— Ну блин! — хотел было возмутиться Скворцов, но осёкся, заметив осуждающий взгляд Внукова. Сегодня была его очередь. — Ладно, уступлю.

Я кивнул в ответ и улыбнулся.

Ступиков любил семечки. Скорлупу можно было найти в самых неожиданных местах его кабинета: — от рабочего кресла до папок с рабочими документами. Часто на такие вещи подсаживаются, когда курить бросают — но Ступиков бросать и не думал: у него было целых три пепельницы. Как правило, наполненные до краёв в конце рабочего дня.

Чистка закоулков от скорлупы занимала довольно много времени, но я не спешил: даже если на ужин опоздаю — у дежурных есть такое право.

Наконец, кабинет был чистым, и я набрал отца.

На работу он благополучно устроился и, по его словам, первые две недели отработал на отлично. По крайней мере, когда мы говорили в предыдущий раз — его голос звучал вполне бодро.

Квартиру ему помогли снять в Крылатском, на Осенней улице. На мой взгляд, отличное место, хоть и не близко от Универа. Повезло, что квартира была с телефоном.

— Да, — ответил отец. — Слушаю.

— Привет, пап, — сказал я.

— О, Сашка, привет! Как у тебя, хорошо всё?

— Да, пап, отлично, — ответил я. — Слушай, на выходные у тебя планов не было? Мне машина нужна будет в субботу.

— Нет, выходной у меня… ну давай подъеду.

— Я в пятницу приеду, — сказал я. — На ночь. Просто нам с утра надо будет успеть на меня доверенность сделать, чтобы я водить мог.

— Ты? Водить? — удивился отец.

— Да, пап, я на права экстерном сдал. Вот, получил недавно.

Блин. Надо было заранее предупредить отца о правах, а то теперь выкручиваться приходится, ещё и так неловко…

— Ну…. Ладно. Наверное, — растерянно сказал отец.

— Ну всё, отлично, до связи! — сказал я.

Но трубку положить не успел.

В кабинет без стука вошёл Ступиков. А ведь я даже шагов на скрипучем паркете в коридоре не слышал… он специально крался что ли? Ещё и подслушивал. Что ж, рано или поздно этот разговор должен был состояться и я к нему был морально готов.

— О, Иванов! — довольно усмехнулся он. — Это залёт!

Он зашёл в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Ну что, с отцом поговорил? — спросил он, доставая из кармана сигареты и зажигалку.

Он закурил и глубоко затянулся.

«Да он же нервничает», — понял я.

— О чём? О выкупе за то, что я уже поступил? — спросил я. — Нет, не говорил.

— Зря, — бросил Ступиков и сжал губы.

Я буквально чувствовал, как он накручивает себя, чтобы в следующий момент сорваться.

По его плану теперь он должен был начать меня всячески гнобить, а это было не так уж просто, учитывая, что его реальная власть крайне ограничена.

— В этом нет необходимости, — сказал я спокойным голосом. — Да вы присядьте, Павел Викторович, в ногах правды нет. Давайте поговорим. У меня альтернативное предложение будет.

Слово «предложение» подействовало на него магически. Видимо, он решил, что его первоначальный план всё-таки имеет шансы на осуществление, и вопрос только в сроках.

— Ну? — сказал он, развалившись в кресле.

— Денежное довольствие офицеры в предыдущий раз получали в июле, верно? — спросил я. — Так же, как и курсанты. Выплаты ведь не разделяют — хотя это не вполне справедливо: ведь нас поддерживают родители. А офицеры наоборот — должны кормить и поддерживать собственных детей, верно?

Я видел, что Ступиков растерялся — и от моего тона, и от смысла сказанного. Вся его внутренняя накрутка пошла прахом, теперь он не мог заорать просто так, это было бы неубедительно даже для него самого.

— Думаете я не понимаю? Я всё понимаю, — вздохнул я.

Ступиков хотел что-то сказать, но я не дал ему такой возможности. Ещё рано.

— Вы ведь МосВОКУ заканчивали, верно? Ещё в советские времена. Честно говоря — завидую вам. Я бы хотел посмотреть, как это всё ощущалось и выглядело, когда работало нормально, а не разлагалось, как сейчас… вы ведь понимаете да, о чём я?

Он вздохнул, сделал затяжку и закатил глаза, откинувшись в кресле.

Борется. Пытается вернуть боевой задор, чтобы поставить на место зарвавшегося курсанта. Не нужно давать ему такую возможность.

— Но ведь у нас тут и не ВОКУ, где готовят настоящих военных, да? Тут военизированный колледж, для детишек тех-кого-надо людей, да? Разве справедливо, что настоящие офицеры живут на грани голода, занимаясь детишками тех, кто откровенно жирует? Разве это не должно нормально оплачиваться? И ведь оплачивается, так?

Я наклонился и посмотрел ему в глаза. Ступиков успел справиться с растерянностью и упрямо поглядел в ответ.

— Иванов. А вот нафига тебе, такому красноречивому, вообще нужна учёба, а? Шёл бы в войска, дедов заговаривать?

— В жизни всякое может быть, — я пожал плечами. — Можно и в войска попасть. Только лично для вас, Павел Викторович, это будет означать упущенные возможности. Вас ведь не пускают к главным финансовым потокам, верно? Даже начальники курсов имеют к ним ограниченный, но всё-таки доступ. Но не вы. Так вот, что я могу сказать: способ, которым вы решили исправить эту несправедливость, совершенно не рабочий.

Я демонстративно достал из кармана пейджер, который получил от китайца, сел и небрежно положил его на ручку кресла, разглядывая экран и делая вид, что отвечаю на сообщение.

— Секунду… ну вот, всё отлично, — сказал я, снова убирая прибор.

Ступиков снова растерялся. Надо двигаться дальше.

— У всех ведь возникло полное впечатление, что я здесь случайно, так? — спросил я. — Как и у всех окружающих. А вам не приходило в голову, что это было сделано специально? Что такое было поставлено условие? Теперь подумайте: кому бы пришло в голову вести себя именно так?

Он начал думать. Я прям видел, как заржавевшие шестерёнки зашевелились в его черепной коробке.

— Могу я рассчитывать, что вы поняли? — улыбнулся я.

Ступиков молчал. Отлично, можно продолжать.

— Теперь касательно моего предложения. Мне нужен надёжный человек в руководстве факультета. Не за просто так, разумеется.

Я достал бумажник и вытащил из кармана на молнии стодолларовую купюру. На Ступикова это произвело волшебный эффект: глаза загорелись, признаки недовольства сразу куда-то улетучились.

Я положил купюру на стол. Честно говоря, денег было жаль: на мой взгляд, он не стоил и десяти. К тому же, у меня самого оставалось всего триста. Но с чего-то же надо было начинать.

— Это на пару месяцев, — сказал я. — Потом будет больше. Плюс участие в одном бизнес-проекте, если всё пойдёт хорошо.

— Что… ты хочешь, чтобы я делал? — спросил Ступиков, пожирая купюру глазами.

— Эти два месяца — почти ничего. Разве что передать мне, если вдруг меня кто-то будет искать снаружи. Ну, там, справки у руководства факультета наводить и в таком духе, — ответил я.

— То есть, ни увольнений вне очереди ни отмаз от патрулей тебе не нужно? — он подозрительно выгнул бровь.

— Нет, — я помотал головой. — Ни в коем случае не нужно. Никто не должен заподозрить, что мы хоть как-то связаны.

— Что ж… — сказал Ступиков, после чего загасил сигарету в пепельнице и потянулся за купюрой. — Будем считать, что мы договорились.

Вот и первая вербовка состоялась. Не могу сказать, что мне понравилось это ощущение. Будто в помоях искупался… как, вот каким образом офицеры, которые воспитывались в традициях Советской Армии дошли до такого скотского состояния так быстро?..

Я успокаивал себя тем, что всё-таки здесь, на тёплых местах сейчас в центре столицы собирались далеко не сливки офицерского сообщества. Настоящие офицеры оставались, даже в самые тёмные времена. Просто из того места, куда я попал, их было не видно.

На ужин я не пошёл. Сослался, что в кабинете был беспорядок больше, чем обычно.

Вместо этого я направился в спортзал, которых находился за столовой, напротив нашего корпуса. Физические нагрузки — отличный способ бороться со стрессом. Жаль, что в моё время я понял это поздновато, зато теперь был шанс исправить это на практике.