— Спать хочу, — зевнула Яра.

— Еще минут пятнадцать, и ты в постели, — улыбнулся он ей, и она улыбнулась в ответ.

Все-таки он был самым счастливым мужчиной в этом мире.

— Давай просто сделаем это! — рявкнула Яра и с грохотом опустила перед Григорием увесистую стопку книг.

«Словарь имен», — прочитал Гриша на верхнем талмуде.

— Прямо сейчас? — вздохнул он.

— Да, прямо сейчас, потому что наша дочь уверена, что ее зовут «солнышко», а ей рождаться через месяц! Мы должны выбрать имя. Сегодня.

И Яра тяжело опустилась на диван, придержавшись рукой за подлокотник и всем своим видом изобразив, что не двинется с места, пока поставленная задача не будет решена. В былые времена плюхнулась бы с разбега, но огромный живот лишил ее такой роскоши. Сокол был уверен, что на УЗИ ошиблись, и родится двойня. Яра никак не могла понять, почему ее отцу было мало уже имеющихся внуков и зачем ему хотелось еще, причем сразу в двойном объеме. Тяжело выдохнув — ее мучила отдышка, — она поправила сбившуюся на животе футболку. Футболка принадлежала Григорию. Как и на много раз подвернутые штаны, которые сейчас были на ней. Никакая другая одежда на Яру больше не налезала, а специальная стоила целое состояние, которого, как быстро выяснилось после покупки всего необходимого для ребенка, у них не было.

Беременность… Не то чтобы она полагала, что будет порхать бабочкой все положенные сорок недель. Но одно дело рассуждать о чем-то, и совсем другое — испытать это что-то на своей шкуре. Десять месяцев назад, когда она пришла к Грише и сообщила, что готова перестать предохраняться, она была уверена, что все пройдет легче.

Десять месяцев… Так недавно, но словно в другой жизни.

Знал бы ее отец, что его совет начать жить самостоятельно принесет ему внучку, наверное, дал бы ей его много лет назад. Яра совету последовала. И вроде бы даже задышалось легче. Она почувствовала свободу и самостоятельность. И все же не хватало важного для нее человека рядом, с которым можно было бы в процессе и обсудить увиденное, и посмеяться, и разделить эмоции. С Ритой они в последние годы общались в основном посредством мессенджеров, интересы у них давно разошлись, и их встречи больше напоминали принудительное высиживание положенного времени, нежели радостное времяпрепровождение двух близких по духу людей, а других подруг у Яры никогда и не было. В общем, ощущение одиночества никуда не исчезло, и может быть даже усугубилось, здесь ей совет отца никак не помог. Она попробовала поискать приятельниц через интернет, но чуда не случилось. Даже если в сети общаться было еще более-менее занимательно, при живой встрече ей быстро становилось неуютно и неинтересно, и она сбегала. Пару раз пришлось отбиваться от назойливых «подружек».

А потом ее коллега Ксюша произнесла фразу, перевернувшую всю Ярину жизнь. Она договорила по телефону со старшей дочерью, которой в течении десяти минут пыталась объяснить, что мама не может прийти раньше, чем закончится рабочее время, сбросила звонок, вздохнула и устало усмехнулась.

— Дети — лучшее средство от одиночества, — сказала Ксюша. — Заведи их, и ближайшие лет десять больше никогда не будешь одна.

В ее словах Яре почудилась ирония, но она ее не поняла и быстро про нее забыла. А вот сказанное прочно засело в голове. Возможно, думалось ей, ребенок и правда мог бы стать решением ее проблемы. Кто-то свой, кто-то из семьи, с кем она могла бы разделить очень много. Ну да, в начале кабачок кабачком — младенцев Светозара она помнила хорошо, — но дети же быстро растут. Она обхаживала эту идею месяц, вертела со всех сторон и в конце концов решилась. Гриша, как и ожидалось, воспринял ее предложение на «ура». Разумеется, об истинных целях своей задумки она ему не сообщила.

А потом тест показал две полоски.

В этом было сложно признаться, ибо социум требовал иного, и за эти мысли Яра порой чувствовала себя виноватой перед своим ребенком, но быть беременной ей не нравилось. Хотелось снова остаться один на один со своим телом. Она видела некую несправедливость в том, что не могла хотя бы на время передать свою ношу Грише. Ребенок-то был общий, а отдуваться приходилось ей одной. Впрочем, судя по постам девочек на форуме, она была не одинока в своих чувствах, и не ясно было, для чего так отчаянно утверждался в обществе образ счастливой беременной. Еще в первом триместре Яра поняла, что это только на страничках в соцсетях женщины продолжают вести тот же образ жизни, что и до попадания в это презабавное положение. Реальность как всегда оказалась намного сложнее. Последние восемь месяцев в ее сознании слились в пытку. Узнав, что у них будет ребенок, Григорий впервые за все девять лет, что они были вместе, подарил ей гигантский букет цветов, а ее едва не стошнило от исходящего от него аромата. Тогда Яре казалось, что это самое ужасное, что могло с ней произойти. Но на самом деле в тот момент она еще просто не знала, что ее ждет. Ее до сих пор рвало от одного вида и запаха мяса и от любого съеденного продукта красного цвета, она питалась очень выборочно, и больше потеряла, чем набрала, но все равно чувствовала себя коровой. Было тяжело наклоняться, поворачиваться, ходить, сидеть, лежать, периодами начинали шалить гормоны, она постоянно уставала, все забывала и вообще стала плохо соображать. Постоянная тошнота, а потом и выросший живот не очень-то располагали к постельным утехам, и если раньше ей казалось, что отсутствие секса три недели — это повод для развода, то сейчас она точно знала, что его в семейной жизни может не быть гораздо, гораздо дольше, и оставалось только радоваться терпению и выдержке мужа в данном вопросе, которые раньше приводили ее в отчаяние.

Яра вообще во многом пересмотрела свое отношение к Грише. Девочки на форуме жаловались на мужей, которые хотели их довольными, накрашенными и с укладкой, и чтобы ужин с двумя переменами блюд, и в квартире чисто, и вообще «живота же еще нет», и «наши мамы же как-то справлялись». Плакались, что отцы их детей их не понимают. Яра молчала. Гриша от нее ничего не требовал и, кажется, все понимал. Бдил, чтобы она пила витамины и правильно питалась, в гололед водил под ручку даже до булочной, ни разу не высказал ей за разбитый вид или непомытый пол, и всегда помогал надевать и снимать сапоги, завязывал шнурки на кроссовках, если был рядом. Ее Гриша вдруг оказался лучше всех самых романтичных мужиков на свете. Нынче Яре было очень стыдно, что раньше она этого не понимала. И она думала: вот родит, все вернется на круги своя, и тогда возместит ему сполна, в том числе в постели.

Правда, на форуме ее уже просветили, что сразу после рождения ребенка рассчитывать на возврат к полноценной интимной жизни не получится. Хотя бы потому, что между ними теперь очень долго будет спать третий. Это Яре не понравилось. На данный момент она была убеждена, что ее ребенок будет спать только в своей кроватке. Кроватка, к слову, уже была куплена и собрана и стояла в их спальне, украшенная балдахином и милыми бортиками с изображенными на них зверятами. «Самый потрясающий конструктор из всех, что я собирал», — сияя, сообщил ей Гриша, когда закончил трудиться над этим новым предметом их интерьера.

Яра очень хотела разделить его энтузиазм, но сделать это вышло только вполсилы. В последние несколько дней по ночам ее мучила бессонница, в противовес которой все время хотелось спать днем, и она ходила малость заторможенная. В интернете уверяли, что это нормально и пройдет после родов, хотя там уже спать не получится.

Помимо всего этого Яра отчаянно переживала за дочь. Ей не нравилось, что она не может ее видеть. Она не чувствовала шевеления уже двадцать минут… Почему? Шевелится слишком часто? А вдруг что-то не так с плацентой, и у ее ребенка началось кислородное голодание? Никак не выходила из головы ревущая женщина, однажды выскочившая на ее глазах из кабинета гинеколога и кинувшаяся прочь по коридору… Хотелось иметь на животе сигнальную лампочку. Пока горит зеленым — все хорошо. А если что, загорится красным, заверещит, и она успеет что-то сделать… Уровень тревожности к концу беременности бил все рекорды и сводил ее с ума. Гриша успокаивал как мог, но получалось у него плохо.