— Я подумал, раз уж мы в Омахе, — проговорил Рауль, — может, съездить еще в одно место?

— Дай-ка я угадаю. В Комнату мертвых писем?

— Если она еще существует, — сказал Рауль. — В архитектурном отношении вряд ли интересно, но мы не были бы здесь, если б то здание не построили.

— Ты так считаешь?

— Конечно. Не будь Яффа, Искусство нашло бы на его место кого-то другого. А мы ни о чем бы не узнали. Жили бы как они. — Он кивнул в окошко на прохожих, спешивших по своим делам. — И считали бы, что мир есть то, что мы видим.

— А тебе никогда не хотелось, чтобы так и было? — спросил Гарри.

— Гарри, я родился обезьяной, — ответил Рауль. — Я не понаслышке знаю, что такое эволюция. — Он коротенько хохотнул — Можешь поверить мне, это здорово.

— Думаешь, все дело в этом? — отозвался Гарри. — В эволюции?

— Думаю, да. Мы рождены, чтобы расти. Больше видеть. Больше знать. Может быть, когда-нибудь мы все узнаем. — С этими словами он затормозил возле большого мрачного дома— И станем такими же, как Тесла, — заключил он и по вел Гарри к входной двери мимо заросшего газона, где стоял мотоцикл Теслы.

Близился вечер, и в свете угасавшего дня дом с его голы ми стенами и душным воздухом показался еще мрачнее, чем снаружи.

— Где она? — спросил Гарри, сражаясь с рукавом куртки, который никак не удавалось снять.

— Позволь предложить тебе руку…

— Сам справлюсь, — нетерпеливо проговорил Гарри. — Только отведи меня к Тесле.

Рауль кивнул, поджал губы и повел Гарри в заднюю часть дома.

— Здесь осторожнее, — предупредил он, когда они подошли к запертой двери. — Тут может случиться всякое.

С этими словами он открыл дверь. Комната была заполнена оборудованием, обеспечивавшим работу любимого детища Грилло — Рифа, и д'Амур сразу вспомнил квартирку Нормы с тридцатью включенными телеэкранами для отпугивания заблудших душ. Хотя здешние экраны, насколько знал Гарри, служили для противоположной цели — они как раз принимали исповеди заблудших. Поступавшие сообщения мелькали одно за другим. В кресле перед монитором с закрытыми глазами сидела Тесла

— Вот так она и сидит с тех пор, как я приехал, — сообщил Рауль. — Если тебе интересно, она дышит, но очень медленно.

Гарри сделал шаг к Тесле, но Рауль остановил его.

— Осторожно, — напомнил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я попытался к ней подойти, я наткнулся на какое-то энергетическое поле.

— Я ничего не чувствую, — сказал Гарри и сделал еще шаг.

Он ощутил, как что-то коснулось его лица; что-то легкое-легкое, вроде стенки воздушного пузырька. Он попятился, но опоздал. В одно мгновение пузырек втянул его в себя и лопнул. Комната исчезла, и Гарри пулей понесся к яркому, невероятно красному солнцу. Еще миг — и он промчался сквозь это солнце, а за ним увидел следующее, синее. Пролетел сквозь синее, потом сквозь желтое, зеленое, фиолетовое.

Светила сменялись одно за другим, слева и справа, сверху и снизу; везде, где видел глаз, появлялись картины и формы, возникающие из солнц, которые Гарри пронзал собой, заслоняя их сияние. Формы стекались к нему отовсюду, бомбардируя образами, которых было столько, что разум отказывался их воспринимать. Они неслись и неслись, и Гарри запаниковал, испугавшись безумия, и стал искать, за что зацепиться.

В этот момент его позвал голос Теслы:

— Гарри.

На мгновение мелькание прекратилось. Он увидел эту сцену необычайно ясно. Поле цвета охры. Скошенный пятачок, где расстелена скатерть, рядом дворняга вылизывает у себя под хвостом. Вдруг появляется рука с обломанными ногтями и расставляет на скатерти плошки. И где-то за всем этим — за дворнягой, рукой, плошками — Тесла. Вернее, часть Теслы.

— Слава богу, — произнес Гарри.

Но он поторопился. Картинка тут же исчезла, и снова он полетел дальше вперед. Он летел и звал Теслу.

— Все в порядке, — сказала она, — держись.

На мгновение ее голос остановил и зафиксировал поток образов. Появилась, другая сцена, еще отчетливее. На этот раз вечер, сумерки, вдали видны горы. На переднем плане дощатый сарай среди поля, где пригибается от ветра высокая трава, и по полю в сторону Гарри бежит женщина с ребенком на руках. За ней гонятся три человечка — низенькие, черные, с огромной головой и золотыми глазами. Женщина от ужаса плачет, рыдает и ребенок, однако совсем по другой причине. Он тянется сам и тянет тощенькие ручки через плечо матери. Потом ребенок поворачивается, чтобы ударить мать, и Гарри все понимает. Ребенок выглядит как человек, но глаза у него золотые.

— Что там такое? — спросил Гарри.

— Кто же знает, — отозвалась Тесла. Когда она заговорила, он снова почувствовал, что она где-то за сараем. Вер нее, часть ее. — Это тоже из Рифа.

В тот момент, когда ребенок почти вывернулся из рук матери, сцена исчезла, и Гарри снова полетел вперед. На этот раз он лишь мельком отмечал картины, проносившиеся перед ним. Только фрагменты: стая птиц на льдине; монета на земле в луже крови; кто-то смеется в горящем кресле… Но и этих фрагментов хватило, чтобы понять: все это — часть одного бесконечного повествования.

— Потрясающе, — прошептал Гарри.

— Правда? — сказала Тесла, и снова голос ее остановил мелькание.

На этот раз перед Гарри предстал город. Хмурые небеса, откуда свет летел серебристыми хлопьями, легкими как пух. Прохожие шли по своим делам и не замечали этого зрелища, и только один старик поднял голову. Он что-то кричал и показывал пальцем вверх.

— Что я вижу? — спросил Гарри.

— Истории, — ответила Тесла. При звуке ее голоса Гарри заметил, как она мелькнула в толпе, вернее, ее фрагмент. — То, что Грилло здесь собрал. Сотни тысяч рассказов про нашу жизнь.

Картина стала меркнуть.

— Я теряю тебя, — предупредил Гарри.

— Отпусти это, — ответила Тесла. — Встретимся в другом месте.

Он сделал, как она и сказала. Улица исчезла, и снова он понесся сквозь пространство с такой скоростью, что захватывало дух, а рядом летели осколки чужой жизни. Снова он замечал лишь фрагменты. Несмотря на их обрывочность, он начинал улавливать суть. Среди них были трагедии и фарсы, эпосы и мыльные оперы, мелодрамы и героические повести, детские страшилки и легенды Ветхого Завета.

— Я не уверен, что долго это выдержу, — сказал он. — По-моему, я теряю рассудок.

— Найдешь другой, — сказала Тесла, и снова голос ее остановил Гарри посередине какого-то повествования. — Узнаешь?

Конечно, он узнал. Это был Эвервилль. Перекресток, субботний полдень, и солнце щедро освещает сцену безумного фарса. Оркестранты сидят на асфальте, разинув рты. Будденбаум запустил руку в землю. По воздуху разгуливают призрачные шлюхи. Гарри запомнил все это иначе, но какая разница, кто как запомнил? Это тоже свидетельство.

— Я здесь? — спросил Гарри.

— Ты сейчас.

— Как это?

— Грилло ошибся, назвав свое создание Рифом, — продолжала Тесла. — Риф мертв. А оно все время растет. Истории не умирают, Тарри. Они…

— Меняются?..

— Именно. Как только начинаешь смотреть, тебя затягивает, и история меняется. Ничто не проходит зря. Вот что я поняла.

— Ты останешься тут?

— На какое-то время, — сказала она, — Здесь есть то, что мне нужно, и я хочу еще покопаться.

С этими словами она потянулась к Гарри, и он увидел все уже показанные фрагменты историй. Часть Теслы была как земля цвета охры, часть — цвета сарая в поле, часть — золотоглазый ребенок, часть — старик с поднятым к небу лицом.

Еще одна часть, конечно же, — залитый солнцем полдень, и еще одна — Оуэн Будденбаум. Он простоит на том перекрестке столько, сколько продлится эта история.

И наконец Гарри понял: частью Теслы является и он, по тому что он тоже есть в этой истории.

— Я есть ты, — прошептал Кочевник в его мозгу.

— Понимаешь что-нибудь? — спросила Тесла.

— Начинаю понимать.

— Это как любовь, Гарри. Нет, не так. Это и есть любовь.

Она улыбнулась собственной догадке. А когда она улыбнулась, контакт между ними прервался. Гарри понесся дальше сквозь сияние разноцветных солнц и, пролетев их насквозь, оказался в той же душной комнате.