– На ночь в прачечной никто не остается, поэтому особой необходимости в наблюдении нет. К тому же мы проверяли целостность ограды за прачечной и никаких повреждений не нашли, если вы на это намекаете.

– Я ни на что не намекаю, просто уточняю для себя, – заверил Паршин. – Скажите, во время работы прачечной охрана находится внутри помещения?

– Не постоянно. Здесь работают всего двое заключенных, и охрана приходит по часам только для проверки, чтобы не волынили, – объяснил охранник. – Для работы в прачечной выбирают самых благонадежных осужденных, поэтому держать их под наблюдением все время особой необходимости нет.

«Спорное утверждение», – подумал про себя Паршин. Но охраннику свои мысли не высказал.

Оказавшись внутри помещения, он первым делом осмотрел подсобку, где Молодой и его напарник отдыхали во время перерыва. Ничего, заслуживающего внимания, он там не обнаружил. Долго и задумчиво рассматривал жесткую скамью и тумбочку, которые составляли практически всю обстановку подсобки, если не считать стеллажей для запасов хозяйственного мыла и кальцинированной соды, которые применялись для стирки белья.

– Скажите, Вдовин и Дрозд ладили между собой? – задал он вопрос охраннику.

– Яшкин-то? Он ни с кем не ладит, – не задумываясь, ответил охранник. – Он, знаете ли, относится к той категории заключенных, которые все время отыскивают у себя болезни и норовят перекочевать в «больничку». Так на тюремном жаргоне называют лазарет.

– И часто ему это удается? – спросил Паршин.

– Часто, – признался охранник. – Вот, например, два последних месяца Вдовин здесь один вкалывал. Яшкин сожрал три ложки кальцинированной соды, и у него открылось желудочное кровотечение. Его отправили в стационар в Саранск, он и до сих пор там.

– А Вдовин работал один, – задумчиво произнес Паршин. – Весьма кстати.

– Ерунда, не он же заставил Яшкина жрать порошок, – возразил охранник, но как-то не слишком уверенно.

В этот момент в дверь заглянул охранник Тимур:

– Искали? Меня начальник прислал.

– Да, я вас искал, – подтвердил Паршин. – Простите, что пришлось побеспокоить во время отдыха, но дело не терпит.

– Не страшно, – отмахнулся Тимур. – Все равно в этой глуши заняться нечем.

– Можем мы побеседовать с глазу на глаз? – Паршин обратился к охраннику, который привел его в прачечную. Тот пожал плечами и вышел на улицу. – Давайте присядем.

Тимур вошел в подсобку, сел на скамью:

– Для чего я вам понадобился?

– Утром вы сказали, что Молодой не так прост, как хочет казаться, – начал Паршин. – «Тихий омут, черти», помните?

– Да, я помню, что говорил, – подтвердил Тимур.

– Почему вы считаете, что Вдовину не стоит доверять?

– Потому что так и есть.

– Были какие-то конкретные случаи, когда вы замечали за ним дурные помыслы или поступки?

– И не раз. Только не просите меня описать эти случаи. – Тимур жестом остановил следователя. – Вам это не поможет, а меня выставит в невыгодном свете.

– Почему? Помочь мне может любая мелочь, а на то, кто в каком свете предстанет передо мной, я волнуюсь меньше всего. Моя задача – поймать преступников, а не оценивать моральные характеристики свидетелей.

– И все же. Вам мои слова покажутся странными. – Тимур не спешил раскрывать перед следователем душу.

– Пусть так, но мне очень важно знать, что представляет собой этот парень. Все, что у меня есть, – это данные из личного дела, а там все, кроме обвинителя, хвалят его так активно, что возникают сомнения, действительно ли он совершил преступление.

– Если бы у меня оставался последний рубль, я бы поставил его на то, что старушку убил он, – чуть помедлив, произнес Тимур. – Причем сделал он это с большим удовольствием.

– Почему вы так думаете? Чего я не знаю о Вдовине?

– Ладно, я скажу. Но предупреждаю: вам это покажется странным.

– Говорите, я постараюсь держать свое мнение при себе, – заверил Паршин.

– Вдовин стучал на своих, – выдал Тимур и внимательно посмотрел, какова будет реакция Паршина.

– Странным мне должно показаться, что вам это не нравилось, так? – догадался Паршин. – По идее, чем больше заключенных сотрудничает с администрацией, тем меньше шансов, что в исправительной колонии возникнут чрезвычайные ситуации или беспорядки.

– Что-то вроде того, – согласился Тимур. – Только вот Вдовин закладывал наших подопечных не для того, чтобы получить какие-то поблажки от администрации или из страха за свою жизнь, а просто так. Ему доставляло удовольствие сдавать зэков, если вы понимаете, о чем я.

– Он никогда ничего не просил взамен?

– Нет, он просто сдавал их, и все. А потом наслаждался тем, что они понесли наказание. Понимаете, он был таким чутким, таким тихим и вдохновенным. Нет, не то: по мнению других заключенных, он был правильным. Пионер, понимаете? Только пионер, вынужденный перейти на противоположную сторону. Пионер для заключенных. Почти все в лагере считают, что он никогда и ни за что не станет ябедничать, сплетничать, стравливать кого-то, и уж тем более не станет сообщать администрации, что увидел или услышал. При нем часто обсуждали дела, о которых «хозяин» или вертухаи не должны были знать. А он их всех сдавал!

– Всех, кроме Ледоруба? – предположил Паршин.

– Он и его сдавал не раз, – возразил Тимур. – Ледоруб – один из тех, кто его раскусил. Он ненавидел Молодого, в этом Колодников прав. Я до сих пор не могу поверить, что они бежали вместе.

– Единственное разумное объяснение – Молодой узнал о побеге и заставил Ледоруба взять его с собой, – неожиданно для самого себя произнес Паршин.

– А это вариант, – протянул Тимур, с удивлением глядя на следователя. – Знаете, эта мысль мне в голову не приходила, а должна была прийти. Уж кто-кто, а я-то Молодого насквозь видел.

– Все это хорошо в теории, но на практике – как он мог узнать о готовящемся побеге? – задал резонный вопрос Паршин.

– Этого я не знаю, – ответил Тимур. – Знаю только, если бы Молодой узнал о побеге, но бежать не собирался, он тут же пришел бы к начальнику колонии и выложил бы ему все лично.

– Пришел к начальнику? Разве у заключенных открытый доступ к начальнику колонии? – удивился Паршин.

– У Молодого был. В любое время дня и ночи его отпускали к «хозяину», таково было распоряжение самого Веденеева, – покосившись на дверь, негромко проговорил Тимур и добавил: – Только я вам этого не говорил.

– Спасибо, Тимур, вы мне очень помогли, – искренне поблагодарил его капитан.

Тимур вышел из подсобки. Паршин последовал за ним, только на улицу не пошел. Он остановился на пороге в глубокой задумчивости. Известие о том, что Молодой был стукачом, его не слишком удивило, а вот тот факт, что начальник колонии Веденеев об этом умолчал, было странно. О чем еще он не сказал Паршину? Почему тянет с докладом о побеге? Хочет успеть исправить какие-то свои просчеты? Ну не мог же он сам помогать Вдовину?

– Нет, это нелепость! – вслух произнес Паршин, тряхнул головой и отправился исследовать остальные помещения прачечной.

Первая комната представляла собой ровный квадрат пять на пять метров. Вдоль одной из стен стояли в ряд три стиральные машины. Громоздкие корпуса промышленных машин крепились к стене специальными кронштейнами. На прилегающей стене стояла большая раковина, по своей конструкции напоминающая емкость для воды, какие использовали на садовых участках счастливые обладатели заветных «шести соток». Внутри раковины лежал скрученный в моток шланг для наполнения водой стиральных машин. Под раковиной стояли деревянные корыта, сохранившиеся, наверное, с дореволюционных времен. В комнате держался едкий запах хлорки и хозяйственного мыла. Этот незатейливый продукт для стирки белья занимал два корыта, куда старательными руками заключенных были наструганы десятки мыльных «кирпичиков». Емкости для хлорной извести стояли здесь же, под раковиной.

Третья комната отводилась под сушку выстиранного белья. Она была метров на десять больше предыдущей. За счет удлиненных стен количество веревок, натянутых от стены до стены, казалось нескончаемым. Все они были завешаны серыми суконными одеялами. Здесь запах стиральных и дезинфицирующих средств ощущался еще сильнее, вдобавок к нему примешивался какой-то сладковатый душок.