Яков крепче сжал короб в ладонях. Отец прав: нельзя бежать от ошибки. Особенно если эта ошибка причинила боль другому. А значит, у него тем более нет права на страх.

Здание Конторы снова выросло перед ним, но в этот раз Яков не свернул с пути.

Он поднимался по ступенькам, ведущим к входу, и перед глазами вставали одновременно две картины. Злата, сбегающая по ним в легком сарафане. Довольная и уверенная. Медные волосы горят в лучах солнца – живой огонь на фоне зелени берез. И еще одна. Злата, бредущая по этим ступеням вверх, медленно, будто волоча за собой камень на цепи. С мокрым от слез лицом.

Злата недолго оставалась в его комнате после того, как всё успокоилось. Он звал ее, она не отвечала, смотрела в одну точку. Хотел дать ей воды, отошел к столу, а она пошла к двери. И Яков сначала метнулся, а потом не решился остановить. Но проводил до Конторы, поднялся с ней на второй этаж и видел, как она зашла в кабинет матери. Удивительно, что никто не попался им на пути. Он поднялся чуть выше по лестнице, сидел в углу в пролете и ждал. Видел из окна, как прилетел коршун, ударился о ступени у входа и обернулся высоким суховатым, почти седым мужчиной в летах. Мужчина взбежал по лестнице и ворвался в кабинет. Видел Баюна. Глава Конторы тоже было рванулся в двери кабинета, но его выбросило оттуда.

– Не лезь не в свое дело! – гаркнул, появляясь на пороге, Кощей: Яков к тому моменту уже догадался, что это именно он. – Она стабильна!

И Яков запоздало вспомнил, как бабушка рассказывала ему о срывах, что порой приключаются с магами в моменты сильного потрясения. Похолодел в сотый раз, осознав, что едва не натворил. Своим решением он мог погубить и Злату, и всех вокруг.

Кощей с Василисой вывели Злату из кабинета и повели из Конторы. Баюн проводил их взглядом, принюхался и посмотрел туда, где за лестницей прятался Яков.

– Чер-р-рти, – прорычал он зло и презрительно. – К Гор-р-рынычу вас в пас-с-сть…

Яков мог поклясться, что начальник Конторы точно знал, кто сидит на лестнице.

И вот теперь Яша снова стоял здесь, перед этой дверью, и не решался постучать. «Кощеева Василиса Петровна» значилось на табличке, и ниже были прописаны часы приема. Наверное, следовало идти в эти часы…

Трус.

Он занес кулак и, не дыша, опустил его на дверь.

– Войдите, – раздалось из кабинета.

У Василисы Петровны был очень приятный голос. Мягкий и располагающий. Заинтересованный. Заботливый. Но сейчас Яков не услышал в нем ничего из этого. Сухая просьба. А значит, Злате так и не стало легче. Ну и поделом ему.

И он вошел.

Он знал, что стоять перед матерью Златы будет тяжело, но оказалось тяжелее.

– Яков, – вскинула брови Василиса Петровна. – Здравствуй. Что-то случилось? Нужна помощь?

Яша замотал головой. Короб в руках отчего-то показался свинцовым. Надо было спросить, как там Злата, что с ней, но Яша не мог. Как бы он объяснил, откуда знает о ее проблеме?

– Василиса Петровна, – начал он. – Я бы… я…

Черт…

– Не могли бы вы передать Злате? – выпалил наконец он. – Я ей обещал.

– Обещал Злате? Что обещал? – удивилась Василиса Петровна.

Яков скомкано объяснил, запинаясь и теряя слова. Он ждал вопросов и обмирал, пытаясь придумать, что на них отвечать, но Василиса Петровна просто кивнула и приняла короб.

– Злата приболела, – созналась она. – Думаю, твой подарок ее порадует. Я надеюсь, скоро она сама появится здесь и сможет поблагодарить тебя лично.

Яков с трудом кивнул. Он на такое надеяться не смел. Если не разобьет и ногами не потопчет, уже хорошо будет.

– Спасибо, Василиса Петровна. До свидания.

С тяжелым сердцем он вышел из кабинета и притворил за собой дверь.

Наверное, из вежливости нужно было попросить передать что-нибудь. Пожелания, теплые слова. Но…

В его комнате до сих пор лежали скомканные листы, тетрадные и блокнотные. Яша писал до тех пор, пока не исписал всё, что у него было, но так и не смог подобрать правильные слова, собрать их во что-то толковое. Он сам до конца не понимал, о чем писать. Просить прощения? Или признаться, что хотел бы попробовать еще раз? Умолять встретиться и поговорить? Что она сейчас хотела бы услышать? И хотела ли вообще слышать что-то от него? Поэтому его послание ушло к ней без слов. Когда Яков собирал вещи в короб, ему на мгновение показалось, что их и так будет достаточно, чтобы всё сказать, и он позволил себе в это поверить.

В животе заурчало. Надо было поесть. Кажется, он не завтракал. Ужинал ли?

Пытаясь вспомнить, есть ли у него что про запас, Яков поплелся в общежитие. Настроение было препоганое. Теперь, выполнив свое обещание, он ощутил себя и свое существование бесполезными.

В комнате нашелся пакет гречки. Не то чтобы Яше хотелось гречки, но хотелось есть, а ничего другого не было. Как и поведала Злата в его первый день здесь, на кухне действительно лежала скатерть-самобранка, и они с Климом даже попытались ею воспользоваться. Скатерть предложила им на выбор блины, щи и салат из овощей. У блинов оказался вкус хрена, у щей – горькой редьки, а у салата – соли. Позже Елена объяснила, что кто-то пытался отрезать от скатерти кусок и тем самым попортил ее, и теперь, чтобы добиться от нее чего-то приемлемого, нужно было приложить уйму сил и времени. Мало кто готов был этим заниматься. Так что Яша взял гречку и пошел на кухню. И обязательно бы дошел, если бы из кухни прямо на него не вышел Клим.

Они оба замерли, не спеша ни заговорить, ни разойтись. Клим глядел, будто зверь, приготовившийся защищаться. Однако Яков и раньше не планировал нападать, а сейчас тем более чувствовал себя слишком разбитым, чтобы это делать.

Они стояли и молчали, пока со стороны лестницы не послышались шаги.

– А у меня вот пирожки, – вдруг быстро сказал Клим и приподнял руку, в которой нес увесистый пакет. – Только разогрел. Покупные, но уж точно вкуснее гречи. У себя буду есть. Идем?

– Идем, – ответил Яков и послушно направился за братом.

И внезапно вся эта ситуация показалась ему донельзя абсурдной. Он засмеялся.

– Ты чего? – обернулся Клим, вероятно, решив, что он смеется над ним.

– Да как в детстве. Куда ты меня повел, туда и иду, – ответил Яков, не подумав, но брат резко остановился, а Яша не успел и влетел ему в спину.

– Клим…

Не хотел нападать, а вышло, что всё же кинулся.

– Никогда я тебя ни в чем не винил и винить не буду, – вздохнул Яков. – И никто не будет.

– Лучше бы я сам тогда оступился. Лучше бы меня…

– Не надо, – устало попросил Яша. – Как случилось, так и случилось. Ты ведь не хотел, чтобы со мной что-то произошло. И нечего себя корить. С младенца какой спрос?

– Я всё понимал!

– Тебе едва четвертая зима минула. Это как с Петюни сейчас спрашивать. Ну, спросил бы?

Клим отрицательно качнул головой.

– Вот и я о том. Всё, давай уже сюда свои пирожки. Я есть хочу страшно.

Обогнул его и пошел вперед.

В комнате у Клима царил не то чтобы бардак, но беспорядок. Яков подумал-подумал и опустился прямо на пол, прислонившись спиной к кровати, вытянул ноги. Мази, что принесла ему Злата, оставалось совсем ничего, на тренировки с братом он теперь не ходил и уже готовился к тому, что скоро боль в спине вернется.

Клим развязал пакет, достал миску, вывалил в нее пирожки, поставил рядом с Яшей и сел рядом. Ели они молча. Пирожки были хорошие, горячие, сытные. Якову достались с луком и яйцом и с печенью, и он с удивлением обнаружил, что чувствует вкус и радуется ему.

– У меня еще есть, хочешь? – спросил Клим, когда Яша съел последний. – А чайник недавно вскипел. И молоко имеется.

– Странное оно тут…

– Это да. Но я уже привык.

– Клим…

Слова тут были абсолютно лишними, да и знать бы, что говорить. Поэтому Яков подумал-подумал, да и обнял брата. А тот взял и обнял его в ответ. Глупо, конечно, это всё было. Зато и правда живительно.

– Ну всё, – сказал Клим, отстраняясь. – Ты тут еще заплачь.