– Кощей дев не ворует, – серьезно ответил Волк. – Сказки это все, и не от него надо двери запирать.

– Да уж, теперь-то я знаю, от кого надо, – сложила руки на груди царевна и отвернулась нарочито: мол, от тебя надо было. Но потом любопытство победило, и она снова повернулась, бросила с вызовом: – А что ж, скажешь, Кощея знаешь? Неужто видел?

Большие карие глаза жадно смотрели на него, она подалась вперед, явно желая услышать интересную историю, и Волк улыбнулся про себя: все-таки ребенок.

– Знаю его, видел, как тебя, – ответил он, радуясь, что можно отвлечь ее чем-нибудь. – А девы ему без надобности, ибо вот уже как пять зим Кощей женат. Уж не скажу, насколько счастливо, женушка у него та еще, но вроде пока не жалуется.

У царевны глаза загорелись. Девкам только дай о любви послушать, все на свете забудут.

– Кто ж она? – подалась еще ближе Софья. – Кощей ее украл, да?

– Говорю ж, не ворует! – нахмурился Волк. – Марьей звать. И сама она к нему пришла.

– Да неужто? Зачем бы ей это надо было?

– Это мне неведомо. Да только, наверное, получила, что хотела. Кощей ее своею женой и царицей объявил, и она дарованной ей властью не гнушается.

– А что ж, неужто любит он ее? – с придыханием прошептала Софья. Огонь отражался в ее глазах, и Волк поймал себя на том, что засмотрелся.

– Кощей никого и ничего не любит, кроме своей силы, – веско ответил он, в который раз отворачиваясь к костру. – И все, что есть для него важного, – это его сила и вещицы его волшебные. Говорят, есть у него под замком сокровищница, день будешь ходить, не обойдешь, и вещиц тех в ней видимо-невидимо, но больше всего бережет он простую деревянную шкатулку. Сказывают, хранится в ней то, что может дать огромную власть и неизмеримую мощь. Еще сказывают, есть у него волшебное зеркало, через него он в другие миры ходить может, и никому, кроме Лебеди, не дано такого.

– Интересно как… – протянула Софья. Поставила локти на колени, оперлась подбородком о кулачки и уставилась на него. – А кто такая Лебедь?

– Царица над всеми ведьмами и колдунами в этом мире, – пояснил Волк.

– А миры эти другие – какие они?

– Я там не бывал, о том сказать не могу.

– И что же, только Лебедь да Кощей бывали?

– Отчего же? Есть в Лесу тропы, что ведут в соседний мир, и есть колдуны и ведьмы, что ходят по ним.

– Только ведьмы? – переспросила Софья. – А простой человек пройти может?

– А простым людям Лес свои тропы редко показывает. Ведьмы же их призвать умеют.

– А у Кощея, значит, есть то, что из простой женщины ведьму сделать может?

– У Кощея много чего есть. И может быть, в той заветной шкатулке такое и хранится.

Софья с опаской покосилась на темные деревья вокруг полянки и спросила вдруг:

– А как же попасть в Кощеево царство?

– Ходов в него много, и они повсюду, но места надо знать, – сказал Волк и только потом понял, на какой вопрос ответил и как этот вопрос прозвучал. Царевна интересовалась явно не из праздного любопытства.

– А ты знаешь?

– Знаю, – вздохнул Волк. – Только вот Кощеево царство не место для прогулок юным царевнам. Да и мало ли кто что болтает. Будто кто-то что-то может взаправду знать.

Софья задумалась, потом кивнула сама себе:

– Молва людская не на пустом месте берется – коли бают, значит, есть. А скажи мне, Слав, коли ты и коня, и птицу, и меня украсть смог – смог бы ты обокрасть самого Кощея, али не по силам тебе это, али, может, боишься его?

Волку захотелось снова обернуться и покататься по земле, скуля от смеха, но он сдержался. Дура все-таки девка, что с нее взять?

– Ты со мной хитрить не пытайся, – усмехнулся он. – Разозлишь только. Это надо совсем отчаяться, чтобы супротив Кощея пойти. А мне моя шкура дорога, боги мне второй не выдадут. И ты свою побереги. Говорят, Кощей девок не трогает, но лучше крамолу понапрасну не разводить – у него везде уши.

Что ж, напугать ему ее явно удалось. Она снова заозиралась, будто ждала, что прямо сейчас из темноты выпрыгнет на нее дитя Нави и утащит на суд к своему царю. Но лес оставался тих и спокоен. И только кукушка продолжала что-то отсчитывать.

– А я ведьмой стать хочу, – вздохнула Софья, потянула было руку к огню, словно желая зачерпнуть его ладонью, как воду, но отдернула: человеческая кровь не вытерпела жара.

– Зачем тебе быть ведьмой? – нахмурился Волк.

– Говорят, они свободны, – с плохо скрываемой завистью ответила царевна. – И раз уж есть у Кощея и у Лебеди зеркала, чтобы между мирами ходить, то и третье такое быть может. А коли и нет его, то всегда можно в этом вашем волшебном лесу спрятаться.

Волк хотел возразить, но она резко развернулась к нему, подалась вперед, огонь вновь отразился в ее глазах, и он снова растерялся, а она продолжила ласково:

– Послушай, я на тебя зла не держу. Ты же просто сделал, как царевич твой сказал. Отпусти меня. Хочешь, сбежим вместе. Ну какая тебе радость быть ему слугой?

Слугой?! Волк вдруг разозлился. Какое право имела эта девчонка полагать, что он какой-то слуга! Он свободен! И он сам решает, кому, сколько и как служить.

– Ложись-ка ты спать! – твердо велел он и добавил с насмешкой: – А то, как сыграете свадьбу, уже и не выспишься…

– Почему? – искренне удивилась царевна.

Волк не ответил. Кинул еще веток в костер да перекувырнулся на земле, перекидываясь обратно в зверя. Улегся, стараясь не замечать смутное давящее чувство в груди.

Но ни он, ни царевна в ту ночь так и не сомкнули глаз.

– С добрым утром, – поприветствовал Василису Кощей, заходя на кухню.

Василиса, насыпавшая корм собакам, улыбнулась в ответ. Хугин и Мунин сидели тут же, в метре от мисок, и смотрели так, будто их с месяц не кормили, а теперь пытают видом еды.

– Можно, – отдала команду Василиса, и они кинулись вперед, толкаясь, заняли свои места и с аппетитом зажевали.

Утренний ритуал был исполнен. Василиса убрала на место пакет и повернулась к мужу.

– С добрым. Я приготовила омлет с овощами и гренки. Будешь?

– Всенепременно. Кофе?

– С удовольствием.

Был выходной. За окном набирало силу ясное тихое утро. Ни одно облачко не замарало небо, и день обещал выйти чудесным. Яркая полоса солнечного света пересекала кухню, радуя взгляд. Василиса накрыла на стол, села за него, сложила руки перед собой, опустилась на них щекой и принялась наблюдать за Кощеем.

– Ты сегодня рано, – приподнял бровь он, доставая турку. – Что это с тобой?

– Хороший день. Жаль упускать.

– Мне надо поработать. Но вечером мы могли бы съездить в город, прогуляться. В центральном парке сегодня дает концерт симфонический оркестр, а на набережной после заката обещают фаер-шоу.

– Отлично! – улыбнулась Василиса. – А в обед ко мне приедет Настя, ты ведь помнишь?

– Помню, – вздохнул Кощей.

– Мы будем очень-очень тихо, – со смешком пообещала она.

Кощей хмыкнул. Слова «Настя» и «тихо» в его понимании находиться рядом никак не могли, а если к ним добавлялось еще и «очень-очень», то вообще получался полный абсурд.

Василиса же смотрела, как он готовит, и чувствовала себя абсолютно счастливой. Ей было уютно, спокойно и тепло.

В Нави у нее было много времени, чтобы поразмыслить над словами Кощея о том, что она согревает его. Кощей, как и всегда, пытался объяснить все с рациональной точки зрения, и Василисе подумалось, что, возможно, именно потому он и не нашел ответа. Так или иначе, у нее появилась своя теория, и сейчас был вполне подходящий момент, чтобы ее проверить.

Кощей закончил с кофе, поставил перед ней чашку, сел напротив.

– Что? – спросил он, поймав ее внимательный взгляд.