И в этот момент в дверь аккуратно постучали.

– Настя, – негромко позвал Сокол. – Ты там? Выходи, пожалуйста, давай поговорим. Я вспылил. Виноват.

Настя широко улыбнулась, и глаза ее снова засияли. Она вновь стала прежней, и разве можно было сказать в этот момент, что она играла? Она приложила палец к губам и кивнула на туалетную кабинку. Василиса все поняла и поспешила спрятаться.

– Прости меня, – услышала Василиса голос Сокола, когда Настя выходила, – хочешь, я тебя завтра в аэропорт отвезу?

– Хочу, – ответила Настя. – А ты знаешь, что про наш брак в отделении легенды ходят?

А дальше дверь закрылась, и стало тихо. Василиса вышла из кабинки и плотно закрыла окно, чтобы зря не выстужать помещение. И призналась самой себе, что ничего не понимает в браке. Она вдруг подумала: а что они с Иваном пережили вместе? По-настоящему вместе? По сути, ведь они не пускали друг друга в свои жизни. Ничем не делились. Она закрывалась от него, он злился и был холоден с ней и имел на это право. И так хотелось верить, что в этот раз у нее получится все сделать правильно.

Сто шестьдесят лет назад где-то в Тридевятом

Костер догорал. Нужно было подкинуть валежника, пока он не затух вовсе, но сидящая рядом с ним царевна явно об этом не догадывалась. Смотрела во все глаза и то и дело всхлипывала. Эти ее судорожные всхлипы Волку порядком надоели, ибо мешали спать, вот он и подглядывал раздраженно сквозь едва приоткрытые веки. Девчонка совсем, лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. И чего царевич в ней нашел? Через несколько лет огрубеет, потускнеет, станет тучной или, наоборот, иссохнет в палку. Волк на своем веку много таких царевен перевидал.

Нет ничего более непостоянного, чем красота юности. Никогда не знаешь, чем она обернется, а она обязательно чем-нибудь да обернется, и тащить девку под венец лишь из-за внешности, не перебросившись с нею и парой слов… А вдруг она дура дурой, как с ней потом жить? Это понятно, что сейчас царевич вовсе не о разговорах думает, но ведь может статься, что пройдет время, и ему захочется побеседовать с женушкой… Эх, толку-то, что царский сын, все равно дурак. Впрочем, вот и будет занятная парочка. Надо будет потом свидеться, на деток посмотреть…

Сам Волк предпочитал женщин деревенских, чтобы кровь с молоком, притом зрелых, а еще лучше – молодых вдовушек. Они-то точно понимали, чего он от них хочет, и не ждали ничего, окромя того, что он сразу предлагал. А эта… Наверняка у нее всякая глупость в голове. Небось, целыми днями сидела у окошка и мечтала о царевиче на белом коне. Вот и домечталась. Что же теперь не радуется? Не устроило, что царевич явился не на коне, а на сером волке? Ну, тут уж ничего не попишешь.

Костер почти совсем затух. Волк не выдержал, перекатился, обернулся мужчиной – была у него, в конце концов, и человеческая ипостась, да что там ипостась – кем хотел, тем и становился – и встал на ноги уже одетый. Хорошо быть колдуном, да еще и сильным. Царевна вздрогнула и отпрянула. Волк усмехнулся про себя – вот и правильно. Мало ли в мире недобрых людей, всем доверять – гиблая затея.

– Что ж ты хворосту-то не подбросишь, все равно ж сидишь, – пожурил он ее тихо. И вышло вроде по-доброму, без злости, но девка совсем побледнела.

Не подбросила, потому что не знала, что надо, понял Волк. Она, небось, до вчерашнего дня и не подозревала, что за пределами ее дворца есть мир и какая-то жизнь. И костры вот, которые надо поддерживать.

– Не боись, не трону, – хмыкнул он. – А если не подбросишь, огонь погаснет. Замерзнете. Чего не спишь?

Царевна опустила голову и прошептала что-то.

– Да не волнуйся ты, – посоветовал Волк, подкладывая в костер валежник. – Приедете завтра в стольный град, сыграете свадебку, все хорошо будет.

– Кому хорошо? – с вызовом, которого он от нее никак не ожидал, внезапно спросила царевна и вскинула на него пронзительный и ясный взгляд.

В этот момент Волк впервые за два дня их путешествия посмотрел ей в глаза и понял: нет, не дура.

– Батюшка обещал не выдавать меня замуж без моего согласия, дарил мне книги, нашел учителей и обещал взять с собой в море. А что будет со мной теперь? – голос дрогнул в конце, и она снова отвернулась, наверное, не желая показывать слез.

«Ничего», – подумал Волк. Абсолютно ничего из этого, и вообще ничего, и так день за днем. Но как ей такое скажешь? Да она и сама уже, верно, поняла.

Царевна вытерла ладонями щеки и снова одарила его цепким, пытливым взглядом. Прищурилась. И вот теперь лицо ее действительно стало красиво, потому что отразило ум и проницательность. Она выпрямилась и во вновь разгоревшемся пламени костра стала выглядеть старше и величественнее.

– Это ты меня украл, – произнесла она на удивление спокойно. – Украл, как этого коня и как птицу, что вы везете в мешке. Как вещь. Даже не он. А в жены возьмет он. А какой он будет муж? Какой он вообще человек? Он же мне ни слова не сказал, смотрит только. А возьми ты меня в жены. Так ведь будет честнее. И с тобой я хотя бы поговорить успела.

– Не нужна мне жена, – ответил Волк.

– А мне муж! – вздернула подбородок царевна. – Разойдемся в разные стороны, и будет нам счастье!

Трещали ветки, сгорая в огне, летели в небо искры, шелестела от ночного ветра трава, мелькали в ней светлячки и звонко трещали кузнечики, и где-то далеко громко куковала кукушка. Волк с царевной молча глядели в огонь, и каждый видел в нем что-то свое.

– Как тебя зовут? – спросил Волк, вдруг сообразив, что они с царевичем были слишком заняты, чтобы задать ей этот простой вопрос.

Царевна помедлила, прежде чем снова заговорить. Наверное, не хотела сказывать свое имя врагу.

– Софья, – наконец подала голос она. – А батюшка Софой величал. А тебя как?

«Не зовут меня, – подумал Волк, – ибо кому охота на себя беду накликать». Но царевна смотрела в ожидании, и пришлось отвечать.

– Славом кличут, – вроде как безразлично бросил он.

– Славушка, – ласково попросила Софья, – отпусти меня, а.

Ну вот.

– Ты сама домой не вернешься, – покачал головой Волк. – Лес опасен, а я не смогу тебя проводить. Да и путь отсюда займет не меньше тысячи верст.

– Как же так? – не поверила царевна. – Мы же всего два дня ехали…

– Так вы на мне ехали, – усмехнулся он и подбросил в костер еще веток.

– Верни меня отцу! – вдруг взмолилась Софья и схватила его за руку. – Батюшка тебе что хочешь за меня даст. Любой выкуп. Золото, драгоценности, землю… Я не нужна этому… – Она метнула в царевича взгляд, полный острой неприязни, и снова обратила взор на Волка. – Он меня как трофей везет. Он забудет обо мне очень быстро. Верни меня домой!

– Я не могу, – рыкнул Волк, отводя глаза и не без труда вырывая ладонь из ее судорожно сжатых пальцев. На коже отпечатались лунки от ногтей. Он нервно провел пятерней по волосам. Волк уже жалел, что спросил ее имя. Пока царевна была безымянной, о ней можно было думать как о коне и как о птице. Теперь уже так не получалось. – Я не могу, я дал ему клятву служить.

– Тогда просто отпусти меня, я справлюсь, я дойду, а не дойду – так буду знать, что пыталась, – горячо зашептала Софья. – Только не иди за мной и не выдай меня. А как по утру царевич меня хватится, соврешь ему что-нибудь… Что Кощей меня украл.

Волк громко рассмеялся, потом резко оборвал себя. Глянул на царевича, но тот спал как убитый. И к лучшему, а то встанет, и опять с дураком болтать…