— Марина Шульц?

— Мы сейчас в Изнанке, здесь можно говорить вслух не боясь быть услышанным, но о некоторых вещах лучше все же тактично помолчать.

— Ясно.

— В общем, после того как допросила барона Бертрана, я связалась с Бастианом и в помощи он не отказал. Да, Бастиан мне скинул анализ, четверо участников нам вполне подходят, он готов их отправить в Нагасаки.

— Подходят для чего? — озадачился я.

— Мы зачем вообще ехали участвовать в ивенте?

Ну вот, опять сначала говорю, а потом думаю. Спросил и сразу вспомнил, что мы ведь среди прочего изначально планировали на матче Грязной лиги найти кандидатов для создания команды для участия в Русском покере. Замылилось это как-то на фоне всего происходящего.

— Да все, вспомнил, — извиняющееся замахал я руками. — Фамилии четверки: да Сильва, Гарсия, Бетрезен и Магнуссон?

— Да. Только не Бетрезен, а Бертезен. Они все приговорены, те кто отправил их на смерть незаконченным дело не оставит. Из выбора у них только вариант остаться в Германии, поступив на службу в армию под чужими личинами и приняв немецкое подданство, либо Бастиан после моего подтверждения отправит их сюда, чтобы мы сделали им предложение.

— Ясно. Ну так-то бодрые ребята, хотя Бетрезен я в деле не видел.

— Бертезен.

— Ой, да какая разница. Почему ты их сразу не забрала, характеристик еще не было?

На вопрос Надежда не ответила, смотрела на меня очень странно.

— Что такое?

— Сложно было? — поинтересовалась ее кавайная светлость довольно осторожно.

— Где? — не сразу понял я. — А, ты про это… непросто, я бы сказал. Если ты волнуешься о моей психологической устойчивости, то я в порядке. Меня больше заботит то, что я не совсем понимаю, что происходит.

— А меня серьезно заботит то, что я уже похоже понимаю, что происходит. Но мне сейчас очень нужен от тебя рассказ о том, что произошло с того момента, как проснулся. Пошагово.

— Проснулся от плохого предчувствия, увидел, что тебя нет, оделся и вышел из комнаты, где в этот момент взорвался термобарический боеприпас. Увидел в коридоре двоих охотников, которые добивали Анну Гарсию из белой пары. Попытался сунуться на пожарную лестницу, увидел, как там добивают Софию Бертезен из красной пары. Потом выпрыгнул в окно на крышу летнего кафе, там…

— Я же попросила, пошагово, — мягко попросила Надежда.

— Я пошагово.

— Ну ты же не с четвертого этажа выпрыгнул…

— С четвертого.

— А, да? — удивилась Надежда.

— Да, по мне стреляли, пришлось импровизировать. Я с собой в окно взял пожарный рукав, так что частично скорость падения погасил, где-то на уровне второго этажа. Через деревянную крышу зашел в бар, в баре нашел нож, под огнем спустился на цокольный этаж, где из засады зарубил одну охотницу, забрал ее пистолет и убил вторую, пустив ей пару пуль в голову. Потом поднялся в атриум, увидел, как альбинос Сигурд как-его-там Магнуссон с помощью магии крови противостоит паре охотников, помог ему немного, поддержал огнем. После свалил на служебную стоянку, там угнал машину, но у ворот отеля встретил бронеавтомобиль. Уходя от пулеметного огня заехал в отель, разбил аквариум, а после меня убили взрывом.

— Большой аквариум, в атриуме?

— Да.

— Жалко, красивый был.

— Я не специально, просто затормозить не успел.

— Ясно. Н-ну, могло быть и хуже. А сейчас, скажи мне пожалуйста… вернее, опиши свои впечатления во время взрывов. Ты сказал, что в номер прилетел термобарический боеприпас?

— Я не знаю, но очень похоже. Но знаешь… — я задумался. — В момент взрыва у меня были ощущения, что меня словно… даже не знаю, как объяснить. Знаешь, как мокрую тряпку встряхнули, и я некоторое время смотрел на мир, который окрасился во все оттенки красного. Что?

Похоже я сказал именно то, что Надежда боялась услышать.

— Это был конструкт с адским пламенем, — пояснила она в ответ на мой взгляд.

— И? — медленно протянул я, холодея под пронзительным, иначе не сказать, взглядом Надежды.

Потому что в ее глазах увидел и почувствовал самый настоящий страх.

— Дим, — вздохнула Надежда. — Ты должен знать: те, кто стрелял, предполагали, что в номере нахожусь я. Не Наташа Романова, а именно я, Надежда Кудашова, владеющая темными искусствами. Адское пламя выжигает чистую тьму, а вместе с действием браслетов ви-блокатора оно дает негативный эффект — даже если бы я выжила, около суток я не смогла бы пользоваться темными искусствами. А после нас, тебя и меня, сожрали бы крокодилы.

Надежда сейчас сбросила маску холодной и уверенной в себе ее светлости. Маску, в которой она приехала сюда месяц назад — осознание того, что она могла умереть, ее ошеломило. Она продолжала говорить, и голос ее подрагивал:

— Дикая случайность: если бы ты не сломал нос секретарю барона Бертрана, вступившись за меня, барон может быть не захотел бы меня выкупать — он ведь на меня свой годовой доход потратил. Если бы все не пошло так, как пошло, мы бы с тобой уже были мертвы.

Я задумчиво покивал, наблюдая за выбитой из колеи ее светлостью.

— Я не из-за этого испугалась, — неожиданно отреагировала побледневшая как мел Надежда.

— Из-за чего же?

— Я испугалась не потому, что могла умереть. Не в первый раз, знаешь ли. Мне страшно потому, что я сейчас даже не могу даже представить, кто мог все это организовать. Видишь ли — тебя, или меня, или сразу нас обоих пытались убить люди, которые находятся совсем близко к Олимпу, на самой вершине мира. И страшно мне потому, что я даже не догадываюсь кто конкретно это мог быть.

«Или догадываешься», — невольно мысленно добавил я.

— Или догадываюсь, — глядя на меня пронзительным взглядом, беззвучно прошептала Надежда.

— Постой, ты же одержимая темными искусствами, и ты ведь можешь воскреснуть на родовом алтаре, или где там…

Я сказал и понял, что ерунду говорю. Если кто-то решил убить Надежду, зная кто она, то уж и о том, чтобы разобраться с ней после воскрешения этот кто-то определенно мог позаботиться, если уж начал действовать.

— Вот именно, — явно прочитала мои мысли Надежда.

Мне вдруг стало очевидно, что она сейчас ошарашена осознанием того, что опасность ей грозит не от тех, кого она могла бы считать врагами, а совсем наоборот.

— Да, приятного мало, — понял я наконец всю глубину той задницы, в которой мы оказались.

— Дим, я вытащила нас в Изнанку и говорю сейчас все это, чтобы ты понял, куда именно ввязался. Я хочу, чтобы ты все обдумал и решил, готов ли ты продолжать. Времени до завтра тебе хватит?

— Почему я должен быть не готов?

— Может быть после прыжка с четвертого этажа и с перспективой быть съеденным крокодилом, лишившись Сферы жизни, ты по-иному посмотрел на происходящее.

— Так у меня же выбора нет.

— Есть у тебя выбор.

Надежда смотрела прямо на меня, и в ее глазах вновь мелькнула тень не страха, но опасения. Точь-в-точь такой же взгляд, как я видел в самолете, когда ей пришло второе сообщение.

— Какой еще у меня выбор?

— В Нагасаки завтра прибывает князь Новиков. В пятницу, когда мы летели в Дарвин, указом императрицы он был назначен генерал-губернатором Восточного края и с Нагасаки начинает объезжать вверенные в управление территории. И наверняка завтра, или послезавтра, он захочет поговорить с тобой.

«Альбин, что за Восточный край?»

«Чукотка, Камчатка, Сахалин, Курилы, Хоккайдо, Цусима, Окинава, русские анклавы в Японии, а также находящиеся под управлением российских администраций протектораты территорий Юго-Восточной Азии»

— Вашсветлость, скажите пожалуйста… Первое сообщение, которое вам пришло, когда мы летели в самолете, после которого вы не сумели скрыть волнение и сказали мне: «Потом». «Потом» уже настало?

— Да. Это было сообщении от Бастиана — у него появилась информация о возможном применении в нашем номере конструкта адского пламени.

— Ясно. А что за второе сообщение?

— Это было сообщение о том, что в Нагасаки завтра прибывает князь Новиков.