Шалопуто, вконец разозлившись, принялся трясти своего противника, как грушу.

— А ну, покажись-ка! — потребовал он.

Кэнди догадалась, что сейчас он сжал сильными пальцами шею Захолуста.

— Сбрось свои шляпы, чтоб тебя было видно! Каспару пришлось подчиниться. Через мгновение рядом с Шалопуто в воздухе проступили какие-то расплывчатые формы, и вот уже перед взорами всех окружающих предстал взбешенный Каспар Захолуст собственной персоной. Шляпы он снял и держал их в руках — по три в каждой. На лице его явственно читалось желание немедленно умертвить всех находившихся в пределах Острова Простофиль — начиная с Кэнди и Шалопуто и заканчивая кошками тарри.

— Ну а теперь, Каспар, — раздался низкий и звучный голос откуда-то из-за спины Кэнди, — тебе, пожалуй, стоило бы вернуться в дом и не высовывать оттуда носа. Ты ведь лишен права свободного перемещения по острову и прекрасно об этом знаешь.

Кэнди с опаской обернулась и очутилась лицом к лицу с двуногим существом, несомненно состоявшим в родстве с кошками тарри. Широкое лицо его покрывала красно-коричневая шерсть, местами с серебристым отливом. Глаза у него были крупные, зеленые, с вертикальными полосками зрачков — точно такие же, как у находившихся поблизости кошек, а над пухлыми губами топорщились длинные редкие усы. Кем бы ни было это создание, оно наверняка поднялось на холм, привлеченное шумом сражения между Шалопуто и Захолустом.

— Это все из-за нее, Джимоти! — плаксиво запричитал Каспар, указывая толстым пальцем на Кэнди. — Из-за проклятой девчонки! Она во всем виновата, а вовсе не я.

— Ради всемогущего А'зо, умолкни, Захолуст, — потребовал новоприбывший.

К немалому удивлению Кэнди, колдун подчинился. Странный двуногий кот обратил взгляд на Кэнди и вежливо представился:

— Меня зовут Джимоти Тарри.

— Очень приятно.

— А ты, разумеется, знаменитая или, вернее сказать, печально известная Кэнди Квокенбуш?

— Откуда вы меня знаете?

— Мало кто из путешественников, ступивших на земли архипелага, удостаивается такого внимания к своей персоне, как ты, и становится предметом стольких пересудов.

— Вы уверены, что ни с кем меня не путаете?

— Совершенно уверен. — Кот произнес это с улыбкой, обнажив заостренные зубы. — За последние пару дней я побывал на нескольких островах, и чуть ли не каждый второй из тех, с кем мне довелось беседовать, упоминал о тебе. Твоя известность растет Час от Часу. Представь себе, многие, кто тебя и в глаза не видел, похваляются знакомством с тобой. Это ли не слава?

— Не может быть.

— Поверь, я нисколько не преувеличиваю. Вот, например, скажи, покупала ли ты ломтик фьюрини у сыродела с Закраины?

— Нет.

— А он утверждает, что да. А как насчет пары туфель, заказанной тобой у башмачника из Тацмагора?

— Но я никогда не бывала в Тацмагоре!

— Вот видишь! Ты стала настоящей знаменитостью.

— Но почему? Чем я заслужила такое внимание к себе?

— Причин для этого несколько, — улыбнулся Джимоти. — И первая из них — само твое прибытие на острова. Ты — первая из жителей Иноземья, попавшая на архипелаг после долгого, очень долгого перерыва. Вторая причина — то, что везде, где бы ты ни очутилась, случаются всевозможные трагические происшествия. В которых ты сама, судя по всему, неповинна, чего нельзя сказать о тех, кто тебя упорно и безжалостно преследует. Но жертвам-то от этого не легче.

Кэнди смущенно вздохнула и потерла подбородок. Ей нечего было возразить.

— А еще, — добавил Джимоти, — следует учесть, в какое время ты к нам прибыла.

— Неужели и это имеет значение?

— Весьма важное, поверь. Потому что многие из живущих в Абарате, начиная с уличных шарманщиков и заканчивая самыми чтимыми из гадателей на костях, давно уже предсказывали неизбежное появление некой преображающей силы. Которая изменит тоскливое и печальное течение наших жизней.

— Почему тоскливое? — удивилась Кэнди. — И что такого печального в ваших жизнях?

— Как бы тебе попонятней объяснить? — задумчиво и мягко проговорил Джимоти. — Ну, скажем так. В последнее время нас одолевает бессонница.

— Нас?

— Тех, кто имеет обыкновение задумываться о ходе вещей, о непостоянстве окружающего, о переменах, которые грядут. О вещих снах. Мы просыпаемся, чувствуя на губах привкус Полуночи.

— Это вы о Кристофере Тлене?

— Он — часть всего этого. Но далеко не худшая. Как бы там ни было, историки свидетельствуют, что род Тленов всегда, с незапамятных времен, вносил свою лепту в поддержание необходимого баланса сил. Тьма неизменно выполняла отведенную ей роль. Не будь ее, разве мы могли бы по достоинству оценить свет? Лишь когда аппетиты тьмы становятся чрезмерными, приходится давать ей отпор. Но потом она восстанавливает силы, как и должно быть. В конечном итоге, следование Путем Тьмы — выбор не менее достойный, чем служение Свету, если цель, которая при этом ставится, вполне определенна и ясна.

Кэнди не до конца постигла смысл обращенной к ней речи, но в одном была уверена твердо, и эта уверенность пришла к ней, когда она обдумала услышанное: суждения Джимоти были совершенно справедливыми и взвешенными. Она не решилась прервать своего собеседника вопросами, которые вертелись у нее на языке, поскольку он с воодушевлением продолжал посвящать ее в интереснейшие нюансы абаратской жизни и она ловила каждое его слово.

— Коммексо — вот подлинная беда, — говорил Джимоти. — Роджо Пикслер и его Малыш. Он приобретает культовые здания и открывает в них рестораны. И никого, похоже, это не волнует. Слишком все заняты поглощением его Панацеи. Меня мутит при одной мысли об этом. Час за Часом, День за Днем он с нашего молчаливого одобрения изгоняет из наших жизней магию. А что мы получаем взамен? Содовую воду и Панацею. — И Джимоти сокрушенно покачал головой. — Теперь ты понимаешь, о чем я?

— Да, я кое-что начинаю понимать, — кивнула Кэнди.

— И вот появляешься ты. Прямиком из Иноземья. И сразу пошли толки: «Неужели… Неужели она — та самая?..»

— «Та самая» — кто?!

— Та, кто исцелит наши недуги. Спасет нас от собственной глупости. Пробудит нас!

Кэнди могла ответить на это лишь одно: нет, она совсем не та, кого все ждут с такой надеждой. Она… просто никто. Но, догадываясь, что Джимоти будет неприятно это слышать, Кэнди промолчала.

— Что до меня, — сказал он ей, — то я твердо уверен в одном: ты явно незаурядная личность, дух твой удивительно силен, его нелегко сломить.

Кэнди помотала головой:

— Во мне нет ничего похожего на… Я совсем не та, за кого…

Не договорив, она тяжело вздохнула. Ей так не хотелось разочаровывать Джимоти, лишать его вспыхнувшей было надежды. Но слыханное ли дело — пробудить целый архипелаг! Да она и сама-то проснулась совсем недавно, очнулась от тягостного полусна и тотчас же стала рисовать на обложке учебника морские волны.

— Будь отважна в достижении своей цели, — улыбнулся Джимоти. — Даже если она не до конца тебе ясна.

Кэнди согласно кивнула.

— Просто невероятно, что тебе удалось выйти живой из всех недавних передряг. Ты отдаешь себе отчет, что кто-то неусыпно о тебе заботится?

После этих его слов перед Кэнди снова промелькнула череда воспоминаний о событиях, случившихся после ее знакомства с Джоном Хватом. Когти и зубы чудовищного Остова, которому так и не удалось ее схватить; вздымающиеся волны моря Изабеллы, где она чуть было не утонула; стрелы, выпущенные из арбалетов Роджо Пикслером и его телохранителями, едва в нее не угодившие; смертельно раненный мотылек, в грудь которого она крепко вцепилась, чтобы не упасть с головокружительной высоты. Ну и в довершение ко всему — встреча с Захолустом. Что и говорить, на каждом шагу ее подстерегали ловушки одна опаснее другой.

— Все началось с Ключа, — задумчиво произнесла она, — который теперь у Захолуста. Я хотела бы получить его назад. Не могли бы вы мне в этом помочь?

— К сожалению, здесь я бессилен. Хотя Захолуст — пленник, а я его страж, не в моей власти отнять у него то, что он у тебя похитил. Я также не вправе конфисковать его волшебные шляпы.