«Думаю о тебе…»

Ни разу ни он, ни она не написали слова «люблю», и это было одной из причин, по которым Василиса верила, что все это не подделка. Но вот это «думаю о тебе» повторялось с завидной регулярностью с обеих сторон.

Сейчас Василиса тоже могла бы так написать. Потому что ни о чем другом она думать попросту не могла.

– Всего лишь поцелуй, – сказала Василиса своему отражению в зеркале в то утро.

Зеркало отражало что-то не слишком красивое. Недосып и постоянное ощущение, что еще немного, и она окажется пациентом Горбунка, если не сразу психбольницы, сделали свое дело. Василиса выглядела изнуренной. Мелькнула мысль: а захочет ли он вообще целовать ее такую? Скажет свое «фи» и гордо удалится. Василиса закрыла лицо руками: и о чем она только беспокоится?

В парке было тихо. Василиса пришла первая. Специально купила по дороге булку, чтобы было чем занять руки. Не вышивание же с собой брать на такой разговор, в самом деле. В пути все пыталась представить, как сделает это. И какова будет реакция Кощея. И что будет после? А что, если она правда вспомнит? А если нет? А если это его коварный план? Но выносить неизвестность дальше она не могла.

Наверное, она перенервничала, но вид Кощея не вызвал у нее совершенно никаких чувств. Она съязвила несколько раз по привычке, стараясь не смотреть ему в глаза. Было в них что-то такое… «Вот сейчас, – думала Василиса. – Нет, лучше сейчас». «Надо просто предложить ему это. Деловое предложение, ничего больше…» Она так давно не целовалась, что вообще уже не была уверена, как это делать.

«Как на велосипеде кататься, стоит один раз научиться, и уже не забудешь», – сказала бы Настасья. Она любила подобные сравнения.

А потом Кощей заговорил о ее материнстве, и это выбило почву из-под ног. Она никогда никому не рассказывала о своих чувствах. Даже Настя знала лишь о том, что с Алексеем у нее отношения не сложились. Разве могла она вообще кому-то доверить подобное?

Василиса попросила Кощея рассказать об их браке и о свадьбе, просто чтобы выгадать время, и неожиданно поймала себя на том, что ей интересно. Кощей не вызывал отвращения. С ним было спокойно. Как в ее снах.

На самом деле они ведь впервые просто разговаривали.

«Мы ждем тебя дома. Я и ужин», – вспомнила Василиса одно из его сообщений в их переписке. И решилась.

«Черт», – подумала она сразу после.

У Кощея было такое лицо, словно его только что поцеловала не она, а совершенно незнакомый человек с улицы. И он как-то слишком пристально ее разглядывал.

– Да знаю я, как выгляжу, – вздохнула она. – Кош, ну что ты так смотришь?

Он рванулся и прижал ее к себе. Обнял так, что перехватило дыхание. Василиса, вжатая носом ему в грудь, поерзала, устраиваясь удобнее, вдохнула поглубже родной запах, улыбнулась. И вдруг поняла, что изменилось. Память не хлынула потоком, скорее кто-то протер запотевшее стекло, и она увидела все, что было за ним, приняла как данность и только потом осознала, на что именно смотрит.

Вот тогда-то, от внезапного понимания того, что в действительности произошло, ее и накрыло.

– Все, все, – шептал Кощей, укачивая ее как ребенка, пока она судорожно цеплялась за его пиджак, пытаясь продышаться. – Все, все закончилось…

Но ничего не закончилось. Она едва не потеряла мужа. Хуже – она едва не потеряла все, что было между ними. Кто-то посмел лишить ее воспоминаний о самых счастливых годах жизни, отобрать то, к чему она так тяжело пришла. И она никак не смогла защитить себя. Снова.

– Отвези меня домой, – попросила она, и Кощей с готовностью исполнил эту просьбу.

Василиса появилась в его кабинете ближе к обеду. Наконец-то выбралась из своей комнаты, где просидела, заперевшись, несколько часов. Она была бледна, поверх теплого домашнего халата накинула шаль и куталась в нее, хотя конец августа напоследок баловал погодой и в доме тоже было тепло. Дурной знак.

Кощей корпел над исковым заявлением. Дело тоже было дурное, требовало знания множества локальных нормативных актов, единой базы которых отродясь не водилось, зато было множество иных актов, дополняющих, отменяющих и уточняющих ранее принятые, и об их существовании еще нужно было догадаться. Кощей взялся за все это, желая хоть немного отвлечься от ситуации с Василисой, уйти с головой в работу и забыться, но теперь, после того как к жене вернулась память, заново осмотрел фронт работ и пришел к выводу, что следовало просить вдвое больше заявленной цены.

Василиса опустилась в кресло и вопреки обыкновению не стала подбирать ноги.

– Не уверена, что смогу выйти на работу на этой неделе, – пробормотала она, глядя куда-то в точку. – Вообще не уверена, что готова выходить из дома и с кем-то общаться.

– Я сам позвоню Баюну, – кивнул Кощей.

Невозможность помочь мучила его. Он мог бы сказать, что теперь она в безопасности и такое больше никогда не повторится, но их доверие строилось именно на том, что они друг другу не врали.

Василиса перевела взгляд в окно, помолчала немного.

– Я кое-что вспомнила, Кош. Вспомнила, когда потеряла память. После утренней лекции ко мне подошла одна из слушательниц. Она ходила ко мне уже почти месяц. Задала несколько вопросов по теме и угостила меня яблоком. Я зашла в туалет, помыла его и съела по дороге в кабинет. И вот на этом месте все обрывается. Зелье было в яблоке. Кош, ты знаешь, кто это мог быть?

Кощей промолчал, обдумывая ответ, и Василиса нахмурилась.

– Не смей врать. Ты губы поджал, а значит, прекрасно понял, о ком идет речь. Ну?

– Это дело рук Марьи, – наконец неохотно ответил Кощей. – Моей первой жены.

Василиса побледнела еще больше, хотя казалось, сильнее уже некуда.

– Марья? – неверяще выдохнула она. – Но откуда ты?..

– Она приходила ко мне. До и после того, как ты потеряла память. Поэтому я точно знал, в чем причина и каково противоядие.

Василиса выпрямилась в кресле.

– Ты хочешь сказать, – медленно начала она, – что тебя навещает бывшая жена, которая десять лет продержала тебя в цепях, а ты молчишь? И ничего мне не говоришь? Почему ты мне не сказал?

– Потому что не хотел тебя волновать. И не был уверен в твоей реакции. Ты не поверила, что я могу защитить тебя от маленького огонька, а тут… Марья.

– Реакция. Отлично.

Василиса сделала глубокий вздох, встала с кресла и отошла к полкам, отвернувшись от него.

– И давно вы стали мило болтать наедине? Чего она от тебя хочет?

Кощей нахмурился и откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди. Он мог поклясться, что в голосе Василисы расслышал ревность.

– Наши разговоры вряд ли можно назвать милой болтовней. Не стоит ерничать. И я ее не приглашал. А хочет она бессмертия. Говорит, нашла источник огромной силы и желает разделить его со мной, если я обеспечу ее вечной жизнью.

– Что? – Василиса резко обернулась. – Мы должны доложить на Буян! Она опасна, она безумна, Кош. Или ты…

Во взгляде Василисы отразился неоконченный вопрос, и Кощей прикрыл глаза. И чем он заслужил такое недоверие? Ах да, порой молчание – та же ложь.

– У меня есть жена, другая мне не нужна. И силы у меня достаточно. Что касается Марьи, то она вне юрисдикции Буяна.

– Все, кто появляется в этом мире, находятся под юрисдикцией Буяна!

– Василиса. – Кощей подался вперед, лицо его потемнело. – Марья – мое личное дело. Я разберусь с ней сам. И впутывать в это Лебедь мы не будем. Поклянись, что ты ничего никому не расскажешь.

Василиса отшатнулась. Несколько секунд смотрела на него так, будто увидела впервые, и Кощей испугался. Вот прямо сейчас происходило то, чего он и боялся, когда решил ничего не говорить ей. И он не знал, как теперь все это исправить.