Рыболов покосился на гостей без особого радушия. «Средний рост, средний возраст, — машинально отметил Павел, — и лицо такое усредненное — в толпе не выделишь. Отличные приметы. Кассирша в будке могла видеть именно его. А также любого другого. Чем мы занимаемся?» — грустно подумал Болдин.

— Милиция, — сказал Чекалин, предъявляя удостоверение. — Нетребин Юрий Николаевич? Есть разговор.

— Так повесткой вызывайте, если хочется поболтать, — проворчал рыбак. — Выходной день у человека, не видите?

— Хорошо, — покладисто согласился Болдин. — Повесткой так повесткой. Правда, ваш статус в этом случае может измениться, да и на работе придется выкручиваться. Но если для вас это не нормально…

— Чего хотели-то? — Мужчина исподлобья разглядывал непрошеных гостей. — Если по поводу Герасимова, то это точно не ко мне.

Он был спокоен, только малость раздражен. А может, старался казаться спокойным. Но напряг в человеке все же чувствовался. С самообладанием, в отличие от Бугаева, все было в порядке. Возможно, и с благоразумием тоже.

— Разве? — удивился Чекалин. — А нам известно, что вас с Герасимовым связывали общие дела.

— Конечно, связывали, — всплеснул руками Нетребин. — Он бухгалтер, я — зам по снабжению. Практически каждый день — и исключительно, заметьте, по рабочим вопросам. В чем мое преступление?

— Боже упаси, Юрий Николаевич. То есть к махинациям, связанным с воровством запчастей и прочего автомобильного хозяйства, вы отношения не имеете. Хорошо, мы это зафиксируем.

— Издеваетесь? — мужчина демонстрировал праведное негодование, которое, впрочем, умело купировал. — Вы о чем говорите?

— Мы просто задаем вопросы. Простите, если ущемили ваше достоинство. Махинации на автобазе нас волнуют в последнюю очередь. Мы расследуем убийство гражданина Герасимова и членов его семьи. Вы, конечно же, знаете, что произошло. Вас ни в чем не обвиняют, успокойтесь. Просто пытаемся понять, за что его могли убить. Одна из версий — темные дела на автобазе. Что-то с кем-то не поделил — и вот результат.

— Во-первых, — сказал Нетребин, не меняясь в лице, — лично я ни в каких махинациях не замешан. Во-вторых, никогда не замечал, чтобы Алексей Гаврилович участвовал в чем-то подобном. Он был глубоко порядочным человеком, хотя и имел непростой характер. Да, общаться с ним было трудно. Но свою работу он всегда выполнял добросовестно и честно.

— Но вы, мягко говоря, не любили друг друга, верно?

— Это повод расправиться с ним и его семьей, включая ребенка? — Нетребин вспыхнул. — Вы же к этому подводите? Слушайте, вы вообще в своем уме? — Создавалось впечатление, что гражданин Нетребин совершенно не боится милиции. — Вы пришли без санкции, задаете оскорбительные вопросы, намекаете непонятно на что… Хотите, чтобы я пожаловался в горком?

— Ни в коем случае, Юрий Николаевич, только не в горком, — Павел миролюбиво улыбнулся. — Обещаем, что обойдемся без намеков. И все же ответьте на наши вопросы. Мы задаем их не только вам — всем. У вас в последнее время испортились отношения с Герасимовым. Раньше этого не было, и вдруг вы резко невзлюбили друг друга. Просто объясните, почему.

Нетребин покусал губы, неласково поглядел на нежеланных пришельцев, испортивших такой хороший день.

— Ему взбрело в голову, что я заигрываю с его женой Людмилой. Просто взбесился человек…

— А вы заигрывали с его женой Людмилой?

— Нет, конечно! — Нетребин чуть не взорвался. — Зачем мне его жена, если есть своя — и куда лучше! Мы с супругой живем в мире и полном ладу! Просто вышла глупая ситуация: она пришла к нему на работу, мы случайно пересеклись, поговорили. Он это видел. Потом мы случайно столкнулись с Людмилой на базаре, она покупала черешню, снова поговорили. Герасимов узнал — на этих базарах ведь столько шпионских глаз! Набросился на меня в каптерке, рычал как ненормальный… Не уверен, что его удовлетворили мои объяснения… кажется, нет. Послушайте, эту историю не надо отражать в протоколах, — Нетребин вдруг заволновался. — Эта баба — совсем не мой тип, у нас не могло быть с ней ничего общего, есть только беспочвенные фантазии Алексея Гавриловича. Не хочу, чтобы эта история добралась до ушей… ну, вы понимаете, — он замялся, человеку стало стыдно, он готов был провалиться сквозь землю.

— Хорошо, — кивнул Болдин. — Будем считать, что вы все объяснили. Вы знали начальника отдела уголовного розыска капитана Микульчина?

К последнему вопросу гражданин мог подготовиться. Даже ухом не повел, только непонимание отразилось на его малоподвижном лице.

— Не имею чести… Кто это? Почему я должен его знать?

— Вы были вчера в сквере на улице Кленовой?

— Послушайте, что вам неймется? На улице Кленовой я не был несколько лет — с тех пор, как там снесли частный сектор и построили нормальные дома. О том, что там есть какой-то сквер, я даже не подозревал…

— У вас есть серая шляпа и серая куртка?

— Нет… — назревал новый взрыв, Нетребин еле сдерживался. — Шляпу не ношу, считаю, что у нас не Дикий Запад. Курткам предпочитаю длиннополые плащи.

— Неделю назад у кафе «Рябинка» вас видели в компании двух граждан, вы сидели за столиком и разговаривали. В беседе фигурировала фамилия Герасимов. Можете пояснить?

— Да что за бред, в конце концов… Я просто такого не помню… Хотя нет, постойте… Да, решил пропустить после работы кружечку пива — это ведь законно? Мимо проходил этот тип Бугаев… Так вот откуда уши растут, — зам по снабжению презрительно усмехнулся. — Это называется «слышал звон, да не знаю, где он». В самом деле, подсели двое ребят, разговорились. Они на стройке работают, жаловались, что со снабжением совсем хреново. Я их видел в первый и последний раз — хотите верьте, хотите нет. Поговорили минут пятнадцать и разошлись. Одного из них Герасимом звали. Имя такое — Герасим. «Муму» читали? Да, редкое, но я тут ни при чем. Еще есть вопросы, товарищи милиционеры, или до вечера будете меня мурыжить?

Алена опоздала на десять минут — свернула с тропы, ведущей к озеру. У Павла отлегло от сердца. Перенервничал, боялся, что не придет. Она спешила, шла, помахивая сумочкой, развевались полы ее светлого плаща. Ткнулись носами, засмеялись. Павел провел по мягким волосам, поцеловал в краешек губ. На берегу присутствовали отдыхающие, пока никто не расходился.

— Ты прямо Катерина из пьесы Островского, — сумничал Павел, — «луч света в темном царстве».

— Серьезно? Ты еще помнишь школьную программу по литературе? — Она прижалась к нему, но, смутившись чужих взглядов, быстро отстранилась. — Извини, что опоздала. Отец недавно пришел с работы, весь разбитый, еле живой, от него так сильно перегаром пахнет. И вчера было то же самое. Пришлось кормить его, потом посуду мыла… У вас на работе что-то случилось? Он отнекивается, но я же чувствую.

— Да, неприятности. — Павел тоже не стал описывать подробности, иначе весь вечер пойдет насмарку. — Ничего, все наладится, войдет в колею. Давай не будем об этом. Отец отпустил тебя? Что на этот раз — новая подружка? Мне кажется, у него иссякли основания тебе доверять.

— Мне тоже так кажется, — согласилась Алена. — Но, к счастью, поев, он отправился спать и, думаю, до утра не проснется. Если же это произойдет… ну что ж, — девушка обреченно вздохнула, — нас обоих ждут тяжелые дни, но все же твои дни будут тяжелее. Готов их пережить?

— Как юный пионер, — заулыбался Болдин, — всегда готов.

Они гуляли по побережью, болтали ни о чем. Душа просто пела. Черные мысли прятались в уголки сознания. К вечеру потеплело, разошлись облака. Сегодня не было ни ветра, ни хулиганов. На озере проводили время несколько молодых пар, родители с детьми. Пацаны швыряли в озеро «блины», дружно считали прыжки по воде плоских камешков. Темнело медленно. Солнце заходило за санаторий, озаряя небо багрянцем. Примета не из лучших, но кто сейчас верит в приметы?

Они ушли от людей, забрались в каменную нишу, увлеченно целовались, сидя на камнях, шептали разные глупости. Время летело, зашло солнце, стихли детские крики в «обитаемой» части пляжа. Становилось прохладно.