Едва с его стороны прекратились выстрелы, Чума действительно решил воспользоваться столь благоприятным моментом, торопливо поднялся, готовый бежать, но тут позади водителя неожиданно раздался хлесткий, как хлопок кнута, выстрел из трофейного пистолета вальтер. С самой войны с ним никак не мог расстаться капитан Александр Сиротин, временно исполняющий обязанности начальника отдела по борьбе с бандитизмом. Чума выгнулся в пояснице, простреленный в нескольких местах в грудь, выронил из рук автомат, оставшийся болтаться у него на шее на ремне, и упал на спину, судорожно засучив ногами, словно хотел убежать от смерти.

– Барсуков, ты как?! – крикнул Сиротин. – Живой?

– Живой, – тотчас отозвался водитель, в душе несказанно счастливый оттого, что начальник вовремя поспешил на помощь. – Заворыкина убили!

Он услышал, как застонал Сиротин, относившийся по-отечески к парню, только что пришедшему на службу в органы. Погибший сотрудник имел после войны два тяжелых ранения, а за храбрость, проявленную в жестоких боях, полный набор орденов Славы.

– Такого парня загубили, сволочи, – сквозь зубы процедил капитан, круто развернулся и, пригибаясь, побежал следом за своими подчиненными к складам, где уже вовсю шла перестрелка.

– За мной! – крикнул он на бегу. – Да смотри в оба!

Илья, который в это время направлялся с мешком сахара на плече к реке, упал в траву. Понимая, что ему ни в коем случае нельзя вступать в перестрелку с милиционерами (да, собственно, у него и пистолета-то как такового с собой не было, потому что Веретено, видно, еще не совсем ему доверял), дальше он стал передвигаться ползком, пятился, как рак, то и дело подтягивая к себе мешок. Перевалившись через вершину холма, Илья расторопно поднялся на полусогнутые ноги, вновь закинул за спину мешок с таким расчетом, что, если в него будут сверху стрелять, чтобы пули угодили в плотный свалявшийся сахар, и съехал по мокрой траве вниз.

– Менты, – выдохнул он на тревожный вопросительный взгляд Веретено. – На машине приехали.

– Много?

– Человек пятнадцать, – соврал Илья, его грудь тяжело вздымалась от волнения и оттого, что теперь ему придется как-то изворачиваться, чтобы не стать врагом для своих же коллег. Сбоку, искоса незаметно взглянув в напряженное лицо Веретена, он осторожно поинтересовался: – Так дашь мне оружие или нет?

После недолгого колебания Веретено отказал, как видно, все еще сомневаясь в его благонадежности, хотя, с другой стороны, лишний человек не помешал бы в сложившейся ситуации.

– Не сейчас, – буркнул он. – Займись товаром.

Илья с облегчением затаенно вздохнул и полез в лодку, выискивая глазами свободное место для мешка.

Рассвет уже входил в свои права, мутные силуэты бандитов и милиционеров становились все более отчетливыми, а уже через несколько минут людей можно было разглядеть без особого труда.

– Барсуков, – оголтелым голосом кричал наверху Сиротин, из-за угла склада отстреливаясь от наседавших на него двух бандитов, которые короткими перебежками приближались к нему, – прикрой меня!

– Добро! – отозвался Барсуков, облокотился на деревянную палету и принялся, не целясь, палить в их сторону, многообещающе буркнув: – Сейчас вы у меня не так запляшете, твари!

Сиротин стремительно выбежал из-за своего укрытия, зигзагами побежал к распахнутым воротам склада, в глубине которого затаились внезапно застигнутые приездом оперативной группы другие бандиты, очевидно, подыскивая иные пути отхода. Но вторые ворота контролировали Семенов и Никишин, и возможности у налетчиков проскользнуть мимо них незамеченными не было. Тем более что на востоке небо светлело с необыкновенной быстротой.

Должно быть, приняв это во внимание, Лиходей, Чалый и Фазан от безысходности решили прорываться прямо через плотный кордон милиции.

– Ну что, братва, – обратился к подельникам Лиходей, лихорадочно сверкая в душной темноте потемневшими от волнения глазами, – риск – благородное дело. Вначале бегет Чалый, потом я и следом Фазан, – живо распорядился он, определив себе место в середине, чтобы особо не рисковать своей драгоценной жизнью. – Первый, пошел! – отрывисто выкрикнул Лиходей и стволом пистолета толкнул Чалого в спину, придавая ему дополнительной решительности и большей скорости.

Молодой бандюган поспешно перекрестился и сиганул в дверной проем, паля из автомата во все стороны. В этот миг Чалый был похож на мелкого изворотливого беса, рискнувшего вступить в схватку с самим Богом: он пробежал по открытому пространству без всякой помехи, потому что Семенов и Никишин при его неожиданном появлении быстро легли в траву, опасаясь попасть под свистящий рой пуль.

– Что творит, подлец, – пробормотал Никишин, невольно восхищенный столь рисковым поступком бандита, и уголки его губ тронула злая усмешка. – Уйдет ведь, гад!

Семенов поспешно поднялся, хотел было с колена стрельнуть Чалому в спину, но тут из склада выскочил Лиходей, стреляя из пистолета направо и налево, и Леонтию вновь пришлось упасть на землю. Не успел Лиходей скрыться из виду, как из ворот выбежал Фазан. Испуганно прижимая локтем к туловищу висевший через плечо автомат ППШ, он на всех парах понесся следом за товарищами, преднамеренно петляя, будто улепетывающий от стаи гончих трусливый заяц.

– Да сколько же вас здесь! – удивленно воскликнул Семенов, и быстро привстав на одно колено, положил пистолет на согнутую в локте левую руку и прицельно выстрелил.

Фазану оставалось добежать до кромки склона несколько шагов, он уже питал надежду, что сегодня ему в очередной раз повезет остаться в живых, как в этот момент пуля ударила его между потных лопаток. Бандит запнулся и со всего маха упал лицом, искаженным страдальческой миной, в мокрую траву. Втянув подрагивающими ноздрями ее пресный запах, Фазан затих.

– Отлетал ты свое, – сказал с усмешкой Никишин, угадав в молодом налетчике своего старого знакомого рецидивиста, еще с малолетки кочующего по тюрьмам. – Вот и завершился наконец твой жизненный путь. Оно того стоило, чтобы так позорно погибнуть?

– Да ты, Володя, философ, как я погляжу, – хмыкнул Семенов, окинув любопытным взглядом лежавшего возле него оперативника. – Тебе бы Макаренко быть.

Никишин с видимым удовольствием пожевал кончик уса, хотел было что-то ернически ответить на это Семенову, но тут позади раздались выстрелы: как оказалось, из-за кромки бугра в них палили Косьма и Веретено, переключая на себя внимание милиционеров, чтобы дать возможность своим подельникам уйти к лодкам.

– Обложили, суки! – закричал Никишин, выстрелил несколько раз через плечо и проворно перебежал в укрытие, откуда начал стрелять уже более прицельно. – Семенов, айда ко мне!

Плотно прижимаясь животом к влажной от росы траве, Леонтий, извиваясь словно большой червяк, торопливо пересек открытое пространство, стараясь не высовывать голову из-за низкорослых метелок пырея. Расположившись рядом с Никишиным, он, как и его товарищ, принялся отстреливаться.

Тем временем Сиротин забежал на склад. Держа вальтер двумя руками, он быстро обошел просторное помещение, настороженно заглядывая во все углы и скрытые места, стараясь убедиться, что все бандиты покинули обворованный склад. За поддонами с ящиками с водкой, которая ручейком вытекала из разбитых бутылок, он неожиданно наткнулся на убитого пожилого бандита. Тот сидел в уголке, разбросав ноги, спиной вжавшись в кирпичную холодную стену. Его правая рука с черствой от работы широкой ладонью покоилась на груди: было похоже на то, что тяжелораненого подельника завалили свои же, потому как выбраться с ним не представлялось возможным, но и оставлять на произвол судьбы, чтобы его раскололи на допросе милиционеры, не имело смысла. Перед смертью пожилой уркаган, как видно, успел выставить перед собой ладонь, как бы защищаясь от пули.

– Уб-люд-ки! – выругался Сиротин, на одних каблуках круто развернулся и побежал вон из склада, потому что снаружи пальба началась с новой силой. – Ребята, – заорал он, едва очутившись на просторе, – окружай их!