– Не сомневайтесь, товарищ Лунке, мы всегда делимся с союзниками полезной для них информацией, – уверил Кольцов. – Вопрос в том, настолько ли она полезна. О некоем «инженерном бюро» на Фельдештрассе вам, конечно же, известно?

– Да, это главный рассадник фашиствующей нечисти в Западном Берлине, – поморщился Лунке. – Подобраться, к сожалению, трудно, но мы прикладываем усилия. В Западном Берлине действуют конспиративные квартиры нашего министерства, есть хитроумные пути, по которым мы проникаем в зону. К сожалению, противник умен, его секретные объекты тщательно охраняются.

– Вам известны имена Алан Робинсон и Вильгельм Бауман?

– Известны, товарищ. – Лунке поколебался, но не стал кривить душой. – Алан Робинсон – ответственное лицо в ЦРУ. Сам из Соединенных Штатов, но проживает в Западной Германии, часто бывает с визитами в Западном Берлине. Занимается сбором технической информации, а также готовит и курирует агентов для работы в вашей стране. Именно его люди занимаются вербовкой научно-технического персонала – и есть сведения, что успешно. У Робинсона дипломатическое прикрытие, он часто летает в Москву, может проводить в ней недели и месяцы. Из тех людей, которым не сидится дома… Вильгельм Бауман – полковник секретной службы, есть основания полагать, что он и курирует заведение на Фельдештрассе в Западном Берлине. Не хочу переоценивать значимость этого господина. Бауман – из БНД, конторы, что поет под дудку ЦРУ, то есть выполняет указания старших… – Лунке немного смутился, видно, посетила мысль: а что же такое Штази? – Бауман проживает в Западном Берлине, но мы не имеем его адреса. Я могу вам чем-то помочь, товарищ Кольцов? – Собеседник начал проявлять признаки нетерпения.

– Можете, товарищ Лунке. Пока единственная просьба: отследить координаты Алана Робинсона. Необходимо знать, где он находится в данный момент.

– Мы сделаем всё возможное, товарищ Кольцов.

Марта Киршнер объявилась, когда он курил у вентиляционной отдушины. По тускло освещенному коридору, словно призраки, передвигались человеческие силуэты. Михаил вздрогнул, когда за спиной деликатно кашлянули. Из полумрака ниши вырисовывалось бледное лицо Марты, светлые волосы, туго стянутые на затылке. Она была одета в тот же рабочий костюм – приталенный пиджак, в меру расклешенные брюки. За ее спиной застыли Уве Хогарт и Клаус Майнер – словно отключились от батареек, чтобы не расходовать энергию.

– Доброе утро, Микаэль, – вкрадчиво произнесла молодая женщина. – Не возражаете, если буду вас так называть – на немецкий манер? Вы готовы к беседе с Вайсманом?

– Готов, фрау Киршнер. Куда мне пройти?

– Следуйте за нами. – Молодая женщина поколебалась. – Мы можем присутствовать на допросе?

– Боюсь, что нет, фрау Киршнер, – Михаил соорудил удрученную мину. – Этот человек пожелал общаться с представителями КГБ. Собственно, поэтому я здесь. Не будем пока его расстраивать, договорились? Он может замкнуться, и мы ничего не добьемся. Все ценное, что он скажет, я передам вам или вашему начальству.

Молодая женщина шевельнулась, в глазах заблестели льдинки. Ссориться с этой публикой было в корне неразумно.

– Без обид, Марта. Ничего личного. Такие указания.

– Конечно, – Марта кивнула. – Следуйте за нами, здесь недалеко.

Михаил сидел в неуютной комнате с низким потолком, где из мебели были только стол, стулья и шкаф-пенал, встроенный в угол (для хранения орудий пыток, предположил Кольцов). Михаил курил, сидя за столом, постукивал по столешнице блокнотом, задумчиво смотрел на закрытую дверь. Справа от косяка на стене выделялось пятно. Его замазывали, но безуспешно. Ниже – еще несколько, вплоть до плинтуса. Несложно предположить, что это кровь. Человека ударили затылком о стену, а дальше он сполз, оставляя на штукатурке разводы. Трудились здесь явно не ангелы. Но где они – ангелы? Ни одной стране мира не удавалось без насилия поддерживать безопасность государства. Вопрос лишь в разумности и уместности допросов с пристрастием.

Дверь открылась, конвоир ввел человека, знаком предложил присесть на стул, стоящий напротив. Руки он не распускал, вел себя сдержанно. Арестант сел – со щелчком в коленных суставах. Михаил кивнул охраннику: спасибо, свободны. Конвоир удалился.

Мужчина был сравнительно молод – меньше сорока. Одет в пиджак и брюки – не лучшего качества, и что-то подсказывало, что эту одежду он не снимал несколько дней. Тонкая водолазка прилипла к телу, на ней отчетливо проявлялись солевые разводы. Голова была цела, значит, не его возили затылком по стене. На лице отсутствовали следы от ударов кулаками. Но «усилия» прикладывали – к бабке не ходи. Человек неровно дышал, морщился, прикладывал руку к правому боку. Волос на голове у него практически не было – только в районе ушей сохранились завитки. Лоб пересекали морщины, уголки губ были скорбно поджаты, глаза запали.

– Добрый день, – сказал Кольцов. – Надеюсь, он в действительности станет для вас добрым. Итак, вы Отто Вайсман, работаете… вернее, работали в БНД. Должность, если не ошибаюсь, незначительная. Скажем, оперативная работа, слежка за объектами… Вас били? – Михаил сменил тему.

Мужчина вздрогнул, глаза у него забегали.

– Нет, что вы… – проговорил он хрипловатым голосом. – Я ведь сам пришел… Просто четыре дня в камере, а у меня не очень здоровые легкие…

– Как скажете, – пожал плечами Михаил. – Претензий нет? Дают еду, обеспечивают всем необходимым?

– Да, я ни на что не жалуюсь. Только жаль упущенного времени… – Арестант закашлялся.

Брала досада за своих «социалистических» коллег. Если он сам пришел – зачем прессовать? За условие общаться только с «комитетчиками» – чем несказанно обидел местных работников?

– Кто вы? – откашлявшись, спросил Вайсман.

Михаил поднялся, обошел стул, сунул под нос арестанта удостоверение. Тот, щурясь, всмотрелся, что-то прошептал. Заметно расслабился, глубоко вздохнул.

– Очень хорошо, спасибо… Я сразу понял, что вы не немец, у вас такой акцент… Русский язык понимаю плохо, но этого и не надо… В вашем документе значится слово «Москва». Вы правда оттуда?

– Прилетел вчера утром. Теперь мы можем поговорить, герр Вайсман?

– Да… – Что-то блеснуло в глазу арестанта, возможно слеза.

– Вас задержали в берлинском универмаге «Радуга». Как вы прошли через границу? Почему сразу не пошли в Штази?

– У БНД есть множество способов переходить через границу. Они научились делать качественные документы. Это временные разрешения на пребывание в восточной зоне, постоянные пропуска – например, для работников транспортных организаций. Это могут быть медицинские листы, даже удостоверения сотрудников Штази и тому подобное. Поверьте, с запада на восток проникнуть гораздо проще, чем с востока на запад. Думаю, я проявил нерешительность, колебался, зашел в крупный магазин, чтобы еще раз все хорошенько обдумать… Это серьезный шаг, вы должны понять. Обратного пути не будет…

– То есть вы не очень решительный и мотивированный человек. – Михаил пристально изучал лицо задержанного.

Вайсман смутился, сделал неопределенный жест.

– Пусть так, если вам угодно. Но точка невозврата пройдена, обратного хода нет. Я не вернулся, и, думаю, мои коллеги уже знают, где я нахожусь…

Возникла пауза, арестант не решался начать говорить первым. Михаил тоже не спешил. Сомнения усилились. Он оглядел неровные стены, разводы на потолке. Не может такого быть, чтобы комната не прослушивалась. Марта для порядка подняла вопрос о совместном допросе, знала, каким будет ответ. Несложно замаскировать аппаратуру под «волдырями» штукатурки, в шкафу, который никто ощупывать не будет. Это их дело чести, если можно так выразиться. Они обязаны знать, что происходит на их земле. И только потом принимать решение: помогать ли комитету или затеять собственную игру… Не проверять же все эти «волдыри»!

– Минутку, герр Вайсман. – Майор поднялся, вышел в коридор. Неподалеку прохаживался, заложив руки за спину, Клаус Майнер. Вопросительно уставился на москвича. С обратной стороны подходила Марта – прямая, как шпага, с поджатыми губами.