— Не знаю, кто тебе нужен, — резко отозвался Ваншенин, — но нам нужен убийца шести человек, разгуливающий по городу со стилетом! Чем вас не устраивает Бугаев? С Герасимовым собачился? Собачился. Получил по сусалам — оскорбился, пришел ночью и всех зарезал. Скользкий, мутный тип — все сходится. Герасимов был его сообщником, что-то не поделили. До этого прикончил по их общему плану Боброва, Таманского, а заодно Заварзину, а что за план — выясняйте, не мне же выполнять вашу работу! Ты сам подумай, Болдин, разве невиновный угонит грузовик, чтобы уйти от милиции? Явно руки в крови. Увидел, что пришли за ним, в штаны наделал, понял, что не отвертится, и пустился в бега… Давайте, мужики, не ждите Микульчина.
Сомнения не проходили. Теоретически это мог быть Бугаев, но в голове рисовался совсем другой образ. Для совершения массовых жестоких убийств нужны твердость, сила духа, хладнокровие, умение скрывать свои чувства. У Бугаева этого не было. Он конкретно трясся, испытывал животный страх, и это не было игрой. Причастность к убийствам он отрицал категорически. Какие убийства в три часа ночи? — единственное бледное подобие шутки, прозвучавшее из его уст. Человека ломало и корежило. Он неустанно чесался, теребил обручальное кольцо на безымянном пальце. Чекалин вел допрос в отсутствие Микульчина, заполнял протокол, морщился, когда смотрел на истекающего страхом арестанта.
— То есть свою причастность к убийству членов семьи Герасимовых вы, Федор Михайлович, отрицаете категорически?
— Да как вы не понимаете… Говорю же вам, я никого не убивал… — У задержанного от страха зуб на зуб не попадал. — Это чушь, это величайшая глупость… Я вообще крупнее мухи никого не убивал… Тошнит меня от вида крови, голова кружится… Батя в детстве показывал, как курам головы рубить, сунул мне тесак, чтобы тоже попробовал, так я не смог, убежал, он потом позорил меня, говорил, что я не мужчина… А быть мужчиной — это что, уметь убивать?
Павел пристально изучал этого человека, и странная мысль закрадывалась в голову. Переглянувшись с Чекалиным, он передвинул на другой конец стола едва заполненный бланк протокола.
— Распишись в правом нижнем углу, Федор Михайлович. Просто закорючку поставь, и все. По-любому придется.
— Хорошо… — Бугаев подтянул к себе листок, — расписаться-то чем? Ручку дайте…
Павел бросил ему ручку. Тот дернулся, машинально поймал — левой рукой. Сотрудники молчали. Бугаев схватил ручку, начал выводить дрожащими пальцами автограф. Болдин вздохнул — расписывался арестант тоже левой рукой. Убийца шести человек был правшой — эксперт Короленко заявлял это со всей ответственностью.
— Что вы так смотрите? — Бугаев жалобно сморщился. — Дайте закурить, прошу вас…
Павел извлек из кармана пачку «Столичных», перехватил взгляд Чекалина, тот мотнул головой: дескать, много чести, достал свою «Астру» без фильтра, перебросил через стол. Для закрепления, так сказать, материала. Пачку Бугаев не поймал, но ловил левой рукой.
— Да что же вы делаете… — Он чуть не плакал, сполз с табурета на пол, поднял пачку. Ногтями потянул сигарету. Чекалин прогулялся, дал задержанному прикурить, забрал свою «Астру».
— Левша, Федор Михайлович? — спросил Болдин.
— Что? — Бугаев поперхнулся дымом, надрывно закашлялся. — Да, левша, а что такого…
Снова обменялись многозначительными взглядами. Чекалин не скрывал досады. А ведь так хотелось уже сегодня задержать настоящего преступника!
— Сидел, Федор Михайлович? — спросил Болдин.
Бугаев яростно замотал головой, впрочем, неохотно признал, что четыре года назад проходил свидетелем по делу о мошенничестве на мясокомбинате в Заустье (городок к северу от Плиевска), где работал экспедитором. Ушлые следователи собирались представить его обвиняемым, но не смогли собрать доказательств. В том же году Бугаев с молодой женой переехали в Плиевск, обменяли тамошнюю квартиру на здешнюю и, по-видимому, изрядно доплатили, поскольку жилплощадь расширилась. С каких, интересно, денег? Откуда машина «Волга ГАЗ-21», коротающая дни и ночи в гараже рядом с домом? На какие шиши в прошлом году он ездил отдыхать в Гагры, а в июне текущего года — в Пицунду? Впрочем, это не имело отношения к кровавым убийствам, а могло заинтересовать лишь сотрудников ОБХСС…
— Почему бежал от нас на автобазе? Совсем дурак, Федор Михайлович? Голову лечить не пробовал? Понимаешь хоть, что этим побегом ты только усложнил свою дальнейшую жизнь?
Арестант обхватил голову, забормотал, что бес попутал, сам не думал, что так себя поведет, просто ужас напал, хотелось бежать как можно дальше, не думая о последствиях… Ему очень жаль, он не хотел, он больше не будет, готов компенсировать родному государству весь причиненный ущерб.
— Все же рыльце у тебя в пушку, гражданин Бугаев, — ухмыльнулся Чекалин. — Ну давай, колись, приятель, пока мы добрые и готовы допустить, что ты никого не убивал. Но будешь юлить — сразу повесим на тебя все нераскрытые убийства в городе.
Делать было нечего. Бугаев начал рассказывать. Шелестела магнитная лента, записывающая допрос, Чекалин заполнял протокол шариковой ручкой — едва не возил носом по бумаге, постоянно ее расписывал.
Преступные деяния все же имели место. Группа злоумышленников состояла из двух человек — его и Герасимова. Был бы кто еще — неужели бы не сказал? Ему сидеть, а этим везунчикам на свободе бегать? Утверждение было спорным — мера ответственности определялась в том числе и численностью банды. Но Павел не возражал, слушал.
Уже полтора года Бугаев и Герасимов сбывают налево дефицитные автозапчасти, поступающие на автобазу. Меру знают, действуют умно, оттого и не попались. Герасимов, будучи бухгалтером, манипулировал отчетностью, прочей документацией, Бугаев прятал поступивший товар и толкал налево. Украли у государства по примерным прикидкам тысяч двадцать-тридцать — это же не расстрельная статья?
Все это было безумно интересно, но… совсем не то.
— О чем ссорились перед смертью Герасимова?
Задержанный активно выгораживал себя. Снабженцы заказали новую партию запчастей — карданные валы, масляные и воздушные фильтры, машинное масло для двигателей и коробок передач. Герасимов хотел урвать побольше — считал, что навар стоит риска. Бугаев же выступал за уменьшение риска, не любил он ходить по краю и не иметь уверенности в завтрашнем дне. Настаивал, что можно умыкнуть лишь малую часть изделий. И вообще он собирался завязывать, стать добропорядочным членом общества! Тридцать пять лет от роду, а ребенка еще не родил! На этой почве и повздорили — сначала на словах, потом физически. Герасимов просто насмехался над ним — дескать, малодушный, трусишка зайка серенький. С чего бы он стал убивать Герасимова — к тому же не по аффекту, а ночью, когда злость уже прошла. Какой ему резон с этой смерти? В одиночку преступную деятельность с кучей липовых бумаг ему не вытянуть.
Бугаев врал, все было наоборот: это Герасимов представлялся благоразумным человеком. Но лезть в эти дебри не хотелось. Пусть «смежники» выясняют, чем занималась банда, как долго, сколько украли и есть ли еще сообщники. Убийства в городе не были связаны с криминальными манипуляциями на автобазе.
— Часто виделись с Герасимовым в последнее время?
Бугаев скроил неопределенную ужимку, но все же признал:
— Ну, виделись, не без этого, почти каждый день… Слушайте, вы что, продолжаете считать, что я его…
— Заткнись. А теперь только правду, гражданин Бугаев. От твоей искренности будет зависеть многое. Что в последнее время тревожило Герасимова? Как он вел себя? Делился ли сокровенными секретами, не связанными с вашими мошенническими делами?
На этот раз Бугаев говорил только правду, ничего, кроме правды, но и это не помогало. Алексей Гаврилович всегда был скрытным — натура такая. Лишнего не болтал, и вообще он не из тех, с кем приятно проводить время в дружеской беседе. Появился в городе несколько лет назад — привез семейство с Дальнего Востока. Вузов не кончал, но среднее специальное образование имел, бухгалтер был грамотный, знал толк в своем деле. Начальство было им довольно. В принципе, шутил, мог посмеяться, но даже не каждую неделю. Обычно слова не вытянешь, если говорит, то только по существу. В последние пару месяцев еще больше замкнулся, создавалось ощущение, что их совместное дело Алексея Гавриловича тяготит, он погрузился в другой «проект». А куда именно — даже не намекнул. Мышковал, тихушничал, лишний раз старался дорогу не переходить. Кстати, и супруга Людмила у него такая же — себе на уме, неразговорчивая. Но жили они душа в душу, налево Герасимов не ходил. Посещала пугающая мысль, что Людмила полностью в курсе дел мужа и оказывает ему посильное содействие. В отличие от супруги Бугаева: «Что вы, женщина кристальной честности, кандидат в члены партии, ни о чем даже не подозревает…»
