— Нашёл!

Он поднял батончик «Сникерс», обтёр его о штанину «комка» и разорвал обёртку.

— Голодный, что ли? — с иронией спросил Серёга, забираясь на свои нары.

— Ну блин, я ж не был на ужине, в отличие от некоторых, — заметил Семён.

— У дедушки не покормили?

Дедушка у Сени жил в Москве, и вообще был легендарной личностью, героем войны с обширными связями в Министерстве обороны. Благодаря которым Сеня, собственно, и поступил.

— Да не был я у дедушки! — Семён развёл руками. — Зато вон, по магазинам пробежались.

Он кивнул на свои нары, где, среди прочих вещей была разложена зимняя куртка из овчины по типу «Пилот».

— Не рано ли? — с сомнение в голосе вставил молчавший до этого Руслан.

— Блин, ты думаешь ко мне родичи каждую неделю летать будут? В курсе вообще, сколько билет до Хабары стоит?..

За разговорами и впечатлениями время пролетело быстро. Минут за пятнадцать до поверки в палатку вбежал запыхавшийся Женя Скворцов, крупный парень с выразительными серыми глазами. Почему-то к нему прилипнет кличка Кот.

Женя едва успеет переодеться в комок до построения.

В нашей группе оказался один опоздавший. Вова Дукин — кареглазый брюнет с вечно красными будто от волнения щеками. Его тоже отчислят после первого курса, несмотря на выдающиеся способности к китайскому языку. Просто военная жизнь окажется совсем не для него.

Он появился через полчаса после окончания поверки и мы, ворочаясь на своих матрасах, слушали долго не стихавшие крики Ступикова, который отчитывал Вову. Тот же молчал, вытянувшись по струнке, потому что, как он потом признался, боялся выдохнуть слишком резко. Чтобы Ступиков случайно запах пива не учуял.

В нашей языковой группе был ещё один курсант, который отсутствовал на поверке. Однако опоздавшим он не считался. Игорь Скопцов, долговязый и улыбчивый кареглазый шатен. Его папа позвонил накануне начальнику факультета и предупредил, что привезёт сына в понедельник, к построению. Что ж, мог себе позволить…

Засыпая, я всё прокручивал в голове сегодняшний разговор с китайцем. Особенно одну его фразу: «Такие, как ты приходят в тяжёлые времена». Конечно же, реплика была не случайной. Всего семь слов — но они могли иметь огромнейшее значение для всей моей дальнейшей новой старой жизни. Значит, не только у меня получилось. Ключевым оставался вопрос: один ли я в этом времени или следует опасаться осложнений?

Несмотря на то, что я твёрдо взял курс на здоровый образ жизни и начал приводить себя в порядок с физической точки зрения, это оказалось куда сложнее, чем я думал. Да, с куревом я решил вопрос, хоть и пришлось помучится куда дольше пары дней. А вот с нормальным питанием дело обстояло куда хуже.

В столовой есть было невозможно. Кухня представляла собой инфернальное место, где можно было снимать фильмы ужасов без декораций. Каким-то образом там умудрялись переводить пускай дешёвые, но вроде вполне годные продукты, которые подвозили по закупкам, в совершенно несъедобные субстанции. Плюс огромная популяция крыс и абсолютная антисанитария.

Промышленная посудомоечная машина давно не работала. Тарелки, кастрюли и бачки мыли сами курсанты, наряд по кухне. По три тысячи штук склизких пластиковых тарелок за раз, одними и теми же тряпками, с хозяйственным мылом.

Любой, кто однажды увидел бы эту кухню, не стал бы ничего пробовать в столовой даже под страхом наказания.

Иногда, если повезёт, на завтраке можно было разжиться варёным яйцом и хлебом — если его только что привезли, и серые твари просто не успели его погрызть.

Особенно страдали младшие курсы, у которых не было свободного выхода и, соответственно, возможности где-то снаружи добыть еду.

На территории находилось небольшое платное кафе, так называемый ЧПОК (чаще всего расшифровывается как «чрезвычайная помощь оголодавшим курсантам), он же 'чипок», он же «чип». В обед там были толпы, сопоставимые с очередями в мавзолей Ленина в советское время. При этом единственное условное съедобное блюдо, которое там можно было приобрести — это варёные сосиски с кетчупом и парочкой кусочков хлеба.

Нашей языковой группе повезло. Назначенный командир-суворовец был опытным в таких делах и сразу придумал, как организовать в аудитории нечто вроде подпольной столовой.

Тут необходимо пояснить, что на языковых факультетах у каждой группы была своя собственная аудитория, где проходили занятия по основным дисциплинам. То есть преподаватели куда чаще приходили к нам, чем мы сами шли куда-то.

Исключением были занятия на «дубовке», кафедре военной подготовки. Она располагалась в старых корпусах. Всё верно, в военном вузе, где учатся настоящие курсанты в форме и всё такое была своя военная кафедра. Уникальное явление для системы военного образования, насколько мне известно. На «дубовке», как и полагается, учили военным дисциплинам: тактика и оперативное искусство, РХБЗ, боевая техника и вооружение, огневая подготовка и так далее.

Однако, возвращаясь к вопросу питания. Где-то через неделю после приезда из лагерей мы пришли на самоподготовку в учебный корпус после так называемого обеда. Стёпа Внуков, командир нашей группы, подошёл к двери и запер её на ключ изнутри.

— Так, ребят, — сказал он. — Понятно, что сейчас каждый выкручивается как может — но, говорят, на неделе будет в казарме шмон, специально хавчик искать будут. У кого запасы есть?

Они были почти у всех. Просто иначе прожить без голодных обмороков было бы тяжеловато.

— Предлагаю организовать централизованные ужины здесь.

Мы начали переглядываться.

— Блин, и как ты себе это представляешь? — первым спросил Сеня Шанцев. — Думаешь, тут шмона не будет?

— Ты видел шкафы? — спросил Стёпа. — Заглядывал внутрь?

Сеня растерянно оглянулся. Шкафов в аудитории действительно хватало: доброте, с советских времён, забитые всяким хламом вроде старых плакатов и учебных пособий.

— Нет… — честно ответил Сеня.

— Туда не заглядывали лет десять, — продолжал Стёпа. — Значит, в ближайший год вряд ли кто-то заглянет, так?

— Нужна будет плита… чайник… посуда… — заметил Серёжа Гуменюк. — Москвичи?

В нашей группе местных было трое: Скворцов, Дукин и Скопцов Игорь. Тот самый, который после присяги в лагерь не вернулся, а поехал на следующее утро сразу на основную территорию.

— Я могу! — с неожиданным энтузиастом поддержал он идею. — У меня и то и то есть! Свободное!

— Отлично, — кивнул Стёпа. — Тогда на выходных я организую закупки продовольствия. Скинемся?

Все были за.

— Кто может помочь с доставкой? — спросил командир. — Там сумки тащить надо будет…

Я заколебался. Отец уже три дня как переехал в Москву, вместе с отремонтированной машиной. Я вполне мог попросить его — но для этого пришлось бы покинуть территорию, чтоб было неразумно. С другой стороны, я сидел безвылазно уже две недели, если не считать коротких вылазок за забор. Это начинало привлекать ненужное внимание к моей персоне, в том числе со стороны руководства. Да и едва ли меня пасли настолько плотно, что сразу бы попытались что-то сделать во время короткой вылазки. Если предположить, что меня вообще пасти начали.

— Я смогу, — ответил я. — У бати тачку возьму.

— В смысле возьмёшь? — спросил Стёпа. — У тебя права есть?

Вместо ответа я полез в военник и продемонстрировал новенькие права, которые ещё неделю назад мне передал Пашка.

— Молодец! — улыбнулся Игорёк. — У меня тоже права есть — только тачку пока батя не даёт…

— В общем, на эту субботу забиваемся? — спросил я.

— Ну давай, — кивнул Степан. — Договорились тогда.

— Мне нужны будут ключи от кабинета Ступикана, — сказал я. — Бате позвонить, предупредить.

Убирались в кабинетах руководства факультета, которые находились рядом с кафедрой, курсанты, назначенные дежурными по аудитории. А в кабинете у начальника и зама стояли телефоны с выходом на город, что было очень удобно.