Пока шел, осмысливал все происходящее. Тело не мое — факт. Причем хоть и не знаю кто я и кем был раньше, но точно не этим парнем. Успокоительный вариант, что все еще брежу казался мне несостоятельным — здесь и сейчас, похоже, все всерьез и реально. Но все равно пока от этой версии отказываться не буду — пусть будет. Проснусь и хорошо, просто порадуюсь что кошмар приснился.

Если же вот это вот все сейчас — продолжение дикой дичи начавшейся на поляне ритуала, то все плохо. Потому что я «размотал», как выразился незнакомец, двух дочек местного воеводы, причем аж целого князя. И не думаю, что князь — «порывистый и деспотичный», вспомнил я его характеристику, это так просто оставит. Потому чувство опасности и долбит ошалело в набат в голове.

Ритуал проходил в середине дня, помню солнце высоко стояло, сейчас вечер. И речь уже не на часы идет, а на минуты, думаю. Надо валить отсюда, причем срочно.

В палату точно возвращаться больше не буду — там и нет ничего моего. Сестру — не мою, а сестру Дмитрия Новицкого… или уже мою? Впрочем, неважно, надо забрать ее из двадцать третьей палаты, как раз мимо прохожу. Но первым делом в туалет, тем более ноги уже почти до него донесли. Дверей две — одна с треугольником, вторая с кругом. Непривычно — похоже местные польские условные обозначения; но догадаться где какой легко, вполне интуитивно понятно.

Стойку-штатив хотел оставить в коридоре, но зачем-то забрал с собой. Зашел ориентируясь на значок с треугольником и только здесь отпустил, у самой двери, когда увидел справа зеркала над умывальниками. Подошел, посмотрел. Из зеркала на меня посмотрел в ответ Дмитрий Новицкий, юноша шестнадцати лет собственной персоной.

Замерев у зеркала, я несколько долгих секунд рассматривал нового себя.

— Йа п-пердоле, — не удержался от комментария на польском, выражая крайнюю степень удивления. После чего добавил едва слышно: — Ну здравствуй, похоже это теперь ты.

Выгляжу новый я… странно. Взъерошенные волосы белые. Не серебряные, как у моей «сестры», которую волей княжны Марии и ее наставника я чуть было не изнасиловал и не убил в ходе ритуала. Вполне обычные белые, полностью седые. Скорее всего, последствия удара молний.

Но и кроме белоснежных седых волос выгляжу я донельзя странно. Непривычно.

В зеркале отражается весьма помятый юноша, но, если причесать, помыть и переодеть в приличное, можно вставлять на обложку модного журнала для девочек. Вроде бы европейский типаж, но к какой расе принадлежу — сходу и не догадаться. Покрутил головой, оценивая. Впалые щеки, высокие скулы. Глаза большие, непривычного цвета — странно голубые, как будто неоновые.

Внешность… не очень реальная, особенно этот странный мягкий свет глаз. С другой стороны, происходящий недавно на поляне ритуал тоже выглядел довольно странно, а у Мари глаза так и вовсе ярко сияли.

— Какая прелесть, — вслух озвучил я впечатления.

Да, взъерошенный юный денди напротив тоже это сказал, значит зеркало не врет. Вдруг шерсть на загривке… тьфу, волосы на затылке, вновь стали подниматься от ощущения опасности.

По спине вдоль позвоночника побежали морозные мурашки, верхняя губа приподнялась без моего участия — словно в оскале, а секундой позже я услышал звуки открываемой двери. Не сюда двери, в туалет, а двери в коридоре — ведущей на этаж отделения. Здание старое, потолки высокие, как двери — деревянные, тяжелые и скрипучие.

Сразу после того как скрипнула скрежетом открываемая дверь, послышался звук шагов. Тяжелые шаги, явно несколько человек. Кроме того, выделяется легкое цоканье каблуков. И тут же я, словно оказавшись в полной, абсолютной тишине, услышал звук чужого дыхания. Так. Три человека. Один похрипывает, даже чуть посвистывает — похоже, сломан нос. Двое других дышат ровно — совершенно спокойны.

Столь обостренный слух накрыл меня всего на несколько мгновений, в течении которых я осознал количество людей в коридоре. Не обращая внимания на нечеловечески усилившееся восприятие (слово «нюх» даже мысленно не произнес), я замер.

Это за мной — догадка предчувствия пронзила молнией. Бежать надо, бежать отсюда. Вот только есть проблема: не только за мной пришли — вспомнил я, когда услышал еще один звук открываемой двери.

В другой конец коридора тяжело шагающие гости точно не успели бы пройти — зато совсем рядом здесь двадцать третья палата с юной среброволосой девушкой, которая реципиенту, в теле которого оказалось мое сознание, приходится сестрой.

Дверь хлопнула, в коридоре из звуков остались только цокающие каблуки. Похоже женщина идет к сестринскому пульту. Так. Что делать? Решение отложил: прежде чем бросится что-то делать, нужно решить первоочередную проблему — наконец двинулся я к огороженным кабинкам.

Перед тем как осознанно начинать свою новую жизнь, делая выбор — бежать или остаться, подарил себе пару десяток секунд блаженства. За это время не думал вообще ни о чем, стоя с закрытыми глазами и запрокинув голову. После вернулся к зеркалу, наклонился к крану — горло пересохло, надо воды попить. Наплевать, что из-под крана в туалете, мне сейчас хоть чуть-чуть энергии где-то взять надо.

Вопрос жизни и смерти — предчувствие опасности определенно не врет.

Пока присосавшись к крану глотал холодную невкусную воду, услышал голос медсестры. Она что-то говорила, как вдруг оборвалась на середине фразы. Все, нет больше медсестры с круглым лицом — понял я с полной уверенностью.

Несмотря на выпитую воду, горло снова пересохло. Пришлось даже приложить некоторое усилие, чтобы сбросить с себя оцепенение страха. На деревянных ногах подошел к двери туалета, едва приоткрыл, выглянул. Успел заметить, как мелькнули полы белого халата — постукивающие каблуки зашли в двадцать третью палату. Это не догадка, это я номер таблички только что на приоткрытой двери увидел.

У меня есть выбор сейчас. Дверь на лестницу вниз вот она — прямо передо мной. Пара шагов, и я в безопасности. Вот только совсем недалеко, в двадцать третьей палате, моя сестра. Пусть «сестра», в кавычках, но она теперь моя.

Вышел из туалета, захватив с собой стойку для капельниц. Приподняв ее, чтобы колеса не жужжали по устилающим пол плиткам керамогранита, подошел к двери двадцать третьей палаты. Двигался уже легко, плавно — болезненная слабость прошла, да и на адреналине я сейчас. Страха тоже больше не было — весь в туалете остался.

За дверью палаты слышалась возня — сдавленные крики и звуки борьбы. Коротко выдохнув, чувствуя, как бьется в висках кровь, открыл дверь и зашел внутрь. Палата — близнец той, в которой очнулся я. Здесь тоже четыре койки, и тоже занята только одна — на ней сейчас пыталась вырваться, придавленная сильными руками, среброволосая девушка.

Опять лица не вижу — лежит девушка на спине, но густые локоны в беспорядке, закрывают его почти полностью. Рядом с кроватью трое; двое массивных мужчин — один из них держит ноги девушки, второй перехватил руки и коленом давит ей на грудь, безо всяких сантиментов жестко прижимая к койке. Рядом суетится женщина, у нее в руках иголка шприца и сам шприц, по отдельности. Все трое — в обычной одежде и накинутых сверху белых халатах.

Едва зашел в палату, как на мне скрестились взгляды стразу трех пар глаз. Холодные взгляды, неприятные — и ни следа смущения или удивления. Сомнений не осталось — это привет от «порывистого и деспотичного» князя Гавела Лещинского. Сначала троица зашла к сестре, забрать или убить, не знаю, потом — скорее всего, собирались ко мне. Наверняка ведь в курсе нашего состояния, поэтому сначала к сестре и зашли. Потому что знали — я в полном беспамятстве. В котором до сих пор бы и лежал, если бы не звериное чувство предчувствия опасности и ощущение приближающейся угрозы, буквально выдернувшее меня из мутного беспамятства.

«Ну пришел. И что дальше?» — спросил сам у себя.

Интересно, в прошлой жизни я тоже вот так постоянно сначала делал, а потом думал? Вполне возможно. Но чтобы ты ни делал, чтобы не творил — никогда нельзя терять уверенности. Любая сотворенная дичь может прокатить, если творить ее на серьезных щщах и не давать ни единого шанса неуверенности. С такими мыслями я уже, опираясь на едущую рядом стойку капельницы, ковылял к группе у кровати.