Яков смотрел на нее во все глаза и улавливал сказанное лишь краем уха. Раньше он только знал, что перед ним царевна. Сейчас же увидел это воочию.

– Ты действительно этого не заслужил, Яш, – добавила Злата уже куда мягче, наверное, потому, что он промолчал. – И это всё было не о тебе.

«А о ком тогда?» – хотел спросить он, но сдержался. Вряд ли бы Злату обрадовал такой вопрос.

– Мне жаль, что я заставил тебя злиться, – сказал Яков вместо этого.

– А мне жаль, что у нас всё так получилось, – вздохнула Злата. – Мне было хорошо с тобой, и я надеюсь, что тебе со мной тоже, хоть чуть-чуть. Но, наверное, тебе действительно будет лучше меня больше не видеть. Ты достоин чего-то настоящего, Яш. И ты обязательно это получишь. Прости, что затеяла всё это. Я не думала, что выйдет так. Что ж, пожалуй, теперь я пойду…

И она развернулась в сторону зеркала. Настал момент, что должен был решить всё. Либо он сделает это сейчас, либо не сможет сделать уже никогда.

– Злата! – позвал Яша.

Она обернулась.

– Да?

– Я хочу попросить кое о чем напоследок.

– О чем?

Злата была серьезна и спокойна, и Яков поразился тому, как в такой ситуации она умудряется сохранять невозмутимость.

Он сделал шаг к ней. Нужно было пройти еще три.

– Всего одну вещь, и я больше тебя не потревожу.

Шаг.

– Не потревожишь? – нахмурилась Злата. – Но ведь это ты захотел всё закончить.

Еще шаг.

– Да, потому что тебе тоже было нехорошо от наших встреч.

– Нехорошо?

Последний шаг. Теперь он стоял совсем близко. Злата была ненамного, но ниже его, Яков и раньше это знал, но посмотреть на нее вот так – сверху вниз – ему доводилось очень редко. А так близко и с такого ракурса она выглядела немного иначе, и царевна снова исчезла, а на ее месте осталась просто девушка. Совсем молодая. Проська вон всего на год младше Златы. Да только что с того, что она замужем и готовится нянчить своего первого ребенка? В глазах Якова его сестра сама еще была ребенком, какой он помнил ее в детстве, и Яша порой смотрел на нее и всё никак не мог понять, как же так случилось, что они выросли. А может, матушка не зря продолжает считать их всех малыми детьми. Может, они такими и остались? И Злата тоже всего лишь пытается играть во взрослую, а на деле лишь дитя, которое очень нужно пожалеть…

– Говори прямо, чего хочешь, – нетерпеливо и недовольно нахмурилась Злата. – Если смогу – дам.

– Обнять тебя.

Перемена в ее лице была столь быстрой и явной, что Яков сразу понял: он не ошибся. И она знала. Она с самого начала знала, как снять проклятье, и именно поэтому не давалась ему.

– Нет, – качнула головой Злата и снова повернулась к зеркалу, но он положил руку ей на плечо.

– Всего лишь объятия, – попытался успокоить ее Яков, чувствуя себя при этом хуже некуда, будто насильничать собрался. – Позволь мне…

– Нет! – воскликнула Злата испуганно, и тогда он поймал ее за руку. Она метнулась взглядом к его ладони, держащей ее за запястье, а потом снова посмотрела ему в глаза – только теперь не было в ней и капли спокойствия, но вырваться не попыталась. – Яша, нет! Всё, что хочешь… Золото, драгоценности… Хочешь встречаться, будем! Но не надо…

Ее было жалко. Очень жалко. Но иногда лечение проходит через боль, а без него не выздоровеешь. И если он сейчас пойдет на попятную, то сделает ей только хуже. Так ведь?

– Я просто обниму, – продолжил Яков, успокаивая уже не только ее, но и себя. – И тебе станет легче. Я обещаю. А я буду рядом, сейчас и потом. Это неправильно, что тебе больно. Мы всё исправим. Я помогу.

Он потянул ее к себе, и Злата приблизилась покорно, будто не могла сопротивляться.

– Как ты понял? – обреченно спросила она.

– Просто понял.

– Яша, я ведь могу ударить тебя. Магией, понимаешь? Убить могу… Просто отпусти.

– Убей, – разрешил Яков, закрыл глаза и сжал объятия, зарываясь носом в медные кудри. Он столько раз успокаивал своих младших братьев и сестер, что прекрасно знал, как это надо делать.

– Поплачь, если хочешь, – попросил Яков, ощущая, как она вцепилась в его футболку, ногтями царапая кожу сквозь ткань. – Это ничего, это можно. А как выплачешь всё, глядишь, уже и легче, и не болит.

– Не надо… – едва слышно прошептала она в последний раз.

А потом задышала громко и судорожно, сжалась, будто от реальной боли, и он машинально обнял крепче, желая только помочь и успокоить.

– Всё хорошо будет, – пообещал Яша. – Всё будет хорошо.

А потом что-то случилось. Якову показалось, что пол под ногами дрогнул, а может, и не показалось, потому что мебель вдруг зашаталась, и лампочка под потолком начала раскачиваться и замигала, хотя свет и был выключен, ветер рванул в окно и распахнул створки. Испугавшись, Яков прижал Злату ближе к себе. Бумаги, что лежали на столе, смахнуло потоком воздуха, и они разлетелись по комнате. Мир вокруг них сходил с ума, кричал на все голоса, а они стояли в самом сердце этой бури, и он прижимал ее всё сильнее, желая защитить и спрятать.

Всё успокоилось так же резко, как и началось. Напуганный произошедшим, Яша не сразу смог отпустить Злату и взглянуть ей в лицо. А когда опустил глаза и отстранился, увидел. Она стояла словно кукла, безвольно свесив руки. Зеленые глаза были широко распахнуты и невидяще смотрели куда-то перед собой, а по щеке прокладывала дорожку своим будущим сестрам первая слеза.

Бывают дни, когда время тянется, будто патока. Василиса кинула взгляд на часы, стрелка на циферблате которых сегодня не бежала, а едва ползла, и недовольно поморщилась, посчитав время до окончания работы. Принтер наконец выдавил из себя последний лист отчета, она положила его к остальным и принялась искать шило, чтобы продырявить получившуюся стопку, прежде чем ее подшить. Шило находиться не желало. Не было его ни на столе, ни в ящиках, ни на полу. Негодуя, Василиса хлопнула рукой по столешнице, а потом опустилась в кресло и прикрыла глаза. И чего она злится? Всего лишь шило. Сейчас пойдет и одолжит у Насти. И пусть это будет ее самая большая проблема в ближайшее время.

Она улыбнулась своим мыслям, открыла глаза и встала из-за стола, намереваясь выполнить задуманное, но в этот момент дверь в ее кабинет без стука открылась. И стало очевидно, что поиск шила вообще никогда не был проблемой. Потому что на пороге стояла Злата. И выглядела она так, словно произошло что-то действительно страшное и непоправимое.

– Злата? – испуганно выдохнула Василиса. – Доченька, что случилось? Злата?!

Дочь шагнула к ней, открыла рот, но не смогла ничего сказать, сделала еще шаг. И Василиса увидела, что у нее все лицо мокрое от слез.

– Злата…

Василиса метнулась вперед и обняла ее в тот момент, когда она пошатнулась. И ее Злата, которая все детство и юность бежала к ней со своими горестями и радостями, а потом однажды вдруг ни с того ни с сего замкнулась и перестала делиться с ней и с Кощеем тем, что было на душе, ее доченька, на лице которой за последние два года она не увидела ни единой слезинки, ее девочка, которая давно уже всеми правдами и неправдами избегала ее объятий, разрыдалась у нее на груди.

Яркая полоса света падала на потолок, разделяя его на две части. Окно было широко распахнуто, и звуки, доносившиеся из ночи, казались особенно четкими. Где-то взвыл двигатель, прошуршали стираемые об асфальт шины. Рычание умчалось вместе с автомобилем и затихло вдали. Под окном раздался стук каблуков. Четкий. Цок-цок-цок. Будто конь гарцует на асфальте. Злата вот любила лошадей, и они отвечали ей взаимностью. К Демьяну же относились равнодушно или же вовсе прохладно, фыркали при его приближении и всё норовили отвернуться. Общий язык он нашел только с одним. Коня звали Всполохом за любовь вставать на дыбы, он был замкнут и норовист, но неожиданно для всех Демьяна принял. Жаль, к моменту их встречи Всполох был уже стар, но проведенные вместе четыре года запомнились только хорошим, и они стоили той боли, что испытал Демьян, потеряв друга.