Горшок, плюгавый барыга из Любятово, которого Зверев пару раз взял с поличным, но пожалел и не стал привлекать к ответственности, ничего не смог рассказать про Бубона. Фармазонщик Леша Моргунов, он же Морган, выдал много разного и вроде бы существенного, но тоже не сказал ничего по интересующей на данный момент Зверева теме. Форточник Толик Носатый, он же Анатолий Ухватов, тоже клялся и божился, что ничего не знает ни про Бубона, ни про подпольные цеха, где производят фальшивки. А Юлия Кузина по кличке Юла, в прошлом «ночная бабочка» и воровка, вроде бы вставшая на путь исправления, вовсе заявила Звереву, что теперь она честная и порядочная женщина, устроилась на работу и скоро выходит замуж, поэтому с недавних пор больше не знается с местным криминалитетом и помогать Звереву впредь не желает. Одним словом, потратив целых три дня на поиски фальшивомонетчиков, Зверев, злой как собака, к вечеру третьего дня явился домой, поставил варить макароны и, разбив на сковороду пару яиц, устроился курить у окошка. В этот момент зазвонил телефон, и Зверев, загасив окурок, нехотя снял трубку.

– Пал Василич… родненький, это я – Петя. – Зверев узнал голос Желудкова. – Нужно бы встретиться, похоже, у меня для вас кое-что есть!

Зверев ощутил, как кровь тут же прилила к вискам, и коротко спросил:

– Где и когда?

– На нашем старом месте за мостом у водокачки. – Желудь говорил тихо, его голос подрагивал. – Я буду на месте через полчаса, но времени у меня немного, поэтому вы уж поспешите.

Зверев посмотрел на часы.

– Понял, буду!

Павел Васильевич бросил трубку и с грустью посмотрел на недоваренные макароны. Задумавшись лишь на пару секунд, Зверев решительно выключил газ и, подхватив шляпу и плащ, выскочил из дома.

Спустя час на набережной…

Миновав мост, Зверев спустился к реке, прошел вдоль берега чуть более километра и углубился в заросли. Пройдя еще с полкилометра, миновал насосную станцию и наконец-то добрался до нужного места.

Здесь, в паре сотен метров от реки, в окружении еще голых осин и уже зеленеющих зарослей лещины, возвышалась облезлая водокачка из красного кирпича. Тут же неподалеку была установлена неказистая деревянная скамейка с поломанной спинкой, на которой уже сидел Петя Желудков, нервно смоля папироску. На этот раз бывший осведомитель Зверева выглядел не столь презентабельно, он был бледен, руки Пети подрагивали.

– Ну, рассказывай, зачем звал. – спросил Зверев. – Неужели узнал что-то про Бубона?

Петя опасливо огляделся:

– Нет, но тут на днях я снова с Хрящом встретился!

Зверев хмыкнул.

– Ты же говорил, что он из города свалить хотел.

– Хотел, да не свалил, чтоб ему пусто было!

– А чего не уехал… передумал?

Петя тихо выругался.

– Не дали ему уехать!

– Кто?

– Те, с кем ни ему, ни мне лучше бы не встречаться, – люди Анжуйца!

Зверев подсел ближе и тоже посмотрел по сторонам.

– Не понимаю. Анжуец же в Москве…

– Он да, а вот его касатики зачем-то вдруг объявились.

– Так. – Зверев задумался. – Если Анжуец собрался прокрутить дело с фальшивками, значит, сюда прибыли его курьеры…

Петя фыркнул и снова огляделся по сторонам.

– Эти не курьеры, уж это точно!

– А кто же?

Желудь вдруг затрясся и сглотнул.

– Эти ребята явно по-мокрому работают. Один из них тот самый Птаха…

– Про которого ты мне накануне рассказывал?

– Он самый!

Зверев нахмурил брови и стряхнул пепел под ноги.

– Так, давай по порядку. Где ты встретился с Хрящом? Ты же говорил, что не знаешь, где его искать.

Желудь снова скуксился.

– Хрящ сам меня нашел, Я с работы возвращался, а этот упырь подкатил в тихом переулке и вцепился как клещ. «Стой, – говорит, – дело есть!» Такого форсу напустил, а сам трясется как лист осиновый. В сторонку отвел, потом говорит: «Мне информация нужна. Ты у нас в курсе многих дел, так что поможешь мне человечка одного найти!» Я поначалу послал его по матушке, говорю, мол, завязал я и теперь не при делах, а он ни в какую. «С огнем играешь, Желудь! Ой, смотри у меня, доиграешься, – говорит. – Делай дело, не то хуже будет!» Я ему – вали, чихал я на твои угрозы, а он, сучонок, оскалился и пальцем мне грозит. Ты, говорит, Желудь, не думай, что соскочить смог. Думаешь, остепенился, бабу себе нашел… на работу устроился, и все на этом? Нет, корешок, не выйдет. Не найдешь мне человечка, так я тебе устрою… Да-да… Я ему: «И что же ты мне сделаешь?» «Шепну, – говорит, – кое-кому о твоих делишках, за которые тебя на шнурки порежут».

Петя вытер пот и раскурил новую папироску. Потом истерично рассмеялся и сделал несколько глубоких затяжек.

– Я в толк не возьму, а когда этот упырь мне снова пальцем погрозил, начал я догадываться, к чему он клонит. Ну, он тут все мне и выдал. Знаю, говорит, с кем ты дружбу водишь, знаю, что сдал ты, сука, немало приличных людей ментам. Одним словом, прознал Хрящ про наши с тобой дела, и теперь, как грицца, прощай мое спокойное житье. Если он всем раззвонит, что я с тобой, майор, давнюю дружбу вожу, представляешь, что со мной сделают?

Петя едва не прослезился. Зверев покачал головой.

– Да уж… дела. Ну, угомонись ты…

– Угомонюсь, Пал Василич! Сам чувствую, что скоро угомонюсь, и, видимо, на века.

– Перестань! Лучше скажи, как тебя Хрящ вычислил…

– Юлька Косая, профу́ра, меня сдала!

– Юлька… Твоя бывшая любушка? Та, с которой у вас любовь была?

Вспомнив хорошо ему знакомую разбитную деваху Юльку Кочину – базарную торговку и бывшую сожительницу Желудя, Зверев фыркнул:

– А ты ей что же…

– Да! Рассказал о наших с тобой делах. По пьянке в койке, сам понимаешь, чего только бабе не расскажешь…

– Ну и дурак ты, Петька!

– Знаю, что дурак, а вот что делать мне, не знаю! – Петя грязно выругался, сплюнул и вытер нос рукавом. – Ненавижу эту маруху! Она ведь теперь, как выяснилось, с Хрящом спуталась, мразь! Все ему про меня и рассказала.

Зверев прокашлялся.

– Ладно, я все понял! Дело и правда дрянь, но ты не кисни! Давай лучше покумекаем, как нам все это исправить. А поэтому рассказывай, что от тебя Хрящу понадобилось.

Петя тут же воспрял духом.

– Все расскажу, Пал Василич. А дело было так…

В комнате пахло кошачьей мочой, брагой и квашеной капустой. Стены были заляпаны жиром, побелка на потолке посерела, от стояка до ручки окна висела бельевая веревка, увешанная мокрыми тряпками и потемневшими от сырости деревянными прищепками. Стол был завален остатками вчерашней пирушки: корками хлеба, луковой шелухой и банками из-под тушенки; под столом валялись две пустые бутылки.

Домушник Антон Кириллович Ананьев по кличке Хрящ в майке и трусах сидел за столом, курил «Казбек» и с важным видом потягивал из бутылки вчерашнее «Жигулевское» пиво. Юлька Кочина лежала на кровати в одной сорочке, в ногах женщины лежала рыжая кошка, такая же взъерошенная, как и ее хозяйка.

– Значит, все-таки уезжаешь? Далась она тебе, эта Москва. – Юлька зевнула и почесала толстый живот.

Антоша хмыкнул.

– А чего здесь ловить?

Юлька надула губы.

– А как же я?

– Ты? – Антоша рассмеялся. – Ну по тебе, конечно, буду скучать… в первое время.

– Ну тебя! Все вы, мужики, такие.

– Какие?

– Непостоянные. Когда вам приспичит, воркуете как голубки, золотые горы сулите, а как утешите блуд, так сразу у вас планы и дела. Сволочи вы все! Проваливай в свою Москву, пусть тебя там московские марухи ласкают и лелеют. Можешь прямо сейчас сваливать…

– Куда же я прямо сейчас пойду?

– А куда хочешь!

Антоша поморщился. Идти ему и в самом деле было некуда.

– Ладно тебе! Уж и пошутить нельзя. А ты не кисни, вот устроюсь в столице, пристанище себе найду, глядишь, и заберу тебя к себе.

– Правда?

– А почему бы и нет?

– Признаться, слабо в это верится.