Миссис Семевиков ушла, Кен направлялся к дому с охапкой роз, и откуда-то доносился тоненький плач. Кому-то больно, подумал Эрвин, и эта мысль странным образом утешила его: приятно сознавать, что страдаешь не один. Он осмотрелся и быстро обнаружил источник звука. Плакали розовые кусты, и Эрвин понял, что мертвые слышат их.

Утешение было слабое. Из глаз потекли слезы; вернее, его сознание вспомнило, как бы он сейчас заплакал, будь у него глаза, Эрвин решил сделать все, хоть вступить в союз с дьяволом, только бы отомстить мерзкому извергу, лишившему его жизни. Не важно, когда и сколько придется ждать. Он заставит этого ублюдка рыдать так, что слезам миллиона розовых кустов не заглушить его воплей.

В пятницу накануне фестиваля у доктора Пауэлла всегда выдавался легкий день. В начале следующей недели, сразу после праздников, народу в приемной было полно, и у всех что-нибудь сложное: перед фестивалем люди откладывали болезни на потом, и порезы успевали загноиться, а запоры — вызвать интоксикацию. Но в пятницу к нему обращались только в самых крайних случаях.

Никто из пациентов ни намеком не показал Фебе, что осведомлен о скандале, но она прекрасно понимала, нет в Эвервилле такого мужчины, женщины или ребенка, кто не знал бы о случившемся. Доктор Пауэлл говорил с ней пре дельно кратко. Он сожалеет о смерти Мортона, сказал он, и готов пойти ей навстречу, если нужен отпуск на несколько дней. Феба поблагодарила и попросила разрешения уйти около двух, чтобы съездить в Силвертон в похоронную контору. Ответ, разумеется, был положительным.

На самом деле она собиралась не только в контору. Больше, чем раньше, ей сейчас требовалась помощь человека юридически грамотного, способного прояснить ее положение. И Феба решила: чем ждать понедельника, лучше встретиться с Эрвином немедленно. Неизвестно, что еще случится за семьдесят два часа, какая беда обрушится на ее голову. Лучше сразу узнать, что ее ждет, и подготовиться заранее.

Рыба была вкусная. Тесла ела с удовольствием, одновременно прислушиваясь к разговорам, гудевшим за пятью соседними столиками. Это стало у нее привычкой еще в бытность сценаристом, когда Тесла быстро смекнула, что в обыкновенных разговорах можно услышать такие перлы, каких не выдумать ни одному автору. Потом во время путешествий она не раз так развлекалась, когда не было ни музыки, ни телевизора, ни подходящей компании.

На этот раз, к ее удивлению, за тремя столиками из пяти разговор шел об одном и том же: о некоей Фебе Кобб, которую все винили в скоропостижной кончине мужа.

Рядом с Теслой вдруг вспыхнул спор, и она сосредоточилась на нем Она сидела и слушала рассуждения о мораль ном аспекте адюльтера, когда в зале появился сухопарый субъект — судя по важному виду, хозяин заведения. Он принес спорщикам гамбургеры, а на обратном пути забрал у нее пустые тарелки и спросил невзначай, понравилась ли ей рыба. Тесла ответила, что да, конечно, и наудачу спросила:

— Извините за любопытство… Не знаете ли вы, случай но, человека по фамилии Флетчер?

Человек с пришпиленной к груди карточкой, где было написано «Босли», на минуту задумался.

— Флетчер… Флетчер… — забормотал он. Пока он вспоминал, ее окликнул Рауль:

— Тесла!

— Погоди минуту, — отозвалась она.

— Но тут что-то…

Он не закончил, потому что как раз в эту секунду Босли произнес:

— Нет, не знаю такого. Он живет у нас в городе?

— Нет. Он приезжий.

— У нас полно приезжих.

Она поняла, что дальше спрашивать бесполезно. Но раз уж он стоял перед ней, она решила узнать хоть что-нибудь.

— А что случилось с Фебой? Улыбка на лице у Босли погасла.

— Вы знакомы с ней?

— Она заходила к нам иногда, — неохотно признался Босли.

— А какая она?

По лицу его было видно, что он не хочет показаться не вежливым, но и отвечать не желает тоже.

— Все только и говорят о ней.

— В таком случае, надеюсь, ее история послужит уроком, — сухо сказал Босли. — Господь видит ее грех и покарает ее.

— Ее уже признали виновной?

— В глазах Господа…

— Да забудьте про эти гребаные глаза! — воскликнула Тесла, разозлившись на его лицемерие, — Я спросила, какая она.

Босли поставил тарелки на стол и тихо проговорил:

— Думаю, вам лучше уйти.

— Почему это?

— Вам здесь не рады, — ответил он.

— Да почему?

— Из-за ваших слов.

— А что в них не так?

— Не слов, а слова «гребаные», — подсказал Рауль.

Она громко повторила вслух, проверяя его предположение:

— Вы про слово «гребаные»? Вам оно не нравится? Босли вздрогнул, будто его ужалили.

— Уходите, — сказал он.

— Но что тут такого? — медовым голоском вопросила Тесла. — Что плохого в этом слове?

— Я хочу, чтобы вы ушли, — настаивал Босли, повысив голос. — Ваш грязный язык нам здесь не нужен.

— А нельзя ли мне попробовать персиковый кобблер? — спросила Тесла.

— Вон! — гаркнул Босли.

Сплетники вокруг затихли и с любопытством повернулись к ее столику.

— Говорите свои гнусности где угодно. Но не здесь.

Тесла откинулась на спинку кресла.

— В «гребаном» нет ничего гнусного, — возразила Тесла. — Это просто слово, обыкновенное, полезное слово. Признайте, Босли. Иногда оно просто необходимо.

— Я хочу, чтобы вы ушли.

— Слушайте, по-моему, гораздо лучше и куда более энергично звучит: «Я хочу, чтобы вы убрались отсюда к чертям».

Послышались смешки. Кто-то нервно закашлялся.

— Что вы говорите жене вечерком в субботу? «Не хочешь ли совокупиться, дорогая?» Нет, ведь вы говорите: «Я хочу тебя трахнуть».

— Вон! — рявкнул Босли.

К нему на помощь уже спешили официанты во главе с поваром, который выглядел так, будто он осиян огнями святого Квентина* (* Христианский мученик III века н. э.). Тесла поднялась из-за стола.

— Ладно, ухожу, — сказала она и широко улыбнулась повару. — Рыба великолепная, — добавила она, медленно направляясь к двери.

Она стояла на углу, размышляя, откуда лучше начать по иски Флетчера, когда Рауль позвал ее шепотом:

— Ты не слышала, что я тебе говорил?

— Я защищала свои конституционные права, — ответила Тесла.

— Раньше, до того.

— И что же ты говорил?

— Не знаю точно, что там было, — сказал он, — но я почувствовал чье-то присутствие или…

— Ты что-то нервничаешь, — заметила Тесла, окидывая взглядом улицу. Поток машин на перекрестке стал еще плот нее. Вряд ли в этом месте станут разгуливать духи, подумала она По крайней мере, среди бела дня. Ночью — другое дело…

— Не хоронили ли здесь на перекрестках самоубийц? Рауль не отвечал.

— Рауль?

— Послушай.

— Что я…

— Просто послушай, хорошо?

Здесь было что послушать. Гудели клаксоны, шуршали шины, смеялись и болтали люди, в окнах играла музыка, из открытой двери несся чей-то возмущенный голос.

— Нет, я не о том, — сказал Рауль.

— А о чем?

— Слышишь чей-то шепот?

Она попыталась вслушаться, не обращая внимания на людей и машины.

— Закрой глаза, — предложил Рауль, — в темноте проще.

Она так и сделала. Уличный шум никуда не делся, но ей все-таки удалось отвлечься от него.

— Вот, — прошептал Рауль.

Он был прав. Слабый, еле заметный посреди этой какофонии звуков голос пытался добиться, чтобы его услышали. Тесла разобрала его «ай». И еще что-то, похожее на «кетчуп». Она сосредоточилась, настроив на него слух, как настраивалась на разговоры в закусочной.

— Ай, — услышала она. — Аю… аю…

— Он что-то знает, — шепотом сказала Тесла.

— Кетч… кетч, — произнес голос.

— Кетч?

— Кетч… э…

Нет, это не «кетчуп». Это «Флетчер».

— Слышишь? Он знает про Флетчера, — сказала она Раулю. — Вот о чем он говорит. Он знает про Флетчера.

Она снова прислушалась, настраиваясь на частоту голоса. Он был рядом, но стал еще тише. Она затаила дыхание, настраивая каждый нерв на прием. На этот раз она услышала не слова, а цифры. Два Два, Шесть.