужин, накормила мужа. Пока не зазвонил телефон в прихожей, все было обычно.