Овца дернулась в последний раз и умерла. Голова упала, как-то забавно, как у картонной фигурки в тире… Джонатан ухмыльнулся. Не этой ли улыбкой он очаровывал своих поклонниц? Сейчас на этом испачканном кровью жертвы лице было написано ликование дикаря. Животная радость недочеловека, готового к совокуплению и к убийству… Однако разум стал возвращаться к Джонатану. Усмешка исчезла.

— О, Боже! — пробормотал он и содрогнулся. Затем его начало тошнить. Непереваренные тосты и джин полились на траву. Джонатана трясло. Я не шелохнулась: не хотелось его успокаивать, приводить в чувство, утирать сопли — какого черта? Я повернулась и пошла прочь.

— Франки! — позвал он.

Я не смогла заставить себя обернуться. Овца мертва, ей уже ничем не поможешь, и все, что я могу — поскорее уйти отсюда и постараться выбросить зрелище из головы.

— Франки.

Я шла настолько быстро, насколько возможно было идти по склизкому берегу. Скорее на «Эммануэль», в относительную чистоту и спокойствие. С меня хватит.

Опять эта чудовищная вонь! Тяжелый запах стоял в воздухе, проникал сквозь поры, одурманивал… Дикий, сумасшедший, отвратительный остров. Невыносимый остров. Ненависть ко всему окружающему переполняла меня. «Эммануэль» была уже близко, когда…

Опять камни. Слева дернулся и покатился по берегу внушительный булыжник. Я остановилась и, балансируя на скользкой поверхности, наблюдала странное явление. В голове зашумело. Камень, остановившись, столкнул с места другой, еще больший, и тот подпрыгнул в воздух; соседние тоже зашевелились. Может, какое-нибудь животное под камнями двигало их? Нечто вроде краба? Я пошла дальше, уже не обращая внимания на непрекращающееся движение сзади… Впрочем, если честно, я начинала всего этого бояться.

Анжела и Рэй загорали на палубе. Рэй увидел меня и, прищурившись от яркого света, сообщил:

— Через пару часов можно будет заставить суку приподнять свою тяжелую задницу.

Мне показалось сперва, что речь идет об Анжеле, и лишь затем я осознала, что имеется в виду наше судно.

— Позагорай пока с нами, — предложил Рэй.

— С удовольствием.

Анжела либо спала, либо игнорировала меня. Ее право. Я устроилась на палубе и стала принимать солнечную ванну.

Кое-где на коже у меня были пятнышки крови. Как веснушки. Я лениво соскребла их. Море успокаивающе шумело и плескалось вокруг; рядом шелестел страницами Рэй. Он проглядывал книгу о Гебридах, которую захватил из дому.

Я, чуть прикрыв веки, глядела на солнце. Мамочка предостерегала меня, говоря, что таким образом можно дырку в глазу прожечь. Но я этого не боялась. Наоборот, живое, горячее солнце поможет мне, выжжет этот мерзкий холодок в самом низу живота. Не знаю, откуда пришло это ощущение.

Дальше по берегу, на некотором расстоянии от нас, спускался к воде Джонатан. Отсюда он выглядел каким-то облезлым чудищем из-за смеси белых и бурых пятен на коже. Он шел отмываться от овцы.

Голос Рэя был спокоен. Слишком спокоен; я поняла сразу, что новости будут не из лучших:

— О, Боже.

— Что случилось?

— Я обнаружил, где мы находимся.

— Хорошо.

— Хорошего мало…

Я села, повернувшись к нему:

— Отчего же?

— Это здесь, в книге. Параграф, посвященный этому месту.

Анжела приоткрыла один глаз:

— И что?

— Это не остров. А могильная насыпь.

Мой озноб усилился. Солнце не могло ничем помочь. Я взглянула на пляж: Джонатан все еще полоскался… Камни побережья показались мне тяжелыми и черными, их густые тени давили на лица… повернутые к небу лица… Джонатан помахал мне рукой. Трупы под камнями. Лицами к солнцу. Монохроматический мир: свет и тьма. Залитые солнцем булыжники и их черные тени. Жизнь на вершине, внизу — смерть.

— Могила? И чья же? — поинтересовалась Анжела.

— Военные захоронения.

— Викинги, или что-то в этом роде?

— Нет. Первая мировая война, потом вторая. Солдаты с торпедированных кораблей. Моряки. Их занес сюда Гольфстрим. А потом останки вымывало на окрестные острова.

— Вымывало?!

— Здесь так сказано, в этой книге.

Джонатан, почти чистый, пристально глядел в море, прикрываясь рукой от солнца. Я проследила за его взглядом. В сотне ярдов от нас тюлень — или что там это было — вновь высовывался из воды и снова нырял, иногда выбрасывая вверх что-то коричневатое… как рука пловца… и, наконец, исчез в воде.

— И как много народу захоронено? — лениво спросила Анжела. Кажется, тот факт, что мы ходим по трупам, ее не слишком взволновал.

— Возможно, сотни.

— Сотни?

— В книге просто сказано «многие».

— А в гробах?

— Откуда я знаю!

Правильно, чем еще могло оказаться это проклятое место. Я осмотрела остров новыми глазами: теперь имелись основания испытывать отвращение к его голым валунам, убогому вонючему берегу…

— Интересно, как их хоронили? — развивала тему Анжела. — Наверное, на возвышении, где мы нашли овец. Вдали от воды. Да уж, воды покойникам хватило. Я видела, стоило закрыть глаза, их изъеденные рыбой лица, прогнившие клочья формы, в пустых глазницах комья водорослей. Какая ужасная смерть! И путешествие после смерти, долгое, не менее ужасное. Вдоль Гольфстрима, через пролив, рядом с телами других таких же солдат: бывшие враги плыли рядом, смерть сравняла их всех, каждый сделался игрушкой волн. И волны качали и несли разлагающиеся тела, пока приливом не выбрасывались они на берег — и море утрачивало свою власть…

Я ощутила непреодолимое, почти болезненное желание пройтись по берегу. По-иному, уже вооруженная знанием об острове, взглянуть на эти валуны. Возможно, увидеть между ними кое-где белеющую кость. Тело мое приняло решение раньше, чем мозг: я уже стояла на ногах, уже перелезала через борт.

— Ты куда? — спросила Анжела.

— К Джонатану. — Пробормотала я и спрыгнула вниз.

С запахом теперь все было ясно: так пахнет смерть. Мухи изменили свое столь странное поведение, теперь они взлетали из-под ног, не переставая назойливо жужжать, перепрыгивали на соседние булыжники… Под ними, наверное, лежат не только солдаты: неосторожный яхтсмен, неудачливый рыбак тоже могли найти здесь свой последний приют. Мухи роились тут и там, покрывая все сплошным шевелящимся ковром.

Джонатана не было. Шорты его валялись на берегу, но сам он исчез. Я внимательно вгляделась в море: ничего.

— Джонатан!

Мой голос растревожил мух, они взлетали унылыми роями в воздух и вновь опускались. Ответа не последовало.

Я побрела вдоль берега, шлепая босыми ногами по воде. Рэй с Анжелой так и не узнали об убийстве овцы. Пусть это будет тайна между нами четверыми. Я, Джонатан и две оставшиеся овечки. Вот и он, в нескольких ярдах передо мной. Идеально вымыт, ни малейшего следа недавнего происшествия — да, теперь оно будет держаться в секрете.

— Где ты был?

— На прогулке, — ответил он. — Выветривал.

— Выветривал что?

— Излишки джина, — улыбнулся Джонатан. Я послала ответную улыбку, краем глаза отметив шевеление камней за его спиной. Джонатан был уже ярдах в десяти от меня, приближаясь уверенной походкой трезвого человека. Движение камней неожиданно показалось мне ритмичным и слаженным. Это не была серия случайных подскоков и ударов; во всем чувствовалась некая скоординированность.

Не происшествие — усилие воли.

Не случайность — закономерность.

Не просто камни — под ними, передвигая их и бросая…

Джонатан был совсем близко. Его обнаженное тело ярко освещали солнечные лучи, кожа почти светилась, ее белизне оттеняло и подчеркивало темное пятно сзади… Стоп! Что это?!

Огромный камень парил над землей, презирая силу тяжести. За спиной Джонатана, медленно поднимаясь до уровня его головы. Валун величиной с ребенка, не меньше, все висел, чуть покачиваясь в воздухе. Подготовка, подбрасывание камней, принесло результат: усилия многих объединились в одно. Чтобы раскачать эту махину, оторвать от поверхности и швырнуть в Джонатана. Я хотела кричать — и не могла, из горла, перехваченного страхом не вырвалось ни звука. Неужели он не видит?!