Он знал, что у него нет выбора. Он должен присоединиться к ним. Струсить и вернуться назад на пляж — это хуже смерти. Все они станут легендой. И он, и эти мертвые серферы, когда их смоет отлив. Он решительно шагнул в воду. Там оказалось довольно глубоко, дно будто провалилось у него под ногами. Яд уже жег его организм изнутри. Он увидел, что его тело начинает светиться. Он начал задыхаться, каждый вдох причинял все большую боль.

Кто-то дотронулся до него. Он обернулся, ожидая увидеть очередного мертвого серфера, но это оказалась Джо-Бет. Она произнесла его имя. Он не находил слов, чтобы ответить. Больше всего на свете ему хотелось скрыть свой страх, но ничего не получалось. Зубы его стучали, и он пустил в море струйку мочи.

— Помоги мне, — сказал он. — Джо-Бет, ты единственная, кто может мне помочь. Я умираю.

Она взглянула на его подергивающееся лицо.

— Если ты умираешь, то и я тоже, — сказала она.

— Как я сюда попал? И почему ты здесь? Ты ведь не любишь пляж.

— Это не пляж, — сказала она и взяла его за руки. От ее движения они поплавками закачались на волнах. — Это Субстанция, Томми-Рэй. Помнишь? Теперь мы по ту сторону. Ты столкнул нас сюда.

Она увидела, что он вспомнил.

— Господи… О господи…

— Вспомнил?

— Да, господи, да! — Он притянул ее к себе, обхватил руками за плечи и зарыдал. Она не отстранилась. Глупо быть мстительной, когда они оба в такой опасности.

— Тихо, — сказала она, когда он уткнулся своим горячим, липким, разбитым лицом в ее плечо. — Тихо. Тут уж ничего не поделаешь.

Ничего и не надо было делать. Субстанция завладела им, и ему суждено плыть и плыть, возможно, в конце концов он встретится с Джо-Бет и с Томми-Рэем. А пока ему нравилось чувствовать себя заблудившимся в бесконечности. Здесь все его страхи, да и вся его жизнь, казались незначительными. Он перевернулся на спину и взглянул вверх. Но ночного неба, против ожидания, он не увидел. Не было никаких звезд, ни неподвижных, ни падающих. Не было облаков, скрывающих луну. Сначала ему показалось, что там вообще ничего нет, но через несколько секунд, минут или часов — он не знал точно, сколько прошло времени, да и знать не хотел — он заметил протянувшиеся на сотни миль цветные волны. По сравнению с этим зрелищем северное сияние было детской игрушкой. Время от времени Хови казалось, что он видит какие-то опускающиеся и поднимающиеся формы, похожие на стаи мант в полмили длиной каждая. Он надеялся, что они спустятся ниже и он сможет рассмотреть их получше, но, похоже, они просто не могли стать более четкими. Не все доступно глазу. Некоторые картины не поддавались фиксации и анализу, подобно его чувствам к Джо-Бет. Невозможно было сосредоточиться ни на одном из их фрагментов, ни на цветах над его головой, ни на мелькающих в вышине формах. Он воспринимал их скорее шестым чувством, чем сетчаткой. И чувством этим было сопереживание.

Смирившись с этим, он осторожно перевернулся в эфире и попытался грести. Ему это вполне удалось, хотя трудно судить об эффективности усилий за неимением каких-либо ориентиров. Вокруг светились огни, но они были слишком малы и расплывчаты. Хови решил, что это такие же случайные путники. А может быть, его окружали спящие души? Может быть, дети, любовники, умирающие плыли во сне по волнам Субстанции, чтобы обрести утешение и надежду справиться с невзгодами жизни, когда они проснутся? Он опустил лицо вниз. Под ним было множество светящихся форм, как звезд на небе. Они плыли в разных направлениях. Одни, как манты, собирались наверху в стаи и перемещались вверх-вниз. Другие двигались парами бок о бок. Любовники, заключил он, хотя далеко не всегда спящих рядом людей связывала любовь. Возможно, очень немногих. Эти размышления напомнили ему о тех мгновениях, когда он плыл здесь вместе с Джо-Бет. Он стал думать о том, где она сейчас. Ему следует быть осторожнее, чтобы блаженный покой не притупил его чувств, не заставил забыть о ней. Он поднял лицо от поверхности.

Сделай он это секундой позже, ему не удалось бы избежать столкновения. В нескольких ярдах перед ним плыл нелепо раскрашенный кусок дома Вэнса, шокирующий своим появлением здесь. А за ним дрейфовал какой-то безобразный обломок — слишком отвратительный, чтобы принадлежать здешнему миру, и не похожий ни на какую вещь из Косма. Он поднимался над поверхностью на четыре фута или чуть больше и уходил под воду на ту же глубину. Нечто вроде воскового острова с переплетенными отростками, напоминающего бледные экскременты в этом чистом море. Хови дотянулся до обломка дома и резко забросил на него свое тело. Это движение приблизило его к загадочному острову.

Остров оказался живой. Не населенный живыми существами, а созданный из живой материи. Хови слышал биение двух сердец, а поверхность его блестела, словно кожа. Он понял, что это такое, только когда почти коснулся острова. Он рассмотрел две худощавые фигуры гостей с приема, вцепившиеся друг в друга с выражением ярости на лицах. Хови не имел чести быть представленным Сэму Сагански, не слышал он и ловко стучащих по клавишам пальцев Дуга Франкла. Он видел только двух сцепившихся врагов в сердце острова, который, казалось, вырастал прямо из них. Из их спин вздымались огромные горбы, конечности вытягивались и смешивались с плотью врага. Эта структура продолжала расти, образуя все новые узелки и отростки, ветвившиеся вдоль рук и ног, и каждое новое образование все меньше напоминало человеческую плоть. Это зрелище скорее восхищало, чем пугало. Похоже, оба борца не чувствовали боли. Глядя на то, как разрастается структура, Хови смутно осознавал, что присутствует при рождении новой тверди. В конце концов они умрут, тела подвергнутся разложению, но оплетающий их остров не такой уж хрупкий. Его края больше напоминали кораллы, чем плоть. Противники умрут и превратятся в окаменелости, похороненные в сердце созданного ими острова, а сам остров продолжит плавание.

Хови оттолкнул от острова свой плот из обломков дома и поплыл прочь. Дальше море было усеяно обломками: мебель, куски штукатурки, светильники. Он проплыл мимо головы карусельной лошадки: она косила назад нарисованным глазом, словно напуганная происходящим. Но нарождающихся островов среди плавучего мусора больше не было. Похоже, Субстанция не творит из неодушевленных вещей. Или со временем она отзовется и на отголоски сознания создателей этих вещей? Может ли Субстанция из головы деревянной лошадки вырастить остров, который будет носить имя того, кто сделал лошадку? Все может быть.

Вот это самые правильные слова.

«Все может быть».

Джо-Бет знала, что они здесь не одни. Небольшое утешение, но хоть какое-то. Время от времени она слышала чьи-то вскрики, порой испуганные, порой восторженные, будто на поверхности Субстанции собралась паства, трепещущая и благоговеющая. Джо-Бет не отвечала на эти призывы. Мимо проплывали причудливые формы, и, глядя на них, Джо-Бет заключила, что люди здесь теряют свой человеческий облик. К тому же ей хватало проблем с Томми-Рэем и не хотелось навлекать на себя новые неприятности. Брат требовал от нее постоянного внимания. Он все время что-то говорил, ему надо было многое рассказать между всхлипываниями и мольбами о прощении. Кое-что она уже знала. Как он обрадовался, когда вернулся отец, и как почувствовал себя преданным, когда она отвергла их обоих. Было и такое, чего она не знала, и это ранило ей сердце. Сначала он рассказал о путешествии в миссию. Его повествование то было отрывистым, то лилось непрерывным потоком ужасов, которые он видел и творил сам. Ей не хотелось верить самому страшному — про убийства, про видение его разложения, но Томми-Рэй описал все очень подробно. Она не поверила бы и наполовину, если бы не ясность изложения. Джо-Бет не помнила, чтобы он хоть раз в жизни так четко формулировал свои мысли, как в этом жутком повествовании.

— Помнишь Энди? — спросил он. — У него была татуировка… череп на груди… прямо над сердцем?