— Вот как? Любопытно. А вы не могли бы привести какой-нибудь пример?

— Нет.

— Ну пожалуйста. Прошу вас.

— Но сейчас я и в самом деле не помню. Хотя нет, подождите… Вот! Года два назад про вас писали, будто вы лежите в частной клинике, наращиваете свой… ну, в общем, свою штучку…

— Мою штучку?

— Вы поняли, о чем я.

— А Арни вы тоже говорите «штучка»? Ведь вашего мужа зовут Арни, я не ошибся?

— Вы не ошиблись. Но я никогда не говорю с ним о его штучке.

— Расскажите мне о нем.

— Было бы о ком рассказывать.

— А почему вы решили выйти за него замуж?

— Ну, уж точно не из-за размеров его хобота.

— Хобота! Еще один прелестный термин! Значит, у Арни целый хобот, а у меня какая-то штучка Это даже обидно, — веселился Тодд.

— Я не вижу здесь большой разницы, — пробормотала смущенная Тэмми. — И вообще, я хотела рассказать про историю, напечатанную в «Инквайрер». Там говорилось, что вы находитесь в Монреале, в клинике, и врачи увеличивают вашу штучку — или хобот, если вам так больше нравится. Но я сразу поняла, что это вранье.

— Почему?

— Потому что вам не было надобности на это идти. Учитывая все то, что я читала о вас раньше.

— Расскажите же, что вы читали, — попросил заинтригованный Тодд.

— Ну… вы ведь уже поняли, что я не пропускаю ни одной статьи о вас. Разумеется, из тех, что написаны по-английски. Хотя, конечно, если где-нибудь в «Пари матч» или «Штерне» появляется важное интервью с вами, я отношу его в бюро переводов.

— Неужели? Господи боже! Но зачем вам знать всю ту чушь, что я наговорил?

— Мне интересно, что вы думаете. И… иногда в иностранных журналах пишут про то, о чем американские умалчивают. Например, из одного такого журнала я много узнала… о вашей интимной жизни. О женщинах, с которыми вы встречались. Они там говорили о вас.

— О моей актерской игре, надеюсь?

— Нет… О других ваших… талантах.

— Вы шутите.

— И не думаю. А я была уверена, что все эти публикации вам известны. Мне даже казалось, что вы их просматриваете и даете добро на то, чтобы они появились в журналах.

— Если бы я читал всю дрянь, которой пичкают своих безмозглых читателей эти идиотские журналы…

— У вас не оставалось бы времени сниматься в кино.

— Видите, вы сами это понимаете… Но вернемся к статье. К той, где мои бывшие любовницы рассуждали о моих мужских талантах. Ведь именно на основании их слов вы решили, что история в «Инквайрер» лжива?

— Ну, они все рассказывали о том, что вы собой представляете в постели, и некоторые… некоторые остались не очень довольны… Однако ни одна из них и словом не обмолвилась, даже не намекнула на то, что…

— Что у меня маленький хобот.

— Да. Поэтому я и решила, что по этой части у вас все в порядке и у вас не было нужды отправляться в Монреаль и ложиться в эту клинику. Послушайте, может, оставим этот разговор? Или вы хотите, чтобы я, сгорая от смущения, выбросилась из окна?

Тодд расхохотался.

— А вы знаете, с вами очень поучительно беседовать.

— Поучительно? В каком смысле?

— В самом хорошем. От вас узнаешь много нового и интересного.

— Вы, конечно, понимаете, что все те выдумки, которые о вас распространяют сейчас, многих людей расстроили и встревожили.

— Почему?

— Потому что никто не знает, что происходит с вами в действительности. А ведь у вас пропасть фанатов вроде меня. И для них вы все равно что член семьи. Они только вами и дышат. От них только и слышишь: «Тодд сделал то, Тодд сделал это». И внезапно этот драгоценный Тодд исчезает в неизвестном направлении. И никто не знает, где он и что с ним. Люди начинают изводиться. Начинают воображать всякие ужасы. Я это по себе знаю. Конечно, каждый сходит с ума по-своему, но…

— Послушайте, я вовсе не считаю вас или кого-нибудь из своих фанатов сумасшедшими. А если вы и в самом деле свихнулись на моей персоне, подобное сумасшествие мне нравится. И я благодарен вам за то, что прошлой ночью вы пришли ко мне на помощь. Никто из моей семьи этого бы не сделал.

— Вы удивились бы, если б узнали, как много людей вас любит.

— Я верю, что они любят, Тэмми. Но я очень сомневаюсь, что объект их нежных чувств — это действительно я.

— Почему?

— Во-первых, если вы проникнете в душу некоего Тодда Пикетта, то убедитесь, что там нет ничего, достойного обожания. Увидите, что ваш кумир — самый заурядный человечишка, способный доставлять одни лишь проблемы и неприятности. Возьмите, к примеру, моего брата Донни — вот кем и вправду можно восхищаться. Он умен, он честен, он благороден. А я — всего лишь мастер эффектно скалить зубы.

Тодд растянул губы в ослепительной улыбке и, дав Тэмми вволю полюбоваться этим сиянием, вмиг погасил ее.

— Уверяю вас, этому нетрудно выучиться, — продолжал он. — В вашей голове словно появляется выключатель. Вы включаете улыбку и позволяете людям купаться в ее лучах, а потом выключаете и отправляетесь домой, недоумевая, почему вокруг вас поднимают такой шум. Нет, я не заслужил того, чтобы из меня делали идола. Играю я скверно. Кстати, вы наверняка читали об этом в куче рецензий. — Тодд, охваченный припадком внезапного самоуничижения, нервно рассмеялся. — Есть такой критик по имени Виктор Мэтью. Он вам очень убедительно объяснит, какой я хреновый актер.

— Хорошо, вы не самый лучший актер в Голливуде. Но ведь и не самый худший, согласны?

— Что нет, то нет. Без сомнения, есть еще хуже.

— И таких большинство.

— Снова должен с вами согласиться. Но от того, что много ублюдков совсем не умеют играть, я не становлюсь хорошим актером.

Мысль о собственной бездарности глубоко засела в голове Пикетта, и Тэмми оставила тщетные попытки его переубедить. Некоторое время они ехали в молчании. Потом Тодд повернул зеркальце и внимательно осмотрел свое лицо.

— Знаете, что меня тревожит?

— Нет.

— Боюсь, у Максин толчется куча народу.

Тодд отчаянно вертел головой, то изучая собственное отражение, то бросая взгляд на дорогу.

— Вы прекрасно выглядите, — заверила его Тэмми.

— Надеюсь, в ваших словах есть хоть малая толика правды, — хмыкнул Тодд.

— Правда, сейчас вы выглядите… немного иначе. Не так, как раньше.

— И как вы считаете, тот сброд, что тусуется у Максин, заметит эту разницу?

Тэмми не стала лгать:

— Конечно, люди заметят, что вы изменились. Но может ваш новый облик им даже понравится. Я имею в виду, после того как рубцы заживут и вы как следует отдохнете.

— Вы ведь пойдете со мной, правда?

— К Максин? С удовольствием.

— Вы не возражаете, если я закурю? — осведомился Тодд и, не дожидаясь ответа, опустил окно, выбросил смятую пачку и жадно затянулся. Первая же порция никотина изрядно его взбодрила. — Так-то лучше! Ладно. Мы вот как поступим… Зададим Максин несколько неприятных вопросов, а потом вместе решим, солгала она нам или сказала правду.

Между тем они оказались на скоростной автостраде, и рев множества машин, проникавший в салон через открытое окно, на какое-то время сделал разговор невозможным. Проехав около пяти миль на север, они свернули с магистрали и двинулись на запад. Окружавший их пейзаж далеко не соответствовал представлениям Тэмми о райском уголке. Она воображала, что Малибу — это маленький кусочек Гавайских островов. Но вокруг были многоэтажные особняки, зажатые между беспрестанно грохочущим шоссе и узкой полосой пляжа.

Проехав не более четверти мили, они оказались у ворот Колонии. В сторожевой будке охранник, вытянув ноги в высоких шнурованных ботинках, смотрел телевизор. Увидев прибывших, он расплылся в широкой радушной улыбке и распахнул ворота.

— Привет, мистер Пикетт. Давненько вас не было видно.

— Здорово, Рон, приятель. Как поживаешь?

— Неплохо, мистер Пикетт, очень даже неплохо.

Он явно был на седьмом небе от счастья, что Тодд вспомнил его имя.

— Вы на вечеринку к мисс Фрайзель?