Василиса кивнула, отвернулась и пошла на выход.

– Василиса, – окликнул Баюн.

Она обернулась.

Он смотрел на нее так пристально, что стало не по себе.

– Моя царица, – произнес он и склонился в глубоком, почтительном поклоне.

Желудок сжался и нырнул куда-то вниз. Баюн не спешил распрямляться, и она кивнула – подбородок дрогнул – и поспешила на улицу, понимая, что, когда он все-таки выпрямится, неудобно будет им обоим.

На улицу Василиса вышла в смятенных чувствах. Прохладный сырой осенний воздух наполнил легкие. Вечерело. Небо обложило тучами, ветер гонял под ногами березовые листья. Пиликнул сотовый, Василиса достала его и разблокировала экран.

«Появилось дело. Не уходи с территории, я постараюсь закончить быстро», – гласило сообщение от Кощея. Что ж, возможно, это было к лучшему. Ей хотелось немного побыть одной. Она сошла с крыльца и нырнула в объятый золотом лабиринт парка. На одной из дорожек обнаружился Данила. Он размеренно махал метлой, сгребая листья в кучу. Василиса неуверенно пошла в его сторону. Он взглянул на нее и кивнул.

– Привет, – не скрывая грусти, вздохнула она. – Есть еще метла?

Данила кивнул в сторону лавочки, к которой был прислонен инвентарь. Василиса взяла одну из метел, отошла к другому краю дорожки и неумело махнула по листьям. Те полетели в стороны, обнажая мокрый кусок асфальта, испещренный трещинами и бликующий в свете горящих фонарей. Махнула еще раз, уже увереннее. Потом еще и еще. Листья взлетали и опадали, собираясь в кучу, в какой-то момент они с Данилой начали действовать синхронно, и ветер подхватывал и разносил по парку звук, издаваемый их метлами: «шурх-шурх-шурх». Так они и убирались, переходя с места на место, сгребая листья в кучи, высвобождая дорожки. Когда все было сделано, они опустились на скамью, по-прежнему молча, и Василиса огляделась. Вокруг было чисто и хорошо. Данила закурил, красный кончик сигареты мигал в темноте, словно светлячок.

– Так создается ощущение, будто можешь навести в этой жизни хоть какой-то порядок, правда? – сказал наконец он.

Василиса кивнула. Она действительно чувствовала себя лучше, будто прибралась не только в парке, но и в себе.

Апрель 2004 года

Василиса как раз занесла кулак, чтобы постучать, но, на свое счастье, не успела.

– Настя, ты ничего не попутала? – раздался из-за двери зычный голос Сокола. – Ты неделю просидела на Буяне, а теперь заявляешь мне, что завтра утром улетаешь в Норильск?

– Всего на сутки. – Голос подруги прозвучал непривычно холодно и жестко. – Это распоряжение Баюна, я его об этом не просила. И позволь тебе напомнить, до этого ты четыре ночи провел у себя в Отделе, хотя каждое утро звонил мне и обещал, что уж этим вечером точно придешь домой!

– Я вообще-то работал!

– Ну, так и я работаю, а не чаи пью! Или прикажешь мне сидеть дома и бесконечно подогревать ужин, дожидаясь твоего прихода?

Василиса попятилась. Потом свернула к лестнице и как раз успела нырнуть в пролет, когда в коридоре хлопнула дверь, прозвучали быстрые легкие шаги и мимо нее, не заметив, пронеслась Настя. Дальше лестницы был только женский туалет, в нем она и скрылась.

Василиса протяжно выдохнула, обдумывая, как поступить. Признаваться, что она все слышала, совсем не хотелось: это было бы некорректно, но и бросать подругу в расстроенных чувствах тоже казалось неправильным. Она выскользнула из своего укрытия и дошла до туалета, неуверенно потянула на себя дверь.

Внутри было холодно. Настасья стояла у открытого настежь окна и курила, выпуская в него длинные струи дыма. Она резко обернулась на звук, в глазах блеснули слезы. И во всей ее позе было что-то колючее и уязвленное одновременно.

Настя снова вышла из образа. Чем дольше они общались, тем чаще это происходило: вот она хохотушка и сумасбродка, а вот раз – и перед Василисой серьезная сосредоточенная женщина, от которой веет чем-то опасным. В какой-то момент Василиса решила, что Настя зачем-то притворяется, что вся ее веселость – хорошо продуманная роль, и даже немного обиделась на подругу за это. Но, поразмыслив, пришла к выводу, что даже если она и играла, то в того, кем ей хотелось быть и кем, быть может, она могла бы стать при других обстоятельствах. Все это действительно было в ней. Хотя, возможно, и не в таких количествах.

– Привет, – вроде бы улыбнулась Настя, но потом не удержалась, всхлипнула. – Ты все слышала, да? Так себе сцена, прости.

– За что ты извиняешься? – не поняла Василиса. – Сильно поссорились?

В ее понимании подобная ссора заслуживала недели молчания с обеих сторон с последующим метанием друг в друга ненавидящих взглядов. Во всяком случае, именно так поступали они с Иваном. И у нее не укладывалось в голове, как супруги, отношения которых она давно признала для себя образцово-показательными, могут допускать такое.

Настя вернулась к созерцанию парка за окном, снова затянулась и выпустила очередную струю дыма.

– Как поссорились, так и помиримся, – пожала плечами она. – Бывает. Обидно просто, почти две недели не виделись, думала, сейчас кинемся друг другу в объятия, а вместо этого… Ну да ладно, на то, чтобы злиться друг на друга больше пятнадцати минут, нас редко когда хватает. Так, разбегаемся эмоции переварить, а то можно и наговорить чего лишнего.

Пятнадцать минут на то, чтобы переварить эмоции. Пятнадцать минут, чтобы все снова стало как было. Пятнадцать минут вместо недели.

– Ваш брак – это что-то невероятное, – вздохнула Василиса, не сумев справиться с завистью.

Они с Кощеем были вместе уже десять дней, но еще ни разу не ссорились, и она в ужасе ждала этого момента, все чаще ловя себя на том, что испуганно замирает, стоит ему свести брови. Хотя где-то глубоко в душе ей хотелось, чтобы это уже произошло, ведь тогда не нужно будет жить с постоянным ощущением надвигающейся беды.

Она не была уверена, что их отношения выдержат проверку ссорой.

Настя же поморщилась и снова затянулась.

– Брак как брак, – выдохнула она вместе с облачком дыма. – Просто очень давно вместе.

– Не преуменьшай! – недовольно откликнулась Василиса. – Про ваш брак в отделении легенды ходят. Например, что вы взглядами общаетесь. Я сама видела!

– Глупости какие, – покачала головой Настя. – Просто бывают ситуации, когда мы точно знаем, что именно каждый скажет и к какому итогу придем. Так что нет смысла все это проговаривать в сотый раз.

– И все равно, – не сдавалась Василиса. – Я смотрю на вас и снова начинаю верить в настоящую любовь.

Настя недовольно поморщилась, помяла в пальцах сигарету.

– И ты туда же… Борислав тоже все твердит, что женится, когда встретит такую же великую любовь, как у нас. Раньше мы думали, он просто отшучивается, однако в последнее время нам начинает казаться, что он серьезен. Но тогда получается, что мой сын совсем дурак. Не бывает никакой великой любви, бывает только то, что сам построил, день за днем, год за годом.

– Но разве вы… – Василиса нахмурилась, пытаясь подобрать слова.

– Не любим друг друга? – хмуро подсказала Настя. – Слово такое, не нравится оно мне… Скажем так, мне проще ногу себе отрубить, чем остаться без Финиста, а может, и сразу обе. И я рада, что умру первая, даже представлять не хочу, каково это – жить, зная, что его нет. С другой стороны, как подумаю, что это придется пережить ему… И я знаю, что он все чаще думает об этом, и не представляю, как его утешить. Пыталась взять с него слово, что он женится еще раз, думала, убьет… Но это все сейчас. А первые десять лет какой-то кошмар был…

Она стряхнула пепел в унитаз, помолчала, потом заговорила – уверенно, быстро и резко.