Гулькова чуть не потеряли! Но паника оказалась преждевременной – нашли, локализовали в пространстве. Он шел по боковой аллее, отдалялся от аттракционов. Отдыхающих на краю парка было немного, зато растительности хватало. Листва осыпалась, но в целом деревья и кустарники еще сохраняли покров. Сырые листья липли к ботинкам. Сотрудники отставали, уходили на боковые аллеи. Дорожки причудливо заплетались, растительность на отдельных участках вставала заслоном. Многие лавочки в этой части парка пустовали.

Гульков присел на скамью, раскатал свернутый в трубочку журнал «Крокодил», открыл на первом попавшемся месте. Ждать пришлось недолго – через пару минут их стало двое. Оперативники чертыхались, прячась за кустами – подойти ближе они не могли.

Мужчины разговаривали – как-то вяло, почти не поворачивались друг к другу. Мимо прошла молодая пара. Разговор прервался, фигуранты проводили глазами молодых людей. Снова потекла беседа – без эмоций, как-то нехотя.

Второй субъект носил светло-серый плащ с поясом и имитацией погон на плечах. В руке он держал складной зонт. Усилился ветер, но дождь взял паузу. Ворохи листвы катились по дорожкам, скапливались под бордюрами. Второй субъект был несколько моложе первого, выглядел представительно. Не больше сорока, модельная стрижка, русоволосый, в очках, с правильными чертами. Его лицо казалось открытым, добродушным. Но в нем назойливо просматривалось что-то чужое, иноземное, невзирая на то, что он бегло говорил по-русски. А то, что они общаются по-русски, сомнений не было – впечатление полиглота Гульков не производил. Мысль об американском консульстве становилась довлеющей.

Беседа продолжалась несколько минут, после чего Гульков вынул из кармана небольшой предмет, передал собеседнику. Что это было, разглядеть не успели, да пока и не важно. Субъект в плаще глянул по сторонам, извлек небольшой сверток, передал подельнику. Гульков изобразил плотоядную ухмылку, убрал сверток в карман куртки. Участники беседы обменялись несколькими фразами, иностранец поднялся и направился к выходу из парка.

– Ягудин, Сидоренко, за ним, – бросил Кольцов в микрофон. – Пока не брать.

– Поняли, товарищ майор…

Иностранец скрылся за деревьями. Гульков никуда не спешил, развалился на скамье, закурил. Хмурое лицо ненадолго осветилось, впрочем, прежнее выражение быстро вернулось.

«Надо брать, – мелькнула мысль. – Незачем ждать. Домой пойдет, куда еще».

Некстати объявилась стайка подростков. Разбитные, курящие, они толпой валили по дорожке, неумело матерились, ржали, как подорванные. Такие постоянно задирают прохожих, не способных дать сдачи, выгребают у сверстников мелочь из карманов, глумятся над девчонками. Впрочем, мимо Гулькова прошли без остановки, одинокий мужик не вызвал у них интереса. Он проводил глазами шайку малолеток, поднялся и двинулся в том же направлении. Кольцов скрипнул зубами: пока еще соберешь своих…

Гульков шел на автобусную остановку. Людей на улице хватало, не хотелось брать шпиона при всем честном народе. Куда он мог деться? А объект словно издевался: тащился как черепаха, снова закурил, постоял у кромки тротуара. Собрался было вскинуть руку, чтобы поймать такси, но передумал, зашагал дальше. Пристроился к короткой очереди в киоск Союзпечати, ждал.

Оперативники изнывали от нетерпения. Москвин прикинулся пассажиром, ждущим автобуса, Вишневский мялся за телефонной будкой. Михаил изучал через стекло ассортимент печатной продукции в киоске, потом пристроился за Гульковым. Риск отсутствовал: субъект не смотрел по сторонам. Самая длинная очередь – это очередь из двух человек! Люди сами не знают, чего хотят, или набирают все подряд, включая стирательные резинки и стержни для шариковых ручек!

Гульков приобрел дорогостоящий «Огонек» и пару изданий попроще. «Крокодил» остался в урне на месте встречи – видимо, он его уже прочитал. Потеряли время и снова тащились. Гульков зашел в магазин кооперативной торговли. Оперативники переглянулись – деньги у товарища, видимо, были. Москвин, повинуясь командному кивку, тоже вошел внутрь. Вернулся через пару минут, спустился с крыльца, отчитался:

– В очередь встал, гаденыш. Он издевается над нами, Михаил Андреевич, я это сразу заподозрил. Довольный такой, стоит, «Огонек» читает. Он ничего не подозревает, рожа расслабленная. Может, возьмем его, товарищ майор, чего мы стесняемся, как первокурсницы?

– Длинная очередь?

– Человек шесть.

– Ладно, подождем.

Мялись несколько минут. У Вишневского лопнуло терпение, вошел в коопторг и через минуту вышел.

– Стоит, товарищ майор. Трое в очереди перед ним. Нормальное мясо, кстати, розовое. В соседнем зале туши рубят. Накидают, конечно, в нагрузку кучу отходов, но все равно хорошо. Может, и себе возьмем? – Григорий подмигнул прыснувшему Москвину.

Сработала рация под курткой – предвестница крупных неприятностей. Сухо стало в горле. Михаил отошел в сторону.

– Товарищ майор, это старший лейтенант Сидоренко… – забубнила рация. – Тут такое дело… Головы ломаем, как такое могло произойти… В общем, упустили мы своего фигуранта…

– Это как? – опешил Кольцов. – Издеваетесь, ребята?

– Да шут его знает, товарищ майор… – молодой сотрудник чуть не плакал. – Из парка вышел и подался в центр. За угол свернул – там какой-то переулок мелкий, мы за ним. Входим, а переулок пустой – смылся, сволочь… Мы туда-сюда, давай в подъезды забегать. Глухо, как испарился… Похоже, засек он нас, товарищ майор. Когда из парка выходили – так сразу и засек…

– Ну, вы даете, товарищи чекисты… – Предчувствие неприятностей царапало как кошачий коготь. – Когда это произошло?

– Минут пятнадцать уже…

– С ума сошли? Почему сразу не доложили?

– Думали, найдем. Весь квартал прочесали…

– Все, отбой.

Притихли сотрудники, выжидающе поглядывали на начальника. Видимо, сильно в лице изменился… Ничего не объясняя, Кольцов кинулся в магазин. Хватит миндальничать – хватать за шиворот упыря…

Торговый зал был небольшой, особо не спрячешься. За прилавком открытая дверь, там мясники рубили говяжьи туши. Сотрудники полезли следом, наступали на пятки. Не было в зале Гулькова! В очереди человек восемь, весы, прилавок, в витрине пара антрекотов, мясные ребра, дорогой говяжий язык. Кольцов подбежал к прилавку, расталкивая людей. Насупилась продавщица, уперла руки в бока. Товарищи ждать не стали, уже штурмовали прилавок, преодолевая жидкое сопротивление.

– Граждане, куда лезем?! – взвизгнула продавщица. – Встаньте в очередь, всем хватит!

– Мужчина здесь стоял, невысокий, в куртке, – Михаил сунул под нос «королевы коопторга» служебное удостоверение. – Где он?

Продавщица растерялась, что-то заблеяла.

– Мужик его увел, – среагировал гражданин, стоящий ближе всех к прилавку. – В очках такой, в плаще с погонами. Оттуда пришел, с черного хода, – гражданин показал подбородком. – Мясники возмущались, но он все равно пролез. Схватил этого и поволок за собой в ту же дверь…

– Когда это случилось?

– Да вот только что, минуту назад…

Бешенство клокотало в груди. Уволить все подразделение к чертовой матери! И его в первую очередь – за глупость и некомпетентность! В смежном зале пронзительно пахло мясом (если не сказать, мясными потрохами). Трудились мускулистые мужчины в фартуках. Трещали перерубаемые кости. Мясники роптали: что вообще происходит? Тут вам не проходной двор! Объясняться было некогда. Кольцов бросился к двери в дальнем конце помещения, вывалился в узкий, еле освещенный коридор. Несколько прыжков – задний двор, скатился с крыльца, завертелся.

Дождь пошел весьма кстати, потемнело небо, ветер загудел в проводах и крышах, но в замкнутое пространство пока не проникал. Дом построили в славные пятидесятые, их, подобные здания, так и называли – «сталинскими». Внушительные, монументальные, с толстыми кирпичными или каменными стенами. Здание формировало в плане букву «П».

Прохожих не было, непогода разогнала гуляющих. Сквозь стену дождя проступала бойлерная, какое-то невнятное двухэтажное сооружение без окон, зато с пожарной лестницей, гаражи, погреба, хаотично разросшийся кустарник.