В ответ Саша только развёл руками.

— Даже спрашивать запретил. Только если сам расскажешь. Вот.

— Строгий у тебя дедушка.

— Но справедливый! — Ответил Саша и на китайском сказал водителю точку назначения.

Мы тронулись.

— Если интересно — я курсант. Военного вуза. Буду на офицера учиться.

Саша присвистнул.

— Ясно. Тоже с детства мечтал?

— Да не то, чтобы… просто так получилось.

— Ясно.

Мы подъехали ко входу в Ленинградский вокзал. Я собрался было выходить — но машина поехала дальше, свернула налево, где был шлагбаум, который поднялся при нашем приближении.

Меня довезли, практически, до перрона. Впрочем, отсюда добираться до камеры хранения действительно было удобнее, чем через привокзальную площадь или через само здание вокзала.

— Спасибо, — кивнул я.

— Мы тебя тут подождём, — сказал Саша. — Тебе ведь дальше куда-то надо, верно?

— Ага. В Подмосковье, Свердловский. Не очень далеко. Сможете?

Саша немного растерялся.

— Дорогу покажешь? — сказал он после короткой заминки. — Водитель новый, только-только город выучил. И русского не знает, в картах местных запутаться может…

— Конечно! — улыбнулся я. — Спасибо!

До лагеря добрались довольно быстро. Пробки на Щёлковском, конечно, были, но даже близко не такие, как в конце нулевых и позже. Хотя какое-то время пришлось постоять на переезде. И немного непривычно было видеть пустые поля и лес там, где, как я помнил, всё было давно и густо застроено жилыми микрорайонами.

Я хотел попросить тормознуть метрах в ста перед КПП, чтобы машину не светить, но заговорился с Сашей, детство вспоминали. В итоге пришлось выходить у самых ворот.

И надо же так случиться, что тут я нос к носу столкнулся с идущими со стороны остановки Протасовым и Матросовым.

Военный университет на момент моего поступления представлял собой довольно странного кадавра из недавно скрещенных военных вузов условно-гуманитарной направленности. Такой инбридинг приводил к необычным последствиям: например, у ВУМО было несколько территорий в разных районах города. Люди могли учиться в одном вузе — но при этом не иметь возможности пересечься даже теоретически.

Та часть, куда я поступил, когда-то была Военным Краснознамённым Институтом иностранных языков, который находился в Лефортово, на Волочаевской улице.

В советские времена в составе института было три основных факультета: западных языков, восточных языков и военно-политический, где готовили специалистов по спецпропаганде.

Именно на базе последнего и был создан факультет Зарубежной военной информации. Из подчинения ГлавПУ, которое стало называться Управлением по воспитательной работе, его вывели и переподчинили ГРУ. Вот так мы и оказались в разведке.

Кроме факультета ЗВИ на Волочаевской размещались языковые факультеты (Запад и Восток), Военно-юридический, Прокурорско-следственный, женский факультет и отделение, где готовили специалистов для иностранных армий.

Интересно, что гражданские дипломы у нас не отличались от выпускников Запада и Востока. То есть, мы тоже были лингвистами, с пройденными часами обучения двум иностранным языкам в соответствии с образовательными стандартами.

Отличие было только в военной специализации.

Курс у нас так же делился на языковые группы, каждая из которых насчитывала от шести до девяти человек, что есть примерно равнялась общевойсковому отделению. Всего у нас было пять групп: немецкий и румынский, английский и испанский, китайский, корейский и персидский. Восточные группы по умолчанию получали вторым языком английский.

В загородном учебном центре, где мы проходили КМБ, у каждой языковой группы была отдельная палатка. Причём не стандартная армейская, рассчитанная на взвод, а поменьше — квадратная, низкая. По краю палатка была обложена кирпичами, формирующими бортик высотой с полметра. На этот бортик стелились деревянные нары с матрасами.

Умывальники располагались на улице, под небольшими навесами. В них была только холодная вода, так что волей-неволей приходилось закаляться. Ничего похожего на душ не предусматривалось, поэтому после полевых выходов или физической подготовки мыться приходилось возле раковин.

Особенно прошаренные ребята с соседних факультетов где-то умудрялись добывать шланги, которые прицепляли к кранам. Так мыться было удобнее.

В общем, условия были спартанские.

Всё это я вспомнил, пока шёл по учебному центру туда, где находились палатки нашего курса.

Каптёрка, к счастью, уже была открыта. На ступенях сидел старшина, уже переодетый в комок, и грустно смотрел на подходящих курсантов.

Увидев меня, нагруженного пакетами, он немного оживился и сказал:

— Ого! Иванов, ты где-то склад ограбил?

— У меня много бабушек, — отшутился я.

Дима широко улыбнулся в ответ, продемонстрировав крепкие ровные зубы.

— Сумки забираем в палатки. Сегодня каптёрку закрываем и сдаём ключи, — предупредил он.

— Что, прямо сейчас? — спросил я.

— Можно после ужина, перед поверкой… кстати, на ужин пойдёшь?

Я задумался. С одной стороны, в учебном центре кормили не то, чтобы прилично — но тут хотя бы еду можно есть. На Волочаевской с этим совсем грустно, насколько я помнил. Причём помнил я тогдашний — не избалованный цивилизацией и совершенно не привередливый. К тому же, мышцы ощутимо болели после вчерашней тренировки, требовали строительного материала и энергии.

— Схожу, пожалуй… — ответил я.

— Построение через пятнадцать минут, — кивнул старшина.

— Народу вообще много уже?

— Пять человек. Ты шестой будешь, получается.

Я переоделся в каптёрке — благо народу не было, да и Дима не возражал. Мои новые облегчёнки он если и заметил — то никак на них не отреагировал. Впрочем, не удивительно: он ведь из «пролетариев», как и я сам. Другого бы на должность штатного стрелочника и мальчика для битья не назначили…

Перед построением я заскочил в палатку и застал Серёжу Гоменюка спящим на своем матрасе, вытянув в проход ноги, обутые в берцы. Спал он чутко: едва я зашёл внутрь, как он открыл глаза и поднялся на локтях.

— О, Саня, привет! — улыбнулся он. — Чего так рано?

— Да перестраховался, — я пожал плечами. — С автобусами тут непонятно.

— Правильно. Наверняка опоздавшие сегодня будут. Ступиков орать будет…

— Факт, — согласился я.

— На ужин идёшь?

— Ну да, — ответил я.

— Что, с собой хавчика не притащил?

— А смысл? Завтра всё равно в универ едем. Где хранить?

— Ну хоть на вечер.

С хитрым видом Серёга спрыгнул с нар и достал снизу чёрный пакет, от которого исходил приятный запах. Он вытащил из пакета пару бумажных свёртков и протянул мне.

— Будешь?

Странное дело: то, что многие вернулись из города с едой и не ходили на ужин я помню, но вот чтобы Сашка что-то мне предлагал… наверно, нет. Значит, ход вещей уже меняется и на память полагаться не следует.

— А что там у тебя?

— Бутерброд с салом и пирожок.

— Дякую, — кивнул я и улыбнулся.

Вот почему я сказал именно так? Кто за язык тянул? Понятия не имею. В то время я, кажется, даже не знал о существовании мовы. Зато во время СВО пришлось подучить…

— На здоровья, — ответил Серёга, как-то странно на меня посмотрев.

Блин, осторожнее надо быть со спонтанными фразами…

Сало было отменным: свежайшее, с чесночком, на чёрном бородинском хлебе. Однако же, несмотря на плотный обед в ресторане, аппетит разыгрался не на шутку, и закуска только раздразнила его.

Когда мы доели, как раз пришло время построения.

Да, в столовую приходилось ходить строем, даже если в наличии было всего пять человек. Впрочем, мы всё равно были расслабленными по сравнению с Востоком. Те пришли на ужин в полном составе — их заставили приехать раньше.

В столовой давали вполне приличную гречку с тушёнкой, свежий хлеб, кусок масла и крепкий чёрный чай, видимо, из стратегических запасов Госрезерва, судя по характерному привкусу шэн-пуэра.