Дорога много времени не отняла. В районе жилой застройки работал круглосуточный супермаркет – еще одно буржуйское изобретение. Стоянка освещалась лишь отчасти. Рихард заехал в дальний угол, прижал машину к деревьям и выключил мотор. Сидели и молчали, боясь пошевелиться. Метрах в шестидесяти освещались стеклянные витрины, по магазину кто-то блуждал. На стоянке было тихо. Дружно повернулись, взгляды скрестились на пассажире. Мужчина лет сорока с небольшим, с холеным лицом, модной стрижкой, откинув голову, мелко подрагивал. Дергалась рука, лежащая на коленях. Из горла исходил подозрительный клекот, похожий на голубиный.

– Отойдет через несколько минут, там и продолжим, – деловито сообщил Рихард. – Говорите о чем угодно, Михаил, вряд ли он что-то поймет.

Но говорить не хотелось, сидели, ждали. Мимо супермаркета проехала полицейская машина, сделала остановку, как-то неохотно продолжила движение, свернула за угол. Потоотделения и без нее хватало!

– Пересяду, пожалуй. – Рихард вышел из машины, переместился на заднее сиденье, рядом со своей будущей жертвой. Поместиться на заднем сиденье могли лишь двое. В принципе, они поместились.

– Кто вы? Что вам надо? – прозвучал севший голос. Дар речи возвращался, хотя и не активно.

– Ага, вы снова с нами, мистер Робинсон, – обрадовался Рихард. – Подождем еще пару минут, и включайте шарманку, коллега. Где там мой чемоданчик начинающего врача-садиста?

Михаил передал на заднее сиденье компактный саквояж. Мурлыча под нос, Рихард начал перебирать содержимое.

– Пентотал натрия? – неуверенно спросил Кольцов.

– Боже упаси, коллега, мы же не фашисты. Упомянутый вами «эликсир» наряду с теопенталом натрия помогает не всегда. А вот пагубные последствия гарантирует. Вы в курсе, что его используют для усыпления животных, а также для смертельных инъекций приговоренным к казни? Это, знаете ли, не наш метод. Нам важен результат с первого раза. Это новая разработка. В рецептуре также присутствуют натриевая соль и тиобарбитуровая кислота, но в несколько иной концентрации и с другими составляющими. Страшно представить, сколько наших и ненаших полегло, чтобы препарат заработал…

Лучше бы он этого не говорил. В помощнике открывались новые, прямо сказать, сверкающие грани таланта. Михаил достал из кожаной сумки портативный кассетный магнитофон, активировал микрофон, поставил кассету на запись.

– Должен предупредить, коллега, что говорить этот крендель будет по-английски – на родном языке. Это не проблема?

– Незначительная, – буркнул Кольцов. – Разберемся.

Последовала пауза, снова хрип – острая игла вошла в шею. Ни о каком сопротивлении Робинсон не помышлял, он превращался в овощ. «Лекарство» облегчало понимание, внушало доверие к собеседнику, вынуждало говорить только правду, ничего, кроме правды, и сильно расстраиваться, не зная ответ на поставленный вопрос.

– Вас зовут Алан Робинсон, вы работаете в ЦРУ, – замогильным голосом выговаривал Рихард. – Вместе с коллегами из БНД вы работаете по странам восточного блока, включая СССР. Нас интересуют агенты, которых вы завербовали в Советском Союзе, – их фамилии, места работы, должности, обстоятельства вербовки. Кто из сотрудников иностранных посольств и консульств с ними связывается. Каким образом осуществляется связь. В каких городах СССР действуют ваши люди. Кого из наших работников вам удалось завербовать. Кто из системы правопорядка и госбезопасности на местах оказывает содействие вашим структурам. Отвечайте коротко и ясно, мистер Робинсон. Допускаем, что вы не можете все помнить – это с вас и не требуется. Говорите только то, что помните. Уверены, что у вас прекрасная память…

Мужчина на заднем сиденье обильно потел. Он не мог сопротивляться тому, что было выше его сил. В нем что-то хрустнуло, он начал говорить. Сначала медленно, неуверенно, растекался по древу, потом быстрее, конкретнее, понятнее. Он коверкал советские фамилии, названия организаций, но это было нормально. Над записью будут работать опытные специалисты. Михаил застыл. Он потел еще обильнее, чем его антипод. Рихард задавал наводящие вопросы, возвращал человека в нужную колею, когда его оттуда выбрасывало. Звучали фамилии, названия закрытых оборонных предприятий. Мелькнула фамилия Соколова, Каргополова – явное доказательство, что Робинсон искренен. Институты Зеленограда, названия которых уже оскомину набили, Московский государственный союзный проектный институт, новосибирский «Сибгражданпроект», в котором на поверку не было ничего гражданского. «НПО машиностроения» в Красноярске, в котором производилась ракетная техника, завод «Энергомаш» имени академика Глушко, КБ «Южное» на Украине, тульское бюро приборостроения, опять же новосибирский «Сибгипротранс»… Одно лишь перечисление контор, где засели враги, заняло несколько минут. Звучали фамилии руководителей, главных инженеров, ведущих специалистов – Цветков, Воронин, Гуревич, Засулич, Жданов… Волосы от услышанного вставали дыбом. Многие фамилии были на слуху. С парой из перечисленных товарищей Кольцов лично встречался в ходе командировок по стране. Звучали фамилии сотрудников органов, продавшихся врагам Советского Союза: майор Нечипоров, полковник Астраханцев, генерал-майор…

Возникло острое желание выйти покурить. Куда катилась его страна? Но он сидел, заставляя себя слушать. С мрачным видом помалкивал Рихард, тоже слушал. Эта пытка, казалось, никогда не кончится. И вдруг Робинсон замолчал, выдохся, у человека стали закатываться глаза. Он навалился плечом на заднюю дверь – всего лишь, слава богу, потерял сознание…

Когда его доставили на Вольштрассе, он пребывал в полной отключке. В этом районе было по-прежнему тихо. К дому не подъезжали. Если ремонтники установили причину отключения телефона, то в округе орудует не только полиция. Поставили машины рядом, перетащили бесчувственное тело в «Ситроен».

– Гуманисты мы с тобой, коллега, – брюзжал Рихард. – Возвращаем человека, где взяли… ну, почти. Оклемается, придет в себя – правда, ни хрена не вспомнит. Вот представь, стали бы они так делать на нашем месте? Бросили бы на обочину – и ладно, если живого… Молчаливый ты какой-то, Михаил, – подметил Рихард. – Словно и не рад. Не поймешь вас, москвичей. В общем, так, убери кассету подальше и поглубже, а когда вернемся ко мне, сделаем копию – на всякий пожарный. Пойдешь завтра с оригиналом. Не забыл, Михаил, что тебя ожидает завтра? Ну, ладно, ладно, не буду раньше времени расстраивать…

Новенький комбинезон предательски хрустел – в нем никто еще не работал. Бывшего в употреблении не нашлось. Кепку на глазах, сумка с инструментами висела на плече. Страшно болела голова, нервы были натянуты до предела. Последние пару кварталов он шел пешком. Показалась стена в извивах колючей проволоки, полосатая будка пограничной службы. У тротуара – припаркованные машины, блуждали какие-то люди. Несколько человек в утепленном камуфляже контролировали группу желающих перейти границу, покрикивали, чтобы встали в колонну по одному. Трепетали флажки – американский, Соединенного Королевства, едва ли ставшие за эту неделю ближе и роднее. Майор шел словно зомби, отключенный. Пристроился в конец очереди, стал ждать. Люди стояли молча, в подобных очередях почти не разговаривают. Пока все было спокойно, его не вычислили. «Пятьдесят на пятьдесят, – не стал успокаивать в момент прощания Рихард. – То есть либо повезет, либо нет. Мы бессильны, сделали все, что могли. Если хочешь, помолись, майор». Менять внешность было глупо, тогда пришлось бы менять и фото в липовой бумажке. Очередь медленно продвигалась, солдаты в защитного цвета форме проверяли документы, осматривали сумки. Личный обыск почти не проводили – только у особо подозрительных…

Сердце сжималось, холодная змейка ползла по спине. Женщина, стоящая перед ним, быстро прошла по разрешающему кивку. Субъект с квадратной челюстью и усиками под носом его узнал – едва заметно сглотнул. Ничем другим себя не выдал – смотрел угрюмо, пристально. Вразвалку подошел другой военный – молодой, нахмуренный, собрался взять для проверки документ.