— Что-то не так? — внимательно посмотрела на меня Надежда, уже говоря вслух.

— Нет-нет, все отлично.

Надежда что-то почувствовала. Ясный взгляд огромных глаз меня не отпускал, она явно намеревалась продолжить задавать вопросы. Но меня спасло то, что как раз в этот момент удачно объявили посадку на рейс.

В самолете я сразу погрузился в сеть, изучая материалы про протектораты, в частности — про Северную территорию. Надежда вроде как с мыслеречью ко мне не обращалась, а я ее взгляда избегал. На самом деле, с большим удовольствием бы поговорил с ней, но меня до сих пор волновало увиденное старое имя на новом удостоверении личности, поэтому решил повременить.

Решил подождать, пока внутри все успокоится, потому что не уверен, что в ходе обмена мнениями с помощью мыслеречи Надежда не услышит совершенно ненужных ей обрывков информации.

«Альбин, ты здесь?» — мысленно спросил я.

«Конечно, шеф. Я теперь живу у вас в голове, напоминаю на всякий случай»

«Ах да, как я мог забыть. Как ты думаешь, если в ходе мыслеречи не я, а ты обратишься к Надежде, она тебя услышит?»

«Я не знаю, шеф. Думаю да, но надо пробовать»

«Пока не надо»

«Как скажете, шеф»

— Пристегнись, — вдруг тронула меня за руку Надежда.

— Что?

— Пристегнись говорю, мы взлетаем уже.

— А, да? Я как-то и не заметил.

Ну, полетели.

В самолете, когда взлетели и все внутри меня успокоилось, поговорить тоже не получилось. Надежда просто взяла и заснула, предварительно попросив не будить ее для обеда. Проспала весь полет — чуть больше шести часов и проснулась только перед посадкой.

Ее кавайная светлость весьма няшно потягивалась, отходя после сна. Она молчала, я пока ничего не спрашивал. Все больше смотрел в иллюминатор — интересно было. Не уверен, что был в Австралии в прошлой жизни, почти никакого отклика личных воспоминаний. Но про Дарвин слышал, вроде небольшой совсем город.

Кругозор в плане географии у меня довольно широк, и я знал, что крупных городов в Австралии немного. Сидней, Мельбурн и еще один — забыл, как называется, что-то на «Т» вроде. В столице же — в Канберре, даже миллиона населения нет. Кроме этого, про Австралию в памяти обнаружилось не так много. Вроде бы типичный пейзаж — пустынная местность, где собака динго дерется c кенгуру за остатки выброшенной на берег акулы. Еще вспомнил, что в Австралии не очень приветливая флора и фауна, где почти все что ходит, летает или ползает как правило хочет тебя убить. Странные какие-то представления, похоже на набор стереотипов — как Россию представляют заснеженной и с медведями на улице.

И то, что я сейчас видел, совершенно не укладывалось в мои знания об Австралии: заходя на посадку мы летели вдоль берега, и в иллюминаторе под крылом проплывал сейчас самый настоящий густонаселенный мегаполис.

Вдоль зеленого берега высились самые разные высотные здания, поражающие воображение высотой и архитектурными решениями. Нечто подобное я видел в Гонконге — мелькнуло одно из озарений личной глубинной памяти. Но именно что подобное: такого, как например вот этот белый комплекс, точно никогда не видел — привлекли мое внимание сразу три башни, которые возносились к небу завиваясь спиралью и выглядели как огромные переплетающиеся деревья. Свободное пространство между ними было соединено многочисленными переходами, а на самом верху располагалась многоуровневая крыша с зеленым садом.

Мы как раз пролетали над этим комплексом, так что я мог его рассмотреть. Общая белая крыша трех небоскребов сделана в форме идеального круга, а зеленый сад на ней раскинулся в форме угловатого трилистника с точкой в центре — почти как знак радиационной опасности в моем мире.

«Альбин, это что такое?»

«Это филиал «Северная территория» корпорации Ncr.com, в просторечии Некромикон»

«Чем они занимаются?»

«Некромикон монополист в производстве питательных смесей и сублиматов, входящих в продуктовые наборы, положенные получателям безусловного базового дохода».

— Это ведь здание корпорации Некромикон? — повернулся я к Надежде, используя повод начать разговор.

— Да, морковка, — ответила Надежда, глянув в иллюминатор и при этом весьма изящно сдержала зевок.

— Почему морковка? — удивился я.

Как-то не ассоциировалось у меня слово Некромикон с морковкой. Скорее склеп представишь с поднимающимися от вечного сна скелетами, а никак не оранжевый овощ.

— Лет пятнадцать назад в ООН приняли обязательную к выполнению резолюцию о гарантированном проценте натуральных продуктов в безусловном базовом наборе. Некромикон кормит половину мира и корпорация, выполняя резолюцию тогда пришла в Египет, засеяв огромные площади морковкой. Никто же не требовал разнообразия натурального продукта в пакете с сублиматами. Потому и морковка.

С морковкой стало понятно, но услышанное «монополист» и «кормит половину мира» как-то не стыковывались.

— А кто кормит вторую половину?

— Вторая половина мира себе на еду зарабатывает и кормит себя сама.

Ах да, социальный рейтинг, безусловный базовый доход — забыл как-то, что в мир киберфеодализма попал. Небоскреб Некромикона между тем исчез из поля зрения, а по берегу потянулись нескончаемые кварталы однотипных высоток-человейников в виде одинаковых серых коробок.

— Мы вообще скоро садиться будем? — вдруг сладко зевая, недовольно произнесла ее кавайная светлость. Неожиданно она вдруг облокотилась на меня, прильнув к плечу и выглядывая в иллюминатор.

— Скоро, — протянула она, видно узнав местность.

Я уже не обращал внимания на проплывающий под крылом пейзаж. Заволновался, как подросток — плечо до сих пор помнило ощущение прикосновения ее груди. Вот странно: мы вроде как на потенциально смертельно опасное дело летим, но я об этом практически не думаю, потому что меня больше девушка рядом волнует. Причем серьезно волнует.

Обернувшись к Надежде, увидел что она сидит откинувшись на спинке кресла с закрытыми глазами. Когда я на нее посмотрел, ее кавайная светлость не открывая глаз едва заметно улыбнулась. Похоже, специально на меня так откровенно навалилась сейчас.

Мы не очень понимаем друг-друга. Если в моем истинном восприятии, с высоты прежнего возраста, она совсем молодая девушка, и я свободно с ней общаюсь, то мой образ у нее противоположный. Какой-то наглый юнец, который на грани хамства позволяет себе откровенно пялиться, разговаривая без пиетета и привычного для нее подобострастия или хотя бы опаски. Она же темный маг, страшный и опасный — в этом мире таких все-все-все боятся. Кроме меня, потому что я в этом мире чужой, я не вижу разницы между обычным магом и темным.

Пока думал об этом, взгляд невольно соскользнул с измененного, такого незнакомого сейчас лица кавайной княгини на ее грудь, обтянутую тонкой тканью белой блузки. Как раз после вылета жакет она сняла, и…

Вдруг, не открывая глаз, Надежда положила мне руку на колено. Ее ладонь медленно поползла все выше и выше, двигаясь уже по внутренней стороне бедра. Она вдруг открыла глаза и поймала мой взгляд.

«Как ощущения?» — мыслеречью спросила она.

«Очень неожиданно, но приятно», — несколько растерявшись, выдал я честно про ощущения.

Надежда от моего ответа почему-то смутилась — на щеках румянец появился, руку она убрала, взгляд отвела.

— Примерно так я ощущаю твои взгляды, — вслух сказала она.

— А… — не нашелся я сразу что сказать. — Прямо тактильно ощущаешь?

— Да. Очень близко к этому.

— Я… я не отлыниваю от занятий по программе обучения ментального контроля, и надеюсь скоро достичь в этом прогресса.

Когда не знаешь, что отвечать начальству — говори общими отчетными фразами, рабочая формула. Вот только в этот раз передо мной было не обычное начальство, которое удовлетворяется подобным, а ее кавайная светлость. После моих слов она не скрывая раздражения отвела взгляд и не стала ничего объяснять. Самолет между тем уже совсем снизился, а через десяток секунд коснулся взлетно-посадочной полосы.