— Было дело, — кивнул я.

— Отлично. Ну что, настроился на учёбу?

— Ну как настроился, — я изобразил грустный вздох. — Сложно всё, Павел Викторович, если совсем честно. Очень много вопросов решать надо…

— Да слышал я, с кем ты возле учебного центра в машине балакал… — улыбнулся Ступиков. — Серьёзные люди!

— Всё так, всё так… — кивнул я.

— А у нас тут изменения. Факультет сократили. Хорошо хоть должность по оргштатке оставили, как положено.

— Ну вы бы и на гражданке отлично устроились, — осторожно заметил я.

— Кто? Я-то? — ухмыльнулся Ступиков. — Кем? Механизатором, как в дипломе написано?

Он хихикнул, разглядывая бутыль портвейна.

— Аналитиком, — ответил я. — Востребованная специальность.

— Да так, баловство это… — грустно вздохнул Ступиков. — Вот квартира от государства — это не баловство. А мне светит. И все об этом знают. Поэтому сижу и не рыпаюсь, сам понимаешь…

— А что новый начальник? — спросил я. — Нормальный или так?..

— Да слухи разные ходят, но вроде ничего мужик. Надеюсь, сработаемся…

— Ему же наверняка понадобится какие-то результаты показывать, так? — спросил я. — Ну, чтобы порядок был в корпусах и казармах. Чтобы всё чисто, чинно благообразно, верно? Я вот всё думаю, чем бы я мог помочь при таких раскладах.

Ступиков поглядел на меня и поднял бровь.

— Вон оно что… и что же тебе такого понадобилось, чего я сам не мог бы тебе дать, а? Только не говори, что отношения налаживаешь и страдаешь от желания помочь.

— Ну отношения я действительно не против наладить, — ответил я. — Одно другому не мешает… а так мне свободный выход нужен.

Ступиков присвистнул.

— У вас на курсе таких двое осталось, в курсе? У одно папа — начальник ГАИ по ЦАО. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул я. — Не хочу напрягать серьёзных людей. Хочу сам решить.

— Это дорого.

— Не проблема.

— Ясно. Тогда давай мы так с тобой поступим: я поговорю осторожно с Петром Алексеевичем. Он сегодня проставляется по случаю выхода на службу, будет отличный повод пооткровенничать. Расскажу о возможностях.

— Буду признателен, — кивнул я.

— Конечно, будешь, куда же ты денешься! — улыбнулся Ступиков.

— И ещё одна большая просьба, — сказал я.

— Ну ты прям разошёлся после отпуска, — улыбнулся Ступиков. — Говори уж.

— Увольнительная на сегодня. Для меня, Гуменюка и Зимина.

Ступиков прищурился.

— Саша, — вздохнув сказал он. — Не знаю, что вы там отмечать собрались — но пьянка в первый же день под моей ответственностью…

— Мы вернёмся до полуночи, трезвые как стёклышко, — пообещал я.

— Точно вернётесь? — уточнил Ступиков.

— Честное курсантское! — с готовностью ответил я.

— Ладно, сейчас позвоню Снегирёву, — кивнул майор, снимая трубку с телефонного аппарата.

На том и закончили разговор.

Стать циником и мизантропом не сложно. Очень легко презирать людей, оказавшихся в сложных обстоятельствах и не нашедших в себе силы им противостоять. Куда сложнее их понимать. А ещё сложнее — уметь с ними работать. Но именно из такой последовательной, кропотливой работы и рождаются вещи по-настоящему великие, формирующие совсем иную среду.

Сколько таких, как Ступиков были переломаны всеобщим упадком? И ведь не только тыловые крысы — но и боевые офицеры после горячих точек или спивались, или скатывались вот к такому вот… упадку противостоять сложно.

Но можно. И я собирался этим заняться вплотную.

Кроме исполнителей мне нужны были стратеги, которых можно быстро вырастить. Стратеги в сфере социальной инженерии и психологии управления. Свежие и гибкие мозги. И нашёл я их там, где раньше искать опасался: в ближайшем окружении.

Мои однокурсники.

Очень многие после увольнения пошли в пиар и маркетинг, как и я. Многие добились успеха. Единицы остались на службе.

Серёжа Гуменюк оказался чуть ли не единственным из действующим офицером из наших на момент начала СВО. Лёша Зимин пошёл по коммерческой части, и дорос до топа в государственной конторе.

Оба были мотивированы, правильно воспитаны, надёжны. Всё, чего им сейчас не хватало — это ресурсов и поддержки.

А это именно то, что я мог им дать.

Я зашёл к Снегирёву. В кабинете отчётливо пахло перегаром. Со мной начальник курса разговаривать не стал — выдал увольнительные, буркнул что-то вроде: «Чтобы до поверки как штык!» и чуть ли не вытолкал меня обратно в коридор.

Во время перерыва на самоподготовке я подошёл к Зимину и Гуменюку, вручил увольнительные и сказал, что жду их на КПП. Добавил, что все вопросы потом. После этого сам пошёл в расположение, переодеваться. Заодно обдумывал про себя сценарий будущего разговора. На ошибку я не имел права.

Там был старый деревянный дом. Сейчас он почти развалился; лишь чёрные брёвна формировали контуры фундамента. Возможно, когда-то здесь стояла деревенька. Странное место: на низком берегу Москва-реки. Наверняка тут были разливы в половодье. Возможно, век назад дом стоял достаточно далеко от воды.

Я попробовал представить себе, как это место выглядело в старые времена: глухой лес, высокий берег с церквушкой на утёсе… или ещё раньше: когда здесь обитали бежавшие от крещения кривичи. Воевали, устраивали тризны по погибшим в бою, строили курганы… что думали те люди о себе и своём роде? Чем жили, ради чего дышали?

Выживать было сложно: смерть подстерегала за каждым поворотом. Медведь или волк в лесу, неурожай, голод, набеги соседей. Но люди всё равно жили. Рожали детей. Передавали свои традиции. Старались создать условия для будущих поколений.

Что же произошло потом? Пришло понимание, что лучше платить дань совершенно отмороженным пришельцам, чем погибать в бою? Выживание любой ценой оказалось важнее гордости и памяти предков? Стали крестьянами, потом подались в крепостное рабство? А местная знать присягнула новому князю и влилась в совсем другую элиту?

Не пытаюсь ли я предотвратить то, что происходило на этой земле уже многие века, раз за разом?

Я бросил плоский камень. Он несколько раз отскочил от водной поверхности и сгинул в глубинах чёрной воды.

— Странное здесь место… — сказал Серёжа, разглядывая окрестности.

— Подходящее, — сказал я.

— Для чего? — уточнил Лёша.

— Для нашего будущего штаба, — ответил я.

Лёша засмеялся. Я с недоумением посмотрел на него. Белки его глаз блестели в свете ущербной Луны.

— Просто вспомнил про школу. Вы играли в «Зарницу»? — спросил он.

— Кажется, — неуверенно ответил я.

— Вот, напомнило те времена. Подпольный штаб!

— Место силы, — ответил я. — Нам нужно такое место.

— Странно… — тихо сказал Серёжа.

— Что именно? — спросил я.

— Комаров нет… ведь ещё тепло. Когда мы из машины вышли — они были. А тут вдруг исчезли.

Действительно, в воздухе не было характерного звона. И вообще стало удивительно тихо, даже привычный отдалённый гул города замер.

Я подошёл к самому берегу. Тут был след старого кострища и несколько тёмных брёвен, лежащих вокруг. Что удивительно, мусора почти не наблюдалось.

Я сел на ближайшее бревно и предложил друзьям сделать то же самое.

— Ну что, ребят, поговорим? — спросил я.

Лёша посмотрел на меня и улыбнулся.

— Ты для этого нас сюда притащил? — спросил он. — А то я начинал думать, что ты маньяк и заманиваешь нас в своё тайное логово.

— И всё равно пошёл, не испугался?

— Нас двое, а ты один, — серьёзно ответил он, кивнув на Серёжу.

— Оптимисты вы… кстати, заметили, что дети нашего поколения вообще много знают про маньяков? — спросил я.

— Ну, это стандартная родительская пугалка, — Серёжа пожал плечами. — К тому же, в восьмидесятые действительно были разные… инциденты.

— Возможно, это ещё один элемент общей картины.

— Картины чего? — спросил Лёша.

Я выдержал паузу, после чего ответил: