— Ладно. Постараемся подыскать местечко у нас в городе. А как быть с твоей подружкой мисс Бош? Ведь она будет задавать разные вопросы. Что прикажешь мне ей отвечать?

— Ее нет в городе. Она снимается где-то на Каймановых островах.

— Ее уволили, — сказала Максин, — очевидно, по причине «творческой несовместимости». Директор хотел обнажить ей грудь, а она отказалась. Тем не менее, ее ранние работы оставляют очень мало места для зрительского воображения. Не знаю, с чего это вдруг она решила корчить из себя скромницу. Но как бы там ни было, она желает говорить с тобой. Что ей ответить?

— Что угодно.

— Но ты же не хочешь, чтобы я посвящала ее в это дело?

— Черт, конечно нет. Вообще никого не хочу посвящать.

— Хорошо. Это будет не просто, но ладно. Я что-нибудь придумаю. Позвать сестру, чтобы она дала тебе какое-нибудь успокоительное?

— Да…

— Мы найдем тебе место, где укрыться, пока ты не поправишься. Я попрошу Джерри Брамса. Он знает весь город вдоль и поперек. Нам всего лишь нужен укромный утолок. Не обязательно шикарный.

— Главное убедись, чтобы он не распустил обо мне слухов, — предупредил Тодд. — Джерри слишком болтлив.

— Положись на меня, — ответила Максин. — Ну, до завтра. Тебе надо немного поспать. И не волнуйся, никто не узнает, где ты находишься и что с тобой происходит. Скорее эти журналюги умрут, чем что-то узнают.

— Обещай.

— Удавлю их собственными руками.

С этими словами Максин вышла из палаты, оставив Тодда одного в полной темноте.

Донни был прав. Несомненно, ничего глупее Тодд в своей жизни еще не делал. Но обратной дороги нет. В жизни, как в кино, имеет смысл двигаться только в одном направлении. И что он еще может предпринять, кроме как плыть по течению, надеясь, что у этого витка судьбы будет счастливое завершение?..

Посреди ночи на Тихом океане разыгрался шторм, седьмой и самый сильный за последнюю зиму. Сорок восемь часов лил дождь, вода на побережье от Монтевея до Сан-Диего поднялась на несколько дюймов, причинив кучу неприятностей. Переполненные водостоки превратили улицы Санта-Барбары в пенистые реки. Двое горожан и семь уличных работников утонули. Порывистый ветер повредил электропровода, особенно в Оранж-Кантри, где на три дня остались без света несколько районов. Вдоль Тихоокеанской автострады, где прошлой осенью лесные пожары на корню уничтожили всю горную растительность, голая земля превратилась в скользкую грязь, которая сползала на дорогу, что послужило причиной бесчисленных транспортных происшествий. Четырнадцать человек погибли, среди них семья из семи мексиканцев, нелегально перешедших границу и пробывших на вожделенной земле только четыре часа. Их грузовик перевернулся, и, не сумев из него выбраться, вся семья сгорела. В тихоокеанских бухтах были затоплены несколько домов общей стоимостью в миллион долларов. Такая же картина наблюдалась и в каньоне Топанга.

Разгул стихии, разумеется, не мог не отразиться на переезде Тодда из больницы в приморский домик Максин. При прочих обстоятельствах это заняло бы куда меньше времени, да и поволноваться пришлось, но, с другой стороны, тайну Тодда так никто и не раскрыл. Когда они покидали больницу, никаких фотографов, разумеется, у дверей не было, равно как никто не поджидал в окрестностях особняка. Однако это еще не означало, что опасность миновала Звонки в офис Максин, касавшиеся состояния Тодда, нарастали с каждым днем в геометрической прогрессии, причем последнее время они начали поступать из дальнего зарубежья — это, очевидно, было связано с быстротой распространения слухов, — в частности из Японии, где только что прошла премьера «Виселицы». Один немецкий журналист имел безрассудство предположить, что Тодд решил сделать пластическую операцию.

— Ну я ему покажу! Проклятый фриц.

— Разве ты сама не немка по материнской линии?

— Все равно он чертов фриц.

Тодд вместе с сестрой Кэрин — после тщательного изучения его менеджер пришла к заключению, что на эту особу можно положиться, — сидел на заднем сиденье принадлежавшего Максин «мерседеса». Медсестра была женщиной немногословной, но уж если открывала рот, то каждое слово произносила с особым ударением.

— Не понимаю, зачем было устраивать этот балаган. Что страшного в том, если даже кто-нибудь разнюхает правду? Подумаешь, сделал человек себе химический пиллинг и убрал несколько морщин. И что в этом такого?

— Фанаты Тодда не смогут принять такой новости о своем кумире, — ответила Максин. — У них сложилось некое незыблемое представление о Тодде Пикетте.

— По-ихнему, выходит, он совершил не слишком мужской поступок? — полюбопытствовала Кэрин.

— Может, мы все-таки перейдем к делу? — Бросив на медсестру выразительный взгляд через переднее зеркальце, Максин покачала головой, давая понять, что разговор, или по крайней мере эта его часть, закончен. Тодд, лицо которого было по-прежнему забинтовано, разумеется, ничего этого не видел.

— О чем задумался, Тодд? — обратилась к нему Максин.

— Интересно было бы знать, как скоро…

— Скоро, — не дав ему закончить, ответила Максин. — Очень скоро. Между прочим, я переговорила с Джерри Брамсом и передала ему слово в слово нашу просьбу. Через два часа он пришел ко мне и сказал, что у него есть как раз то, что нам нужно. Завтра утром я поеду посмотреть, что он хочет нам предложить.

— Он сказал тебе, где это находится?

— Где-то в горах. Очевидно, он отдыхал там в детстве. Думаю, это было в сороковых годах. Место совершенно безлюдное. Тебя там никто не потревожит.

— Да там же полно всякого дерьма. Автобусы, набитые экскурсантами. Там чуть ли не в каждом доме обреталась какая-нибудь знаменитость.

— Я тоже так считала. Но он поклялся, что этот дом в некотором смысле идеален. Никто даже не знает, как добраться до каньона, в котором он находится. Во всяком случае, так сказал Брамс. Но мы это еще проверим. Если дом тебе не подойдет, я продолжу поиски.

Днем в прибрежный домик Максин приехал доктор Берроуз, чтобы сделать Тодду перевязку. Это был воистину священный ритуал: Пикетт полулежал на дорогой софе, что стояла у выходящего на море окна, Максин поодаль готовила себе водку с содовой, а Берроуз — несмотря на возникшие трения минувшего дня, он вновь обрел былую самоуверенность — колдовал над бинтами, ведя ни к чему не обязывающий разговор о дожде и грязи на дороге.

— Сейчас веки будут немного слипаться, — предупредил Тодда доктор, — поэтому постарайтесь не открывать глаза, пока я их не промою.

Ничего ему не ответив, Тодд молча внимал стуку пульса в голове и шуму моря за окном.

— Будьте так любезны, — обратился Берроуз к Максин, — зашторьте слегка окна. Мне не хотелось бы, чтобы в глаза Тодда ударил яркий свет.

Тодд услышал, как Максин бросилась к окну, после чего раздался характерный шум опускающихся электрических жалюзи.

— Полагаю, так будет достаточно, — сказал Берроуз. Раздался щелчок, и гул прекратился. — А теперь мы посмотрим, как у нас дела Тодд, пожалуйста, не шевелитесь.

Затаив дыхание, Пикетт почувствовал, как доктор осторожно снял повязку с его лица. Тодду показалось, что вместе с марлей он лишился слоя кожи. Он услышал, как Максин слегка вздохнула.

— Что? — забеспокоился он.

— Вce хорошо, — успокоил его Берроуз. — Пожалуйста, не шевелитесь. Это очень тонкая процедура. Кстати сказать, в новой повязке я сделаю вам отверстия для глаз, поэтому вы сможете… Пожалуйста, спокойно… хорошо, хорошо… Вы сможете видеть.

— Максин?.

— Прошу вас, Тодд. Не шевелите мышцами.

— Я хочу, чтобы она сказала, как я выгляжу со стороны.

— Я пока ничего не вижу, Тодд.

Берроуз что-то шепнул сестре, но Тодд не сумел разобрать слов. Но он слышал, как повязка, от которой теперь его полностью освободили, упала в сосуд, издав влажный шлепок. Ему не составляло труда представить почему. Очевидно, она была пропитана его кровью и ошметками прилипшей к ней кожи. У Тодда свело в животе.