– Нет, не принес.

– Почему не принес? – рявкнул Корнев.

– Не успел дописать.

– Не переживайте, товарищ полковник, – стараясь успокоить Корнева, опять вмешался Кравцов. – Я не сомневаюсь, Павел Васильевич обязательно допишет свой рапорт, чтобы мы смогли приложить его к материалам дела. Я уверен, что майор Зверев вчера провел определенную работу и выяснил у Рождественской все, что было нужно. Не вино же они пили в ее комнате…

– Что? – Корнев снова стал заводиться.

«Вот же сука! Откуда он про вино узнал? – скрипя зубами, гадал Зверев. – Разве что шофер Панюшкин проговорился. Он наверняка почувствовал запах, когда вез меня домой».

– Итак, – продолжил Кравцов как ни в чем не бывало, – Павел Васильевич, вы же подтвердите, что Рождественская рассказала вам о том, что Марианна Жилина после собрания возвращалась в фойе и вполне могла подсыпать яд в пачку с содой.

– Рождественская подтвердила слова Семина о том, что Марианна зачем-то ходила в фойе.

– Ну что ж, а теперь давайте перейдем к делу, – Кравцов с торжествующим видом оглядел присутствующих, подмигнул зачем-то Комарику. – Итак, товарищи! Дело, которое в последнее время наделало столько шума и вызвало напряжение не только у нас в управлении, но и в главке, я предлагаю считать закрытым. Убийца столичного режиссера выявлен – это Марианна Жилина. Эта женщина была любовницей Качинского, но он бросил ее, увлекшись другой. Речь идет о молодой актрисе Таисии Рождественской. Жилина всячески пыталась вернуть свою любовь, писала Качинскому письма, в которых просила его бросить новую любовницу и вернуться к ней. В письмах Жилиной к Качинскому есть места, которые можно трактовать как угрозы. Поняв, что Качинский к ней охладел окончательно, Жилина раздобыла яд и отравила бывшего любовника. Потом, оставив предсмертную записку, заперлась в своей комнате и отравилась сама. Такие вот шекспировские страсти.

– Вообще-то Жилина не запиралась, – тихо проговорил Зверев.

Кравцов свысока посмотрел на майора и с видом победителя беззвучно рассмеялся:

– Ах да, простите! Я хотел сказать, что Жилина покончила с собой, забыв запереть дверь. Но это сути не меняет…

– А мне кажется, меняет! – уже громче заявил Зверев.

– Это почему же?

– Потому что если бы Жилина действительно заперлась, то версия о самоубийстве была бы более правдоподобной. А раз дверь была не заперта, значит, Жилину могли убить. Убийца вошел в дверь, убил Марианну и обставил все так, чтобы мы подумали, что актриса сама свела счеты с жизнью.

– Если есть что сказать, говори! – процедил Корнев.

Зверев ухмыльнулся и тоже подмигнул Комарику.

– То, что Жилина возвращалась в фойе и могла подсыпать яд, ровным счетом ничего не доказывает.

– Почему? – воскликнул Кравцов.

– Потому что, помимо Жилиной, яд мог подсыпать кто угодно. Рождественская сама призналась, что вышла из фойе последней. Анечка Дроздова забыла там тетрадку и тоже возвращалась. Малиновская забыла на стуле сигареты и тоже могла сыпануть в пачку яд. Я уже не говорю о Горшковой, которая могла выдумать всю эту историю про забытую пачку, чтобы обелить себя. Что же касается Дорохова, Уточкина и Семина, которые вроде бы не возвращались, то это лишь их утверждение – не более того. Любой из них мог соврать, и у нас пока нет оснований это исключить. Есть еще Быков, костюмерша Фирсова, кто там еще?.. Теперь что касается всего остального. Ты предположил, что я опоздал на совещание из-за того, что писал рапорт о допросе Рождественской, но это не так. Я был занят другим.

– Чем?

– Просидел в подвале у Мокришина и ждал заключения экспертизы.

– Дождался?

Зверев бросил на стол лист бумаги:

– На, читай!

Кравцов нацепил очки, взял заключение и быстро его прочел.

– Здесь написано, что в крови Жилиной обнаружен рицин. Тебе что, этого мало?

Зверев улыбнулся:

– Читай внимательно! Яд обнаружен в крови, но не в желудке.

– И что это значит?

– А то, что в стакане, который стоял на столе, действительно был рицин, но Жилина не пила из него.

– Как же яд попал в кровь?

Зверев повернулся к Комарику:

– А ну, всезнайка, поясни, как можно отравиться рицином, чтобы он попал в кровь, минуя желудок.

Игорек поправил очки:

– Отравиться рицином можно через легкие.

– Вот именно! Когда я прочел заключение судебно-медицинской экспертизы, – Зверев вынул из кармана еще один лист и положил его на стол перед Кравцовым, – я прочел, что на теле Жилиной, а именно на шее и на скуле, имеются незначительные кровоподтеки. При первичном осмотре мы их не заметили, но патологоанатом описал их точно.

– Что это значит?

– А это значит, что логично было бы предложить, что Жилина не пила раствор с рицином, как это нам пытался внушить убийца, подбросив стакан. Убийца стоял у Жилиной за спиной, одной рукой удерживая ее за шею, а другой прижимал к ее лицу полотенце или платок, пропитанный рицином. Вдохнув смертельные пары, женщина потеряла сознание и отключилась. Не приходя в себя, она умерла, а убийца спокойно доделал свое дело. Он наполнил стакан водой, сыпанул в него рицин и бросил на пол. Потом он поставил на стол банку с оставшимся ядом и удалился.

Кравцов прищурился:

– А как же предсмертная записка? Или ты будешь утверждать, что она написана не Жилиной?

– Нет, не буду! Точнее, не буду утверждать, что написана, а вот то, что этот клочок бумаги является запиской, буду. – Зверев снова достал из папки лист бумаги. – Это заключение графической экспертизы. То, что нам подсунул убийца, действительно написано рукой Марианны Жилиной.

– И?

Зверев достал еще один листок.

– Вот записка, которую мы нашли на столе у нашей так называемой самоубийцы: «все кончено, я ухожу навсегда. М.Ж.». А это одно из писем Жилиной, которые Дима Евсеев нашел у нее в комнате, вот, прочтите.

Костин, который сидел ближе всех к майору, взял в руки письмо и прочел: «Дорогой мой любимый и единственный, Всеволод! Я очень страдаю из-за того, что ты по-прежнему избегаешь меня. Эта Рождественская совсем вскружила тебе голову, и поэтому я решила покинуть съемочную площадку. Видеть тебя с другой просто невыносимо. Теперь, когда все кончено, я больше не стану у тебя играть, все кончено, я ухожу. М.Ж.».

Веня посмотрел на Зверева:

– И что?

Зверев попросил у Корнева ножницы, отрезал нижнюю часть листка и протянул Вене:

– Прочти!

– «…все кончено, я ухожу. М.Ж.», – прочел тот.

– Ну чем тебе не еще одна предсмертная записка? Не особо отличается от той, что мы нашли на столе. Там нашли целую кучу писем, с которыми можно было провернуть подобный трюк. Если мы внимательно прочтем все письма Жилиной, то нетрудно будет отметить, что наша актриса не страдала от незнания грамматики. Все послания Жилина пишет без ошибок. Однако в ее «предсмертной» записке ошибка есть.

Зверев взял из папки Кравцова клочок бумаги, который был приобщен к делу как «предсмертная записка» Жилиной, и протянул записку Комарику:

– Ну, грамотей, что скажешь?

Игорек поправил очки и заявил:

– Записка Жилиной является предложением, а значит, должна начинаться с прописной буквы. В нашем случае послание начинается со строчной буквы, что определенно идет вразрез с правилами грамматики…

– …и подтверждает мою догадку о том, что записку нам подбросили, – заключил Зверев.

С тех пор как Зверев стал начальником отдела, ему выделили небольшой, но все-таки отдельный кабинет. Однако большую часть рабочего времени Павел Васильевич любил проводить в кабинете оперативного отдела. Именно здесь когда-то находилось его основное рабочее место, именно здесь сейчас работали все его сотрудники.

Одиночества ему и без того хватало. Поэтому Зверев, официально переехав в новый кабинет, все же застолбил за собой один из столов в старом помещении. Здесь он обычно не только возился с бумагами, но и гонял чаи, обменивался шутками, подтрунивал над товарищами или, что все-таки было нечасто, устраивал подчиненным очередной разнос.