Рыдания постепенно затихали. Она отстранилась и прошла в центр комнаты, вытирая слезы тыльной стороной ладоней.

— Извини, — сказала она.

— Что случилось?

— Долгая история. Из прошлого. Это связано с нашими матерями.

— Они знали друг друга? Джо-Бет кивнула.

— Они были лучшими подругами.

— Выходит, все предрешено? — Он улыбнулся.

— Не думаю, что мама этому рада.

— Почему? Сын ее лучшей подруги…

— Твоя мать никогда не рассказывала, почему покинула Гроув?

— Она не была замужем.

— Моя тоже.

— Ну, значит, твоя оказалась крепче, чем моя…

— Нет, я не о том Может, это не просто совпадение. Я всю жизнь слышала сплетни о том, что здесь случилось. С мамой и ее подругами.

— Я ничего не знаю.

— Я тоже знаю только отрывки. Их было четыре подруги. Твоя мать, моя, девушка по имени Кэролин Хочкис (ее отец до сих пор живет в Гроуве) и еще одна. Забыла, как ее звали. Какая-то Арлин. На них напали. Вероятно, изнасиловали.

Улыбка медленно сползла с лица Хови.

— Маму? — тихо спросил он. — Почему же она никогда не говорила?

— А кто будет рассказывать своему ребенку, что его зачали таким образом?

— О боже, — пробормотал Хови. — Изнасиловали…

— Может, я ошибаюсь. — Джо-Бет посмотрела на Хови. Его лицо исказилось, будто он получил пощечину. — Я жила среди этих слухов всю жизнь, Хови. Мама едва не сошла от них с ума. Все время говорит про дьявола. Я так боюсь, когда она начинает говорить, что сатана положил на меня глаз, что я должна молиться, и все такое.

Хови снял очки и положил их на кровать.

— Я ведь так и не сказал тебе, зачем я приехал сюда? Я думаю… думаю… сейчас самое время. Я приехал потому, что не знаю, кто я такой. Я хочу узнать, что случилось в Гроуве и почему моя мать отсюда уехала.

— Теперь ты будешь жалеть, что приехал.

— Нет. Если бы я не приехал, я бы не встретил тебя. Не по… по… не полюбил бы.

— Меня? Возможно, я твоя сестра.

— Нет. Я не верю в это.

— Я узнала тебя сразу, как только вошла. Ты тоже меня узнал. Почему?

— Любовь с первого взгляда.

— Хорошо, если так.

— Я чувствую. И ты тоже. Я люблю тебя, Джо-Бет.

— Нет. Ты же меня совсем не знаешь.

— Знаю! И я не собираюсь отступать от своей любви из-за слухов. Мы ведь не знаем, правда это или нет. — Он даже перестал заикаться. — Может быть, все ложь?

— Может быть. Но почему все сходится? Почему ни твоя мать, ни моя никогда не говорили нам про отцов?

— Вот это и надо выяснить.

— Как?

— Спросить у твоей мамы.

— Я пробовала.

— И что?

— Она велела мне не приближаться к тебе. Даже не думать о тебе… — Пока они разговаривали, ее слезы высохли. При мыслях о матери они потекли снова. — … А я не могу, — закончила она, обращаясь за помощью к тому, о ком ей запрещено думать.

Глядя на нее, Хови вдруг снова захотелось стать «святой простотой», как назвал его Лем. Примкнуть к блаженному стану детей, зверей и дурачков. Обнимать ее, целовать и забыть о том, что она может оказаться его сестрой.

— Наверное, мне лучше идти, — сказала она, словно услышала его мысли. — Мама хочет, чтобы я позвала пастора.

— Он прочтет пару молитв, и я уеду — так, что ли?

— Это нечестно.

— Побудь со мной еще, — стал он уговаривать. — Не нужно разговаривать. Не нужно ничего делать. Просто останься.

— Я устала.

— Тогда ляжем спать.

Он протянул руку и осторожно коснулся ее лица.

— Мы оба мало спали прошлой ночью. Вздохнув, она кивнула.

— Может, все прояснится само собой.

— Хорошо бы.

Он извинился и вышел по малой нужде в уборную. Когда он вернулся, она уже сняла туфли и растянулась на постели.

— А для двоих места хватит? — спросил он. Она пробормотала:

— Да.

Тогда он лег рядом, стараясь не думать о том, чем они могли бы заниматься на этих простынях. Она опять вздохнула.

— Все будет хорошо, — сказал он. — Спи.

Когда Грилло вернулся в лес, большая часть публики, собравшейся на последнее шоу Бадди Вэнса, уже разошлась. Очевидно, они решили, что представление не стоит того, чтобы столько ждать. Стражи порядка смогли наконец вздохнуть спокойнее. Грилло перешагнул через веревку, подошел к полицейскому, который руководил операцией, и представился.

— Мне, в общем, и рассказывать нечего, — говорил полицейский. — Мы уже четыре раза спускали туда скалолазов, но бог знает, когда его удастся найти. Хочкис говорит, там внизу какие-то реки. Так что труп, может быть, давно уплыл в океан.

— Вы будете работать и ночью?

— Похоже на то. — Полицейский поглядел на часы. — До заката еще часа четыре. Потом включим прожекторы.

— А раньше эти пещеры кто-нибудь изучал? Есть карта?

— Понятия не имею. Спросите лучше у Хочкиса. Вон он, в черном.

Грилло снова представился. Хочкис оказался высоким, мрачным, очень худым человеком.

— Мне сказали, вы специалист по пещерам, — польстил Грилло.

— По необходимости. — Взгляд Хочкиса, скользивший за спиной Грилло, не задержался на репортере даже на мгновение. — Просто остальные вообще ничего о них не знают. То, что под нами… Люди об этом не думают.

— А вы?

— А я думаю.

— Вы это изучали?

— Как любитель, — ответил Хочкис. — Порой вдруг чем-то увлекаешься. Лично я увлекся пещерами.

— Вы туда когда-нибудь спускались?

Хочкис на этот раз смотрел на Грилло целых две секунды, прежде чем сказать:

— До сегодняшнего утра эти пещеры были запечатаны, мистер Грилло. И я сам запечатал их много лет назад. Они были и остаются опасными для невинных душ.

«Невинных, — отметил Грилло. — Странное слово».

— Полицейский, с которым я говорил…

— Спилмонт.

— Ну да. Он сказал, что там есть подземные реки.

— Там целый мир, мистер Грилло, о котором мы практически ничего не знаем. Он все время меняется. Конечно, там есть и реки, но есть и еще кое-что. Там живут твари, никогда не видевшие солнца.

— Звучит мрачно.

— Они приспособились. Как все мы приспосабливаемся. Они живут внутри своих границ. В конце концов, все мы живем на плотине, готовой прорваться. И мы к этому тоже приспособились.

— Я стараюсь об этом не думать.

— Это ваш выбор.

— А ваш?

Хочкис натянуто улыбнулся, его глаза сузились.

— Несколько лет назад я хотел уехать из Гроува. Он вызывал у меня… неприятные воспоминания.

— Но вы остались.

— Я понял, что я сам — это то, к чему я приспособился, — последовал ответ. — Я уеду, только когда исчезнет город.

— Что?

— Паломо-Гроув построен на плохом месте. Земля у нас под ногами кажется твердой, но она подвижна.

— Так вы хотите сказать, что город может отправиться вслед за Бадди Вэнсом?

— Можете меня цитировать, только не называйте мое имя.

— Договорились.

— Вы узнали все, что хотели?

— Более чем достаточно.

— Не бывает «достаточно», — заключил Хочкис. — Не может быть «достаточно» плохих новостей. Вы извините меня?..

Вокруг расщелины стало заметно оживление. Закончив рассказ сентенцией, которой позавидовал бы любой комик, Хочкис поспешил к поднятию останков Бадди Вэнса.

Томми-Рэй лежал в своей постели и исходил потом. Он закрыл окна и опустил шторы. Вскоре в запечатанной комнате стало жарко, как в раскаленной печи, но Томми-Рэя жара и полумрак успокаивали. В их объятиях он не чувствовал себя таким одиноким и обнаженным, как под чистым солнечным небом города. Он вдыхал запахи, исходящие из собственных пор, и свое хриплое дыхание, что вырывалось из горла и возвращалось обратно к губам. Если Джо-Бет его предала, придется найти себе другую компанию, а с кого же начать, как не с себя?

Он слышал, как она вернулась домой, как они спорили с мамой, но не пытался разобрать слова. Если ее жалкий роман потерпел крах — а иначе с чего бы она стала рыдать на лестнице? — она сама виновата. У Томми-Рэя есть более важные дела.