Покачиваясь на ватных ногах, Тэмми бросилась к Пикетту. Он не пытался остановить хлеставшую из ран кровь (Катя ударила его ножом два, а то и три раза). Увидев Тэмми, он медленно, очень медленно повернул к ней голову.

— Ты их впустила, — прошептал он.

— Да. Я их впустила.

— Ты… ты с самого начала хотела их впустить?

— Нет. Зеффер перед смертью попросил меня об этом.

Тодд испустил тихий, жалобный стон, постигая смысл произошедшего. Зеффер, первый изгнанник из «дворца мечты», Зеффер, сторожевой пес жестокой и прекрасной хозяйки, — он в конце концов разрушил ее заповедный мир. И сделал это руками Тэмми.

— Значит, ты выполнила его просьбу.

— Я расскажу обо всем потом. А сейчас нам надо выбраться отсюда. Немедленно.

Тодд едва заметно мотнул головой.

— Со мной все кончено. Скоро я выберусь отсюда так или иначе. Вот только не знаю, где окажусь. Она хотела меня убить… И кажется, ей это удалось. Она знала, что я — заодно с тобой. Значит, я предал ее.

— Ты никого не предавал.

— Нет, предал. Я знал, больше всего на свете она боится, что призраки проникнут в дом. — Тодд покачал головой, утомленно опустив веки. — Но я не стал тебе мешать. Ты поступила правильно. По справедливости. — Он открыл глаза и посмотрел на струившуюся из ран кровь. — И она тоже поступила правильно, убив меня.

— Господи, нет… Ты не умрешь!

— Все кончилось так… как и должно было кончиться.

— Не говори так, — пробормотала Тэмми. — Еще ничего не кончено.

Женщина сделала несколько резких движений, разминая затекшие руки и ноги. Онемение прошло, ощущалось только легкое покалывание, словно она долго спала в неудобной позе.

Тэмми услышала шаги и, вскинув голову, увидала, что на крыльцо поднимается Максин. Вид у нее был более чем плачевный: одежда порвана в клочья, лицо исцарапано и заляпано грязью. В других обстоятельствах Тэмми, возможно, позабавилась бы, увидев еще одну свою соперницу в столь жалком положении. Но теперь она лишь пожалела Максин — очередную жертву Кати, этого жуткого дома, этого проклятого каньона.

— Боже мой, — простонала Максин, увидев сидящего в луже крови Тодда. — Что с ним такое?

— Катя… — вымолвила Тэмми. На более подробное объяснение у нее не хватило сил.

Войдя в холл, Максин закрыла за собой дверь и трясущимися руками заперла ее на замок.

— Там, в саду, бродят какие-то кошмарные твари… — сообщила она.

— Я знаю.

— Они убили Сойера.

Губы Максин искривились, словно она собиралась разрыдаться. Однако она сдержалась и сделала несколько шагов по направлению к Тодду. Стоило ей рассмотреть умирающего, как слезы на ее глазах мгновенно высохли, сменившись выражением ужаса.

— Подождите… Это ведь Тодд? — растерянно пробормотала она.

«Неужели Тодд стал неузнаваемым?» — пронеслось в голове Тэмми. Похоже, так оно и было. С того времени, как Максин в последний раз видела Тодда, ему пришлось перенести слишком много испытаний. Купание в ледяном океане, стычку с Эппштадтом и, наконец, смертельные удары женщины, в любви которой он не сомневался. Неудивительно, что он выглядел как боксер, выдержавший двадцать раундов против более мощного противника. Глаза его заплыли, распухшая нижняя губа отвисла, лицо было сплошь в синяках и ссадинах.

Посмотрев на Тодда со стороны, испуганными глазами Максин, Тэмми догадалась, что и сама выглядит не лучше. Предстань она сейчас перед членами Общества поклонников Тодда Пикетта, никто из них не узнал бы свою руководительницу в этой избитой, измученной женщине. Наверное, она и сама не узнала бы себя, взглянув в зеркало. Ох, как сильно досталось им обоим — и кумиру, и поклоннице.

— Надо немедленно вызвать «скорую», — заявила Максин. — Она наклонилась над Тоддом и повторила: — Не беспокойся. Сейчас мы вызовем «скорую». Тебе помогут.

— Не надо, — слабо махнул он рукой. — Останься со мной.

Максин бросила взгляд на Тэмми, словно спрашивая у нее разрешения. Та кивнула, и Максин опустилась на колени рядом с Тоддом, взяла его за руку.

— Что случилось с Эппштадтом? — спросила она.

— В последний раз, когда мы его видели, он пребывал в аду, — ответила Тэмми.

Сообщить о прискорбной участи Эппштадта было приятно. Впрочем, Тэмми сама не знала, что представляет собой мир, в котором они побывали, и справедливо ли назвать его адом. Он был реален, тот мир, — уж это она могла сказать с уверенностью. Груди, которые сосал мальчик-козел, до сих пор покалывало.

— А где эта чертова стерва? Катя, или как ее там?

— Не знаю. Но, если вы позаботитесь о Тодде, я попробую ее найти.

— Будь… осторожна… — выдохнул Тодд, услышав ее слова. Свободной рукой он сделал предостерегающий жест в сторону Тэмми. По выражению застывшего лица Тодда невозможно было судить о его чувствах, но то, что он боялся за нее, говорило о многом. И Тэмми тоже боялась — боялась, что не сумеет придумать убедительного повода, чтобы уйти, и ей придется наблюдать, как умирает ее божество.

Она пожала его окровавленные пальцы, и Пикетт ответил на пожатие.

— Берегись ее, — вновь шевельнулись его губы. — Этой суки.

Тэмми кивнула и, торопливо отвернувшись, побежала по коридору. Она слышала, как Максин набирает 911 по своему мобильному телефону, который, как ни странно, пережил все передряги, уготованные им в этом доме.

В глубине дома раздавался зловещий шум, словно заблудившийся ураган, с каждой минутой становясь все сильнее, носился из комнаты в комнату.

Тэмми несколько минут постояла на лестничной площадке, вцепившись в перила. По щекам ее текли слезы, и она даже не пыталась их сдерживать. В самом деле, почему бы ей не поплакать? У нее имелся серьезный повод. Надо быть из камня, чтобы не плакать, увидев и пережив все то, что довелось увидеть и пережить ей.

Она скорбела не только об умирающем Тодде, но обо всех, кого когда-либо знала. Об Арни, который однажды ночью в приступе откровенности рассказал ей, как его дедушка Отис, будучи навеселе, «забавы ради» прижег ему, тогда восьмилетнему, ладонь сигаретой. Хорошо, что у них нет детей, добавил тогда Арни. Как знать, может, и сам он начал бы забавляться с ними подобным образом.

Тэмми сожалела о мертвецах, которые так долго, томительно долго ожидали у порога этого безумного дома — и теперь, оказавшись внутри, должны испытать самое жестокое из всех разочарований, ибо то, к чему они стремились, исчезло навсегда. Они кружили там, внизу, все еще отказываясь верить своим глазам, и отчаяние их росло.

И конечно, ей было мучительно жаль Тодда и всех тех несчастных людей, которые боготворили его, полагая, что он сделан из иного теста, чем они сами. О фанатках, которые засыпали его письмами, мечтая поймать его взгляд, услышать от него хоть слово, убедиться в том, что он знает об их существовании.

Когда-то Тэмми была одной из них. Теперь ей казалось, что с тех пор прошли годы.

Откровенно говоря, она была наихудшей, наиглупейшей в этой толпе обезумевших поклонниц. Ведь она понимала, что Голливуд — это царство грез — зиждется на лжи и обмане. Но вместо того чтобы разорвать в клочки портреты кумира и жить собственной жизнью, она предпочла стать одной из жриц Великой Иллюзии. Спрашивается почему? Во-первых, преданно служа своему божеству, она ощущала себя более значительной и важной персоной. Но это было далеко не единственной причиной. Она мучительно хотела, чтобы мечта стала явью, чтоб экранный образ обрел объем, вошел в ее скучный, ничтожный мир и освятил его своим присутствием. Внушив себе, что кумир ее достоин поклонения, она ревниво оберегала свою веру, ибо, стоило Тодду низвергнуться с пьедестала, в жизни ее не осталось бы ни радостей, ни смысла.

«Любовь всегда кончается слезами», — часто повторяла ее мать, но Тэмми не желала признавать справедливость этих слов; не желала разделять тоскливой уверенности в том, что все радости неизменно оборачиваются печалью. И все же мать оказалась права. Тэмми стояла сейчас посреди обломков этой печальной правды, и слезы, слезы сожаления о безвозвратно утерянном струились по ее щекам.