– Забыли?

– Забыли. А я ведь и не думал, что ты правда всё еще способен меня ударить.

– Всё еще? – удивился Яков.

– Ага. Как-то в детстве было дело, – улыбнулся Клим. – Ты маленький был, смастерил чего-то, а я сломал. А ты как налетел на меня, как давай кулачками молотить, словно звереныш. Я на тебя тогда впервые серьезно взглянул и подумал, что, может быть, мне всё же нормальный брат достался. А теперь вот… из-за…

Он не произнес имя, но оно всё равно что прозвучало.

– Пожалуйста, давай не будем про нее, – попросил Яков. – И вообще, ты мне пирожков еще предлагал.

Клим усмехнулся, поднялся и принес еще пирожков. Яков вцепился зубами и ощутил вкус рыбы. Ух! По рыбе он соскучился. Брат поставил перед ним кружку с чаем, а себе достал из холодильника упаковку молока и отпил прямо из горла. Холодильнику в комнате брата Яков втайне завидовал. Это было куда удобнее, чем хранить продукты в общем.

– Холодное же, – укорил он. – Подогрел бы. Ты же можешь.

Клим облизнул губы и ничего не ответил. Снова сел рядом.

– Расстались, что ли? – спросил он.

Якову совсем не хотелось это обсуждать. Но и снова ссориться с братом тоже не хотелось.

– Расстались.

– Ну и к лешему, – отрубил Клим, но поймал его взгляд и вздохнул сочувствующе. – Ладно, не кисни. Девки – существа сложные. Может, вернется еще.

– Нет.

Снова помолчали. Сидеть рядом с братом было хорошо, даже если порой его слова и злили. Но он был родной человек, и до определенного предела Яков был готов простить ему всё.

– Баба с возу – кобыле легче, – уверенно заявил Клим и легко ударил его по плечу. – А давай выпьем? По-моему, повод есть.

– Чего?

– Чего-чего?! Горячительного, конечно. Жди.

И он снова встал и достал из холодильника две стеклянные бутылки.

– Местное пиво, – провозгласил Клим. – Эффект что от бражки, только побыстрее. Пробуй.

Он откупорил одну бутылку и протянул Якову. Яков подумал-подумал, а потом взял и отпил. Ну, не отравит же его родной брат. Напиток пролился в горло, Яков сморщился: что ж кисло так? Не то что меды дядьки Борислава. Тем не менее сделал еще глоток. К черту всё, один раз можно. Клим никогда не пьянел до одури, если что – присмотрит.

Клим открыл свою бутылку и тоже отпил. Какое-то время они пили молча. Обоим было о чем подумать. Но когда пива в его бутылке осталось на два глотка, Яков наконец ощутил, что готов заговорить. И что хочет этого.

– И часто ты нынче пьешь? – спросил он.

– Да нет. Как-то раз взял попробовать, да одному пить невесело. Думал, может, зайдет кто…

– А с другими у тебя как?

Клим пожал плечами.

– По-разному. Вроде все со мной общаются, но коли сам подхожу, а так к себе не зовут. А у тебя?

Яков пожал плечами.

– С кем мне тут общаться? Я ж не бываю нигде… Только со Златой, но…

Отчего-то обожгло глаза. Кажись, всё-таки захмелел с непривычки. А, ну и ладно. Держаться дальше не было никакой мочи.

– Клим, – позвал он. – Мне плохо без нее.

Плохо. Плохо, что заставил страдать вместо того, чтобы просто отпустить. А еще – совершенно эгоистично – что не врывается к нему в комнату, не норовит то и дело дотронуться и поцеловать шрамы, не объясняет сотню непонятных слов, не зовет Яшей, растягивая то «я», то «ш», не дразнится, заставляя краснеть раз за разом.

Он знал: Злата не испытывает к нему и доли того, что он испытывал к ней, и всё равно ждал как дурак, потому что рядом с ней, даже такой, холодной и заколдованной, мир становился ярче. Но продолжаться так дальше ведь всё равно не могло. Они оба запутались в этом, что мухи в паутине, и финал и так был ясен. И что бы Яков ни сделал, остался бы один. Но если бы тогда, в комнате, он всё же не дал ей уйти… Если бы разговорил, успокоил… Если бы она доверилась… Если бы пришла к нему теперь… Как это могло бы быть? Как она там? Нужно было всё-таки написать. Хоть что-то…

И впрямь только расплакаться не хватало. Яша ждал, что брат станет ругаться и обзовет слабаком. Но вместо этого Клим посмотрел серьезно.

– Я тебе сейчас расскажу кое-что, – вздохнул он, – но сначала сигарету возьму, ладно?

Яков пронаблюдал, как брат идет к куртке, достает пачку и зажигалку, лихо выуживает сигарету и прикуривает. И по тому, как ловко у него всё это получилось, Яша понял, что курит Клим уже даже и не во второй раз.

Клим вернулся, упал на кровать, глубоко затянулся и с блаженным выдохом выпустил в воздух длинную струю дыма. Воздух пропитался горечью, но Яше было всё равно.

– Помнишь Ксеню? – спросил Клим.

– Это которая лет пять назад замуж за парня из соседней деревни вышла? – напряг память Яков.

– Ага. Я это… ну, в общем… Я ее замуж звал. А она мне отказала.

Яков повернул голову в сторону брата. Сопоставил факты. А ведь пять лет назад после свадьбы и проводов Ксени Клим и изменился. Стал грубее и веселее. За девками принялся бегать. Яша сделал глоток из бутылки, запрокинув ее посильнее вверх.

– Почему отказала? – спросил он.

Клим пожал плечами.

– Сказала – не люб. Ну и всё, словно оборвалось во мне что-то. Я всему свету решил доказать, что мне всё равно. Тем же вечером к Груше пошел…

– К вдове Груше?!

– Ага. Она на меня давно смотрела. Вот Груша мне рада оказалась. И напоит всегда, и накормит, и в постели ласковая. А как время прошло, я одумался малость и решил всё сделать правильно, как отец учил. И ее тоже замуж позвал. Она ж меня всего лет на пять старше. А Груша рассмеялась и сказала, чтобы больше я к ней с такими речами не приходил. Мол, в гости – это мы милости просим, но, посидевши, надо и честь знать.

– И больше ты к ней не ходил?

– Отчего же не ходил? – усмехнулся брат. – Ходил. Обиделся страшно, а ходить продолжил. А она знала, что я за другими тоже порой приударить не прочь, и после вечерки проводить могу, и слово кому ласковое сказать. Да только посмеивалась: мол, молодо-зелено, гуляй, коли хочется, она не держит. И ни капли ревности… Но ведь добрая баба. И хорошо мне с ней было, иначе бы не ходил. Душою с ней отдыхал. А когда сказал ей, что навсегда ухожу, она даже не заплакала. Так, взяла обещание, что беречь себя буду… Вот и вся любовь. А я что-то совсем разозлился. Решил, коли я им всем там так нужен, то и поделом. Здесь кого найду. А тут Злата… Ну и понесло меня.

Яша сделал еще глоток, чтобы запить услышанное. На фоне жалости к себе жалость к брату ощущалась уж больно ярко. Что же они с ним такие бедовые?

– Мне жаль…

– А мне уже нет, – резко ответил Клим и фыркнул. – Лучше так, чем я бы на Ксеньке женился, а она бы меня потом всю жизнь кляла, что я ей эту жизнь попортил. А Груша… Кто всех любит, тот не любит никого. А я не так хочу. Я хочу, чтобы моя женщина только на меня смотрела! И чтобы она как мама была: сидела дома, детей моих растила да с накрытым столом встречала. От чего бежал, в общем, к тому и пришел. Но я себя уже понял. Я измены не прощу. Даже если она просто подумает – не прощу. – И он перевел на Яшу полный страдания взгляд. – Только вот где ее взять-то такую? Не сама ж она на меня свалится. Может, как время придет, надо будет попроще что выбрать? Как у всех?

Яков задумчиво покачал головой.

– Коли так хочется, зачем себя ломать? Искать надо. Только вот знаешь, я думал, что тоже про себя всё понял, а оказалось, ничего такого. Разбираю себя, что свои игрушки, и каждый раз что-то новое нахожу. Вот откуда ты можешь знать, что именно это тебе нужно, с тобой же такого еще не было. А вдруг она на тебя одного смотреть будет, а тебе надоест? И ты поймешь, что совсем другое искал.

– А пусть кто так сначала посмотрит, а потом я решу. Вон бабушка на одного дедушку и смотрит, а ему это столько лет не надоедает. И отец с мамой только друг на друга и глядят…

– Да только…

– Это да, ему сложно с ней бывает. Ну так ведь я ж и не прошу, чтобы было легко. Пусть любит только… Как будто бы дедушке с бабушкой легко.