Человек сломался. Когда его выводили из комнаты для допросов, он с трудом переставлял ноги.

Все рухнуло на следующий день, когда по каналам Комитета пришло сообщение: человек, похожий на Старчоуса, вылетел вчера из Киевского аэропорта Жуляны во Франкфурт-на-Майне! Новость просто убила. Почему не задержали? Кто проявил халатность? Точно ли это был Старчоус? С некоторых пор аэропорт Жуляны начал выполнять международные рейсы, в том числе в капиталистические страны. В Киев в тот же час вылетела специальная комиссия для разбирательства. Человек действительно был похож на Старчоуса – тот же возраст, та же осанка. Но тип, прошедший через турникеты, носил длинные волосы, очки и усы. Фото в паспорте на имя Вильгельма Крюдоффа, жителя города Брюсселя, – соответствовало внешности пассажира. Сотрудник таможни только вышел из отпуска, еще не ознакомился со всеми ориентировками. Тревогу забил его коллега – более радивый и осведомленный. Но поздно, самолет бельгийской авиакомпании уже вышел из воздушного пространства Советского Союза. Провинившегося сотрудника отстранили от работы. Но исправить ситуацию это не могло. Таможеннику предъявили старое фото Старчоуса и новый «фоторобот», выполненный официантом «Красной заставы». Для достоверности прикрыли все, кроме лица. Реакция пояснений не требовала – сотрудник таможни начал неудержимо бледнеть…

Начальство рвало и метало. Майор Платов пребывал в каком-то дурном ступоре. К чему все старания? Генерал Вахмянин несколько раз вызывал к себе, допытывался, можно ли что-то сделать. Где искать человека (пусть и заметного) на большом земном шаре? Никита пока не представлял. Похоже, у самого начинались проблемы. Мучила бессонница, а в короткие моменты сна являлись убиенные узбеки и что-то говорили. Он оправдывался, мол, сами виноваты, выталкивал их из квартиры, но они опять лезли. Как в песне Высоцкого: ты их в дверь – они в окно. За ожившими мертвецами теснились их жены, дети, престарелые родственники в тюбетейках… Он вставал посреди ночи, брел на кухню, глушил коньяк в полной чернухе, но становилось только хуже. По утрам от него несло, и сотрудникам хотя бы до обеда приходилось прикрывать своего начальника.

– Не мое, конечно, дело, Никита Васильевич, – осторожно заявила Зинаида, – но есть такие люди, их называют психологи. Профессия, презираемая в обществе, в них никто не верит, но тем не менее кое-кому они помогли. Я знаю одного, если хочешь, могу позвонить. Только, чур, не предлагать ему выпить вместе…

Он справился с кризисом – сам, без обладателей сомнительных мелкобуржуазных профессий. Настоящим советским людям эта вредная пакость не нужна. Настали выходные – и за сорок восемь часов он не выпил ни капли, сходил в спортзал местного клуба «Динамо», чтобы яростными упражнениями изгнать из себя чернушную дурь. Вечера, как порядочный человек, проводил у телевизора. В понедельник утром в его кровати оказалась соседка из третьего подъезда, и это стало главной загадкой прошедших выходных. Вроде не пил, сознание не терял, вышел погулять перед сном, разговорился с интересной особой – ранее с ней не общались, а только здоровались… Тридцать лет, разведена, больная мама, маленький ребенок, по профессии – библиотекарь. Полный набор того, что должно оттолкнуть и погнать прочь. Но до чего же интересная оказалась особа! Она вскочила в шесть утра: все пропало, шеф! Уже так поздно! Нужно бежать, ребенка лечить, маму кормить (или наоборот, он точно не помнил), а потом самой сломя голову нестись на работу! Женщина была смешлива, остроумна и не чужда самокритики. «Да все нормально, сосед, – сказала она на прощание, – мои проблемы никогда не станут твоими. Заметь, я даже не спрашиваю, где ты работаешь. Спасибо за ночь, это было здорово. Повторим как-нибудь? Ну, если захочешь?» – Она подарила на прощание долгий страстный поцелуй и убежала, цокая каблучками по ступеням. Мысль о коньяке после этой ночи даже близко не подступала…

– Дворский хочет тебя видеть, командир, – сообщил в понедельник Белинский. – Свежая информация от дежурного. Видимо, вспомнил что-то такое, что смягчит ему наказание. Так что вызывай машину, давай в изолятор.

– Какая честь, Борис Лаврентьевич, – встретил Никита входящего в комнату для допросов Дворского. – Ученый с почти мировым именем снизошел до простого госслужащего. Чуть свет, и я у ваших ног. Чай, кофе?

– Раньше вы не издевались, гражданин майор, – вздохнул «мученик науки». – Вы просили меня вспомнить что-нибудь связанное со Старчоусом…

– Не просто просил – умолял. Ладно, не обращайте внимания, Борис Лаврентьевич, последствия выходных. Надеюсь, тоже хорошо отдохнули?

– Да, замечательно провел время. Приходила супруга… Благодарю, что ничего ей не сказали. Она считает, что меня оклеветали.

– Разумеется. Итак?..

– Это было, кажется, во вторую встречу, в Кунцевском парке. Не понимаю, почему раньше не вспомнил… Мы поговорили, Старчоус удалился. Я блуждал по каким-то аллеям, весь в растрепанных чувствах, расстроенный, плохо помню, где именно я ходил. Повернул за какое-то сооружение, по-моему, это был неработающий аттракцион, его накрыли брезентом… Там была стоянка для автомобилей, выход из парка. Старчоус еще не уехал, он вместе с женщиной стоял у машины, разговаривал… Не знаю почему, но эта особа показалась мне какой-то легкомысленной, несерьезной… Вся такая из себя, пятнистая куртка, явно сшитая не в Советском Союзе, расклешенные брюки поверх обуви с каблуками… А еще у нее были волосы – светлые, завитые, не очень длинные, примерно до плеч. Сумочка такая – я еще подумал: из шкуры пегой лошади…

– Сможете описать лицо?

– Да, наверное… Не знаю. Лицо у нее тоже такое… лошадиное. Но не отталкивающее, наоборот… Я отступил за неработающий аттракцион, хотел уйти, но они закончили разговор, стали садиться в машину, причем женщина заняла место водителя…

– Какая машина? Номер запомнили?

– Да что вы, какой номер… Я машину-то еле помню. Темно-синяя, «Жигули»… Да, точно, «Жигули», на это моих познаний хватает…

– Какая модель?

– Не разбираюсь, увольте, – замотал головой ученый. – Спросите что-нибудь про вирусы, бактерии, про патогены – и я охотно отвечу. Но автодело – откровенно не мое. Меня водитель на «Волге» возит… Простите, возил.

– Хорошо, закройте глаза и представьте эту машину. Представили? Задняя часть скошена – так называемый кузов-универсал или обычная – как у «Москвича», большинства «Жигулей» – это называется кузов-седан.

– Второе, – возбудился Дворский, – точно второе, обычная машина. Я даже подумал, что новая…

– Вы ее видели спереди?

– Да. Эта женщина сдавала назад, чтобы выехать с парковки…

– Сколько фар впереди?

– Мм… Кажется, по две, круглые… Две слева и две справа…

– Понятно, – кивнул Никита.

Неопознанная блондинка ездила на ВАЗ‐2103. Чего-то более нового в семействе «Жигулей» пока не появилось. Только три модели. «Трешку» в массовое производство запустили в позапрошлом году, машины уходили влет – при том, что для обычного гражданина покупка нового авто превращалась в хождение по мукам.

– Скажите, я вам помог? – с надеждой спросил Дворский.

– Поживем – увидим, Борис Лаврентьевич. Надеюсь, да. Сейчас вас проводят к нашему художнику, постарайтесь описать внешность блондинки, а он нарисует портрет. Опишите все, что запомнили, включая рост, комплекцию, детали одежды. И еще… Перед вашей первой встречей со Стачоусом звонила женщина, именно она сказала, куда прийти, так? Надеюсь, вы запомнили ее голос, узнаете, если услышите. Возможно, она ни при чем, просто попросили позвонить. Или нет.

Ниточка была слабая, безжизненная. Отыскать человека в многомиллионной Москве… Включая ближнее и дальнее Подмосковье, среднюю полосу России, а также прочую территорию бескрайнего Союза. Никто не говорил, что она живет в Москве… И машина могла быть не ее – знакомых, друзей, а ездила, скажем, по доверенности. Но за дело бралась организация, имеющая большие возможности и располагающая любыми ресурсами.