– А вы Зотов?

Мужчина протянул ему руку:

– Михаил Андреевич! Я играю роль боярина Пыхова, изменника, который собирается открыть полякам городские ворота и взамен просит особой чести породниться с гетманом Замойским.

– …выдав за него свою племянницу Дарью?

– Совершенно верно. Так уж случилось, что именно мне досталась в этом фильме весьма значительная, но не самая почетная роль. Ведь я играю злодея и негодяя, – Зотов хохотнул. – Хотя, если честно, мне, как правило, почти всегда приходится играть отрицательных персонажей. Это, конечно, не всегда приятно, но я с этим уже давно смирился. Злодеев ведь тоже нужно кому-то играть.

– И нужно уметь их играть!

– Вот именно! Но речь сейчас не об этом.

– А о чем? Вы сказали, что ждали меня. У вас что-то важное?

Зотов достал из кармана пачку «Дуката» и предложил Звереву.

– У меня свои, – ответил майор и вынул свою неизменную «Герцеговину Флор».

Оба закурили.

– Я не уверен, что мое сообщение окажется важным, поэтому для начала давайте я отвечу на вопросы, которые вы задаете моим коллегам.

Зверев усмехнулся:

– То есть вам эти вопросы известны?

– Разумеется! Я уже побеседовал с Горшковой, Дороховым, Малиновской и Семиным. Вы всех расспрашиваете о том, кто ушел с того совещания последним и кто потом возвращался в фойе. Если я правильно понял, вас интересует, кто мог подсыпать в забытую на подоконнике пачку с содой яд, от которого умер Качинский.

– Вы знаете про забытую пачку, но откуда? Горшкова проболталась?

– Нет! Я попытался с ней об этом поговорить, но она ушла от ответа. Я так понимаю, что это вы велели ей не болтать на этот счет?

– Допустим. – Зверев выпустил струю дыма. – Так все-таки откуда вы узнали про забытую пачку, если не от Горшковой?

– Я в тот день ушел с собрания одним из последних и видел эту соду на окне. Я тут же пошел в комнату к Горшковой и хотел сказать ей об этом, но ее не было на месте. Позже я узнал, что она была у Головина.

– Ясно. И что потом?

– Потом я ушел к себе и просто-напросто забыл про это. Когда на следующий день я увидел Софью Алексеевну, я вспомнил про забытую пачку и сказал ей об этом.

– А она?

– Поблагодарила и сказала, что сама вспомнила про соду и уже ее забрала. Когда стало известно, что Качинского отравили, я вспомнил об этом и понял, что случилось. Убийца ведь подсыпал яд в пачку с содой, не так ли?

Зверев покачал головой:

– Вы очень догадливы. А вы говорили кому-нибудь о своих догадках?

Зотов потупился:

– Увы…

– Кому?

– Дорохову.

– Только Дорохову и больше никому?

Зотов виновато пожал плечами:

– Только ему – мы ведь с ним приятели.

– А Черноусову и Шахову не говорили?

– Нет! Честное благородное слово! – Зотов вытянулся в струнку, Зверева это слегка рассмешило.

– Ну хорошо! Молчите и дальше. Что же касается Дорохова, то я с ним уже беседовал. Итак, с этим разобрались, теперь – к главному. Что вы все-таки хотели мне рассказать?

Зотов огляделся, бросил на землю окурок и подался вперед:

– Я хотел вам рассказать об одном инциденте, который случился вечером в день смерти Качинского. Когда уже начало темнеть, я решил прогуляться и вышел во двор. Метрах в ста от нашего здания, возле яблоневого сада, на скамейке, я увидел Анечку Дроздову и нашего оператора Митю. Они, как обычно, ругались и о чем-то спорили. Я человек от природы любопытный, к тому же развлечений здесь у нас немного, поэтому, чтобы хоть как-то скоротать время, я решил понаблюдать за ними и спрятался в кустах. Как я уже говорил, они сидели далеко, и я не слышал, о чем они говорили.

– А как же тогда вы поняли, что они ссорятся? – уточнил Зверев.

– Сначала они просто сидели и болтали. Потом Митя вскочил и стал размахивать руками. Мне не раз доводилось видеть, как эти двое ссорятся. Они ведь делают это постоянно. – Зотов снова повернулся к сараю и отломил еще один кусок штукатурки. – Совсем старое и ни на что не годное строение. Интересно, что в нем хранится?

Зверев поморщился:

– Товарищ актер, оставьте в покое штукатурку, давайте по существу.

Зотов отряхнул руки.

– Так вот, когда ссора этих двух голубков затянулась, Митя, которому это все наверняка надоело, махнул рукой и решительным шагом направился в сторону общежития. Он пробежал мимо меня в подъезд.

– А вас он видел?

– Думаю, что нет.

– Продолжайте.

– Когда Митя хлопнул дверью, Анечка все еще сидела на лавке. Я постоял какое-то время и уже собирался уходить, как вдруг из темноты появился Быков. Даже издалека было видно, что он пьяный. Увидев Анечку, Быков подошел к ней и сел рядом.

– А что она?

– Вы ведь наверняка уже знаете, что Митя и Анечка постоянно проводят время вместе. Однако, в отличие от Мити, Анечка не питает к нему настоящих чувств.

– …потому что ей нравится Быков. Мне это известно.

– Вот именно! Анечка и в самом деле была увлечена Быковым, однако он ее игнорировал. Тут же Быков стал приставать к ней, причем, по всей видимости, довольно грубо. Он обнял Анечку за плечи, стал прижимать… Ну, вы понимаете.

– Понимаю. Что дальше?

– Анечка попыталась вырваться, но ей это не удалось. Я, конечно, не герой и связываться с таким сильным мужчиной, как Быков, мне бы не хотелось, но я все же решил вмешаться. Однако меня опередили. Из подъезда вдруг выскочил Уточкин, подбежал и набросился на Быкова с кулаками.

– И вы остались на месте…

– Да. Схватка продолжалась недолго. У Быкова разряд по самбо, поэтому Митя вскоре оказался на земле. Он, видимо, сильно ушибся и не сразу смог встать. Видя, что ее заступник упал, Анечка бросила к нему. Быков только махнул рукой и направился в общежитие. Митя все-таки встал, и они с Анечкой тоже вернулись к себе.

Зверев загасил окурок носком ботинка.

– То, что между Уточкиным и Быковым накануне гибели последнего случился конфликт, – это существенный факт. Спасибо вам, Михаил Андреевич. У вас все?

Зотов закивал, но тут же опомнился:

– Совсем забыл! После того как все разошлись, я тоже вошел в подъезд и столкнулся на лестнице с Шаховым.

Зверев насторожился:

– Вы с ним разговаривали?

– Перекинулись парой слов и разошлись. Он сказал, что хочет прогуляться.

– Не подскажете, в каком он номере?

– В двадцать седьмом.

– Все ясно. Еще раз спасибо.

Оставив Зотова возле все той же полуразрушенной времянки, Зверев двинулся в сторону общежития.

Артур Владимирович Шахов, которому в фильме Качинского была отведена роль хитрого немца Моллера, пытавшегося склонить на сторону поляков псковского боярина Пыхова, оказался беззаботным простаком, что вовсе не соответствовало его киношному персонажу. Привлекательный мужчина лет тридцати пяти, синеглазый и стройный, как кипарис.

Шахов встретил Зверева в синем шелковом халате и шлепанцах.

– Вы, разумеется, тот самый прославленный сыщик по фамилии Зверев, о котором в последнее время все только и говорят. – Шахов продемонстрировал Звереву свою белозубую улыбку и пригласил гостя в комнату.

В номере Зверев почувствовал себя неуютно. Постель была смята, повсюду валялись брошенные вещи, книги и посуда; ящики комода были выдвинуты; на тумбочке, возле опорожненной наполовину бутылки кефира, валялся серый скомканный носок. Шахов, не особо озабоченный тем, какое впечатление произведет на гостя устроенный им беспорядок, снял со спинки одного из стульев висевшую на ней рубашку и предложил майору сесть. Сам тоже устроился в кресле и закинул ногу на ногу.

– Можете звать меня Артуром. А как обращаться к вам? Обязательно звать вас «товарищем»?

– Поскольку вы теперь для меня Артур, можете называть меня Павлом.

Шахов хлопнул в ладоши и откинул назад свою рыжеватую шевелюру:

– Вот и отлично! Не люблю официальщины. Итак, вас наверняка интересует, когда я ушел из фойе, в тот день, когда Сонечка Горшкова забыла там пачку с содой?