Норма испустила несколько хриплых, перемежёванных проклятиями криков, но в действительности заклинание оказалось таким мощным, что устранило и те проблемы, к которым демон не имел никакого отношения: артрит, тяжесть в конечностях и остальную боль, сопряженную с бренностью бытия — всё, как рукой сняло. Норма ещё с молодости себя так не чувствовала. Ну и что, если Эпоидия лишь маскировала проблему? Норма с радостью бы всю жизнь так прожила. Она решила, что при первой же возможности попросит Феликссона научить её этому фокусу и вмажется, как только начнёт выветриваться эта доза.

А затем её мысли обратились к Гарри и его Разорителям[52]. Норме претила сама мысль о том, что из-за неё кто-то полез в это безбожное место — тем более что этим кем-то оказались её друзья. Однако она знала, что Гарри не прислушается к её совету. И она не могла его винить, ведь если бы они поменялись местами, она бы проигнорировала его просьбы точно так же.

— О чём ты замыслилась, женщина?

Вопрос последовал от киновита.

— Просто терплю боль.

— Зачем терпеть боль, которую не чувствуешь?

— Яне…

— Я не терплю неубедительной лжи. Мне прекрасно известно, что ты сделал, — сказал Жрец, указав скрюченным пальцем на Феликссона. — Не думайте, что я не с вами, когда меня нет рядом, или глаза мои обращены в другую сторону.

— Владыка, нет… — прошептал Феликссон писклявым от страха голосом.

— Ты разочаровал меня, Феликссон. А ты, — повернулся киновит к Норме, — ты можешь перестать горбатиться, твоя паршивая клоунада ни к чему. Нас ждёт долгий путь. За четверть мили от черты города нас встретит моровой туман. Он расчистит нам путь — проклятые уберутся с улиц и попрячутся в своих берлогах.

Норма почувствовала, что киновит перестал буравить её взглядом — он отвернулся. Проходя мимо, её толкнул Феликссон.

— Будь ты проклята, — прошептал он. — Становись сзади и хватайся за моё плечо. Если разделимся, ждать я тебя не стану.

— Значит, буду держаться покрепче, — сказала она в ответ.

— Господи. Как же я, блять, ненавижу эту дырищу, — скривилась Лана.

Она осмотрелась. Они находились на холме, усеянном кустарником и чёрными деревьями. Травы почти не было, но в некоторых местах из земли, черней даже сучковатых древесных ветвей, проросло несколько её белесых стебельков.

Внезапно Гарри остановился и застыл, навострив уши. Компания смолкла — каждый прислушивался, пытаясь уловить звук, настороживший Гарри.

— Это что, крики? — спросил Кез.

— Мы ведь в Аду, — хмыкнула Лана.

Гарри поднял руку, подав знак товарищам, чтобы не шумели, и взобрался на ближайшую возвышенность. Очутившись наверху, он опешил от открывшегося ему зрелища.

— Господи, — пробормотал он. — Ну ничего себе.

— Шо там у тебя? — спросила Лана, взобравшись к нему. — Опа… это что?..

— … туман? — отозвался Дейл, закончив вопрос за неё. — В Аду?

— Он двигается, — сказал Кез.

Его голова едва поднялась над холмом, как пейзаж пригвоздил его к месту.

— И то быстро.

— Куда его уносит? — спросила Лана.

— Никуда, — ответил Гарри. — Смотри.

Внизу раскинулся огромный, окутанный туманом город, и его дома оказались куда грандиозней и элегантней, чем ожидал Гарри. Бледные каменные купола и уставленные колоннами площади явно указывали на то, что перед ними Рим Преисподней. Город построили на многочисленных холмах, две трети из которых были пологими и демонстрировали многие ярусы безупречных построек. Деревья вокруг них взрастили так, чтобы их спутанные, смоляного цвета ветви подчёркивали красоту зданий. Однако на фоне даже самой скромной постройки эти деревья казались карликовыми сорняками. Несомненно, городской архитектор был визионером. Ни в Риме, ни в любом из других величайших городов мира, не нашлось бы мегаполиса, способного сравниться с воплощённым здесь великолепием.

Некоторые чудеса поражали своим размером — на улицах города возвышались постройки высотой в пятьдесят этажей, а их фасады не пятнало ни единое окно. Имелись там и статуи, чьи головы и плечи подымались даже над самыми высокими зданиями. Римские статуи являли собой щепетильно и точно сработанные изображения христианских святых и правивших городом мужей, но здешние изваяния были настоящими загадками. Человеческое подобие в некоторых из них лишь угадывалось, а другие словно застыли в движении размазанным пятном — одну такую статую можно было назвать каменной фотографией неведомого существа, пойманного в миг экстаза или агонии, либо смеси и того, и другого.

Повсеместно бросался вызов законам физики: колоссальная постройка висела в ста с лишним футах от земли на двух крутых лестницах — одна спереди, другая сзади; троица пирамид, чьи грани густо покрывали всевозможные письмена, была построена так, что создавалось впечатление, будто две из них подбросило в воздух сейсмическим толчком, и покоились они на третьей пирамиде, опираясь на самые рискованные поверхности — угол к углу, кромка к кромке.

Посреди этой картины виднелся зеленоватый туман. Он угнездился в обширном гетто — его трущобы разрослись прямо в окружавшей столицу Ада канаве. Городские постройки со стороны — как дома, окружавшие монолитные здания у вершины ближайшего холма, так и высокие стены, возведенные по периметру мегаполиса — туман окрашивал тускло-зеленой тенью. Отказываясь подчиняться порывам ветра, он стелился хаотическим скопищем палаток и грубо сколоченных лачуг, являвшим собой предместье. Крики доносились именно оттуда, из этих трущоб — было очевидно, что существа, которым не удалось избежать зеленоватой дымки, мучились от нестерпимой агонии.

— Кто из нас лучше видит? — спросил Гарри. — У меня зрение не ахти. Вижу, что внизу двигаются какие-то размытые пятна. Похоже на людей.

— Тебе повезло, — сказал Кез.

— Что там происходит?

— Они ёбу дались, как-то так, — проворчала Лана.

— Носятся вокруг… — Кез пошатал головой, — … бьются головами о стены. О, Боже, один парень… о, Господи Всемогущий…

— Это люди?

— Некоторые похожи на людей, — сказал Дейл. — Но основная масса больше напоминает демонов.

— Ага, — кивнула Лана. — Люди так не орут.

Она не врала. Всё нараставшая какофония являла собой омерзительный гвалт, отвратнейшее месиво шумов, на которые были неспособны человеческие глотки и лёгкие. Предсмертные вопли сплетались со звуками, подобными рёву двигателей на последнем издыхании — шестерни крошатся, а поршни визжат и крушат механизм изнутри.

— Вот это больше похоже на правду, — сказал Гарри. — Ад уж начал было меня разочаровывать.

— Не говори ерунды, мужик, — нахмурился Кез. — Паршивых флюидов здесь и так в достатке. Или же… не знаю, может, тебе этого мало, — он взглянул на Гарри — тот прищурился, чтобы получше рассмотреть происходящее. — Не терпится туда спуститься, да?

— Кез, я просто хочу быстрей со всем покончить.

— Ты уверен, что дело только в этом?

— А в чём ещё? — сказал Гарри, не сводя глаз со зрелища.

— Гарольд, да оторвись ты от этого кошмара хоть на две секунды. Это ведь я. Кез. Ты же знаешь, что я пойду за тобой, несмотря ни на что, так? Я здесь затем, чтобы помочь вытащить Норму, и никуда без неё не уйду. Но ты, блять, должен посмотреть мне в глаза и сказать правду. И не ради меня. Ради себя.

Гарри повернулся лицом к другу и выплюнул лишь одно слово: «Что?»

— Наслаждаешься представлением? — спросил Кез.

Гарри стушевался. В следующую секунду он открыл рот, чтобы что-то сказать, но его опередил крик Ланы:

— Я больше не вынесу!

Кез и Гарри обернулись и увидели, как Лана падает на колени, обхватив руками макушку головы, точно силясь удержать в черепе здравый смысл. Кез присел рядом на корточки.

— Всё в порядке, — сказал он. — С нами всё будет в порядке.

— Как ты можешь так говорить? Посмотри на них! Посмотри на то, что с ними творит это место. И они здесь живут! У нас нет ни единого шанса.