– В каждом браке бывают сложные времена, – без всяких эмоций обронила Василиса. – И я была виновата в этом не меньше него.

– Ты пожалела, что вышла за него замуж?

Она усмехнулась, но ничего не ответила. Сейчас ей не хотелось думать о своем прошлом, и Кощея оно тоже никак не касалось. Она смотрела на цветы и не могла насытиться тем, что видела. Ей хотелось подойти к стене и обнять ее, и она пообещала себе, что так и сделает, как только закроет за Кощеем дверь.

– Спасибо, – наконец произнесла она. – Это хороший подарок.

– Что ж, я рад, что ты довольна, – кивнул Кощей и добавил так, будто за окном до сих пор был день, а не глубокая ночь: – А теперь осталось последнее.

И потом, к неимоверному огорчению Василисы, он еще час потратил на то, чтобы проверить договор аренды и сплести вязь из охранных заговоров вокруг входной двери. А напоследок, уже уходя, движением пальцев в воздухе поправил неровно лежащий у соседской двери коврик.

Шершавый язык заскользил по ладони, вылизывая. Собаки. Опять каким-то образом пробрались к ней в спальню. Кощей придет будить ее на работу, и псам попадет. Он терпеть не мог, когда они забирались к ним в постели.

– Если Кош узнает… – начала было Василиса, но продолжить не смогла.

Ощутила, как страшно саднит горло и как болит все тело.

С трудом разлепила глаза.

Взгляд уткнулся в бордовый бархатный полог над кроватью. Это была не ее спальня. Она повернула голову вбок. Горящий камин, наглухо закрытые ставни. Стены из серого камня, давящие своей монументальностью. Василиса узнала их сразу. Она была в Кощеевом замке.

Как она здесь оказалась?

Собаки зашевелились, заскулили. Хугин полез под руку, Мунин подполз ближе, стал лизать в лицо.

– Хватит, – прохрипела Василиса, хотела оттолкнуть, но лишь приподняла руку.

Ужасная, жуткая слабость. Она попыталась вспомнить, что произошло. В голове всплывали обрывки фраз и странные образы. Но ничего конкретного. Василиса инстинктивно потянулась к своей силе, и кончики пальцев привычно закололо. Сила была при ней.

Сила… Была же какая-то еще… Не ее, чужая. Василиса прислушалась к себе, но не нашла ничего. Это успокоило.

Сбоку от нее отворилась дверь, и раздался голос Кощея:

– Ну наконец-то…

Василиса выдохнула с облегчением, повернула к нему голову.

Кощей здесь. Он все ей объяснит. С ним она в безопасности. Теперь все будет хорошо.

Кощей быстрым шагом пересек покои, согнал доберманов с постели и заглянул ей в глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Будто меня грузовик переехал, – честно и очень хрипло прошептала Василиса. – И горло страшно болит. Что случилось?

Кощей отошел от нее, Василиса запрокинула голову и увидела небольшой столик возле кровати, заставленный склянками и флаконами. И судя по тому, как он сейчас перебирал их, все это предназначалось ей.

– Тебя сорвало, – ответил Кощей. – Но ты каким-то образом справилась с этим – правда, едва не убила себя. Руны на твоей спине притормозили процесс. Я не знал, что делать. Растерялся и не придумал ничего лучше, как утащить тебя в Навь через воду в озере. Ты потеряла сознание во время перехода, но это тебя спасло. Правда, наглоталась воды – наверное, поэтому горло болит… Я решил, что есть смысл некоторое время подержать тебя спящей – во всяком случае, пока ты хотя бы чуть-чуть не восстановишься. Ну-ка, выпей.

– Что это? – спросила Василиса, с трудом приподнимаясь и принимая из его рук кубок.

– Смесь из укрепляющих, – пояснил Кощей.

Василиса сделала небольшой глоток. На вкус было вполне терпимо, хотя и горьковато. Чем-то напоминало грейпфрутовый сок. Она зажмурилась и единым махом осушила кубок. Скривилась.

– Долго я проспала? – спросила она, пытаясь справиться с неприятным привкусом во рту.

– Три дня, – ответил Кощей, забирая кубок и снова возвращаясь к своим склянкам.

– А Хугин и Мунин? Как они тут оказались?

– Нырнули за нами. У меня не было времени разбираться еще и с ними. Они не отходят от тебя – оно и понятно: тянутся к живому. Но вроде бы уже освоились. Так, давай-ка еще это. – И он протянул ей ложку с бурой маслянистой жидкостью.

В этот раз Василиса не стала ни о чем спрашивать, просто послушно проглотила. На вкус было отвратительно, зато боль в горле и ломота в теле почти сразу прошли. И вообще стало легче. Память постепенно возвращалась к ней. Она вспомнила открытку, сообщения, остановленную машину… Вспомнила Баюна, распластанного на земле, Варвару на коленях…

Василиса со свистом втянула воздух и спрятала лицо в ладонях. Лучше бы она так и осталась в озере. Заслужила.

– Боги, – выдохнула она, – что я натворила?..

– Хороший вопрос, – спокойно ответил Кощей. – И я хотел бы знать на него ответ. Что произошло?

– А что ты знаешь?

– Пока я искал тебя в парке, встретил Баюна, и он был малость не в себе. И Варвара выглядела уж больно бледной. Но это все не важно. Почему тебя сорвало, Василиса?

– Я решила, что ты изменяешь мне с Варварой, – едва слышно пролепетала она.

Сейчас эта мысль выглядела абсолютно абсурдной. Как она могла предположить такое?

– Что за бред? – озадаченно поднял брови Кощей. – Как тебе это вообще пришло в голову?

– Она прислала тебе сообщения на рабочий телефон. Просила о встрече в парке. Они показались мне странными. И Марья сказала…

– Марья?!

Он перевел на нее ошарашенный взгляд.

– Это отдельная история…

– А мы никуда не торопимся.

И Василиса рассказала ему все. С самого начала. Что почувствовала, когда вспомнила его. Свой ужас от осознания, что могла потерять лучшие годы в своей жизни. Как ранило, что он скрыл от нее правду о Марье. О разговоре в землянке. И о том, какой виноватой она чувствует себя перед Настей и Соколом. Как к ней заявилась в образе Моревны чужая сила. Как она не смогла связаться с ним и как плохо ей было от того, что он ушел. Не хотела говорить об открытке и сыне, но стоило ей замолчать, как Кощей нахмурился и покачал головой.

– Это не все, – недовольно заметил он. – Ты бредила, Василиса. И чаще всего упоминала сорок восемь человек, которых я заживо кинул в костер, и еще звала Алексея и просила у него прощения. За что?

Василиса закрыла глаза. Хотелось свернуться в клубочек, накрыться одеялом. Но от Кощея не спрячешься, это она точно знала. Она нашла точку на стене и сосредоточилась на ней. Просто не думать, о чем она будет говорить. Удавалось же ей не думать об этом целых двадцать лет.

– Это из-за Елисея, – ответила она. – Я перепутала его с Алешей. На целую секунду мне показалось, что мой сын снова рядом со мной, что я могу до него дотронуться…

– Ты никогда не говорила, что скучаешь по нему… – нахмурился Кощей. – Наоборот, что материнство – это не для тебя.

Точка на стене не помогала. Василиса закрыла глаза.

– Скучаю – это не совсем верное слово. Вместе с ним в Тридевятом я оставила половину себя.

– Не понимаю.

Не понимает… Василиса ощутила приступ жуткого раздражения, почти гнева.

– И не поймешь, – зло оборвала она. – И именно поэтому я врала. Нет смысла без конца мусолить то, что нельзя исправить. Ведь по той же причине ты молчал про душу, и про Марью, и про ритуал этот чертов, чтоб его к Горынычу! – неожиданно для себя взорвалась Василиса. По щекам покатились слезы, она распахнула глаза и встретилась с ним взглядом. – Ты понятия не имеешь, что такое быть родителем, иметь ребенка! И зачем обсуждать друг с другом то, чего мы не можем понять!

Она отвернулась от Кощея. Он искал ее взгляд, а она не смогла решиться посмотреть на него.

– Что бы ты мне сказал?! – воскликнула Василиса, будто боясь, что, говори она тише, он не услышит. – Отпустить и жить дальше? Все равно ведь я его почти не знаю, меня рядом с ним почти не было… Или еще хуже: потащил бы меня к нему… И как бы это выглядело? Здравствуй, сынок, вот она я, твоя пропавшая мать, которая за двадцать лет не удосужилась передать тебе ни единой весточки! А это мой новый муж – Кощей Бессмертный. Да-да, тот самый, которого вроде как убил твой отец, когда вроде как спасал меня из плена. Выдели ему место за столом получше! Так? Так ты это представляешь? Что ты молчишь? Отвечай же, раз так хотел это услышать!